Вагончик жизни неприкаянной

Не заставляй меня, начальничек, любить отчизну нашу славную,
Я, жизнью битый да общипанный, ее и сам, дурак, люблю,
Я под портретами не сиживал и не выруливал на главную,
Но по годам безкомиссаровым, ты не поверишь, не скорблю.

Двадцатый год тачанкой бешеной по детской памяти проносится,
Нас чердаки встречали ласково, где я щенком бродячим рос,
Котлы рыжьем на дяде светятся, под тельник парню так и просятся,
И вот канал шлифует душу мне, тот, что на пачке папирос.

Где в минус сорок пять на карцере босым чечеточку выплясывал,
А ты, путевкой в жизнь одаренный, меня с винтовкой сторожил,
Мне не досталось той путевочки, я струпья с пяток на пол стряхивал,
И хмыкал урка запартаченный и дед, что хлебушек гноил.

Не довелось мне с медным чайничком за кипятком на полустаночках,
Меня в буденовских вагончиках страна катала задарма,
Я потроха великой Родины ласкал кайлом да спозараночку,
И мысли о долинах сказочных мне отгоняли от ума.

Когда шарахнуло-бабахнуло, мы за труды за наши адские
Все стали братьями и сестрами, так нам назначили тогда,
И, подоткнув свои шинелишки, клопами битые, штрафбатские,
На кон поставили играючи шальные жизни за года.

Мы шли, свинец ловя на придохе, мешая с кровью слизь болотную,
Гвоздями в мозг нам вбили намертво приказ – ни шагу, тля, назад!
А в наши тесные окопчики, что рыли мы под вопли ротного,
Держа на мушках спины гнутые, уже залег заградотряд.

Нас не учили слову Божьему, молитв не знали, несмышленыши,
Но как хотелось пасть пред Господом, а не под танками в крови,
На нас стеной кресты железные, а сзади синие околыши,
И кореш – где ты, друг мой искренний? Не докричишься, не зови.

Мы взяли высоту, начальничек, оставь вопросики пацанские,
Телами гнезда пулеметные закрыли, дав на все ответ,
Мне смерть корячилась не ласково, а, может, годы каторжанские,
Но выпал фарт, и пулю-дурочку словил в живот, а не в хребет.

Полковник-врач, ворча и кашляя, из брюха пули мне выуживал,
И мама-Родина доверила в единый ряд мне встать с тобой,
Мы версты жизнями отмерили, но мы дошли, так было нужно нам,
И вновь вагон стучит колесами, и позади последний бой.

И пусть когда-то ты не брезговал принять со мной по сто главкомовских,
Но ты вагончик наш прокуренный забил трофейным барахлом,
Мне места нет на третьей полочке, и снова я качу в буденовском,
И жизнь, мелькая за решетками, мне режет душу, как стеклом.

И снова ты, звеня медалями, мне будешь зубы пересчитывать,
Кричать, что скоро я пришлю тебе с небес от Господа привет,
Но все зачтется, и присядешь ты – братан, хорош меня воспитывать –
На мой родной сучкасто-дырчатый прибитый к полу табурет.

Мы все Победы нашей крестники, и ты, герой, страной обласканный,
И мы, безвестные, что трупами тебя укрыли от свинца,
И все братки мои, кандальники, что в телогреечках затасканных
На снег выплевывали легкие, чернее смоли от сырца,

И тот, кто из окопа нашего нам в спины целил так не вежливо,
И тот, с чьим именем вставали мы, себя прославив на века,
И пусть портреты в угол свалены, он будет жить, ведь память въедлива,
В наколотых у сердца профилях и за стеклом грузовика.

А эти профили дарили нам надежду пулей не отметиться,
«К стене!» - но дрогнут руки вохровцев, когда от горла клифт рванешь,
Мы по свободе не печалились, дурдом, сто первый – все успеется,
И лишь идейные канючили, мол, жизнь сгорела не за грош.

Пройдут года, напишет книжечки любитель вохровских запевочек,
Их через тридцать лет бессовестно вам продадут из-под полы,
Не видел он, сопя под шконками, кровавых слез кенгирских девочек,
О нас – на радость новым «ссученным», себя спасая от хулы.

Я не марал коры березовой, и не шептал, и не юродствовал,
К исходу дня в ворота райские с кривой ухмылкой не стучал,
И пусть по жизни не случилось мне костюмчик мерить фильдеперсовый,
Но я стакан не грел от жалости, что минусов не просчитал.

Как жизнь сложилась, так и ладушки, а день сменяет ночь туманную,
И дочка, счастье припоздалое, кому-то машет из окна,
Кому-то память, птица злобная, терзает плоть и душу рваную,
Да только крови этой пролитой во все хватало времена.

Моим красивым русским именем не назовут родную улицу,
И детям у могилы с номером не встать в почетный караул,
Вагончик жизни неприкаянной пусть разминулся с дочкой-умницей,
Но беспощадный ветер времени во все года меня не гнул!


Сергей Старин
2016 - 2017 г.г.