Ныряя в космос твой скопленьем чувств

Когда устанет ветер в небе дуть,
Гоняя синевой овечье стадо,
Я стисну в кулаке девичью грудь
(Ведь с маленькою только так и надо).

Румянец от смущенья на щеках -
Для губ моих призыв засосом впиться.
Я так атавистически шикарн,
А может и шикарен. Да, тупица:

Двух слов не смог связать, но до мурах
Тебя довёл небритым лобызаньем,
А кровь моя, забыв что я в летах,
Устроила потенции экзамен.

Так странно, что у бабушек и тёть
Я пользуюсь умеренным успехом.
Им языком чесать бы да молоть
Мою любовь, летящую с уст эхом,

Дразнящую меж складок эротизм,
И капли страсти в бабьем целлюлите.
Ах, сколько глаз, но хватит ли всем  призм,
Чтоб разглядеть? Устал я веселить их,

Смех жалким стал, а  юмор оскудел,
Не радуют мой слух рукоплесканья.
Пряду свою словесную кудель,
Но сил не хватит воплотить всё в ткани.

И потому давно как соловью,
Пишу стихи, не пишется - не ною,
Всё жду, когда ты скажешь ай лав ю,
Пришьёшь меня к себе  морской волною,

Нащупаешь ладонью рудимент,
Сожмёшь слегка, чтоб он окреп и взвился,
Стряхнёшь с моих залысин пряди лет,
Чтоб я в горячке выбился из сил всех,

Ныряя в космос твой скопленьем чувств,
В туманности неся пыльцу сверхновых.
Я бешеный басмач, а не лангуст,
С тобой коньки отброшу и подковы!