Сердце майского жука

                (Из сборника рассказов "Русское забулдыжье").

     В детстве у меня был перочинный ножик в перламутровой оправе. Мне он нравился своим изяществом. Его было приятно держать в руке. Я с ним не расставался даже ночью. Хранил его под подушкой.
     Друзья мне завидовали и чего только не предлагали за него: автомобильную камеру, которая вполне могла заменить резиновую лодку, лук со стрелами, немецкую губную гармошку. Я от всех предложений отказывался. Мальчишки не понимали, зачем мне нож, если я им не пользуюсь по назначению. Им лишь бы чиркать лезвием под деревьям да выстругивать из палок казацкие шашки, чтобы играть в войну…
     В нашей компании был мальчик по фамилии Мучителев. Он был на два года старше меня. Вредный, драчливый тип. Фамилия прямо-таки по нему была скроена. Его любимым развлечением было мучить животных и насекомых: то галчонка камнем с дерева собьёт, то лягушку через соломинку надует, как шарик, то привяжет к хвосту котёнка консервную банку, то затопчет муравьиную тропинку.
    Однажды вздумал на моих глазах расчленить сороконожку. Оторвет лапку и наслаждается конвульсиями конечности.
     – Живодёр! – Сказал я. – Отпусти бедное насекомое. Ему же больно.
     На что Серёжа ответил:
     – Отпущу, если ножик подаришь.
     – Бери. Только дай обещание, что не будешь заниматься членовредительством. Согласен никого не обижать?
     Но он не сдержал своего обещания. Он стал ещё более жестоким, когда потерял мой ножик в ивовых зарослях возле реки.
     Это был райский уголок. На перекате хорошо ловились голавли. Крутой берег реки с сосновым ароматом облюбовали ласточки и московские знаменитости. Здесь, почти рядом с дачами Козловского и Максаковой, птицы устраивали свои гнёзда. И так было каждое лето…
     С той поры прошли годы и годы.
     Когда я решил навестить эти заветные живописные места, я был просто поражён отсутствием дорогих примет. Я даже подумал сначала, что попал не в ту деревню, и эта речка-переплюйка вовсе не Истра, ведь у той реки были горделивые берега. Теперь они ссутулились. И ласточки больше не вились над полем ржи…
     Всё изменилось до неузнаваемости.
     Я присел на корточки, засмотревшись на речную гладь.
     И водоросли повяли.  А прежде они шевелили зелёными усами, как здоровенные сомы.
     Было жарко, и я решил искупаться.
     Дно в этом месте и раньше было илистым. Я оступился и напоролся на что-то острое. Опустил руку в воду по локоть, полагая, что там бутылочный осколок, но оказалось, что я поранился о лезвие ножа. Это был мой ножик, тот самый, из далёкого детства. Я его сразу узнал по перламутровому убранству. Правда, перламутр безнадёжно потускнел, а лезвие источила ржавчина. Его даже невозможно было защёлкнуть, чтобы сложить… Предмет всеобщей зависти превратился ни во что.
     Я вспомнил Серёжку Мучителева. Он погиб во время пожара. Загорелся сеновал, когда он в своей лаборатории ужасов пытался прожечь сердце майского жука сфокусированным солнечным лучом от увеличительного стекла… Он так и не понял, как устроено сердце и почему оно продолжает болеть, когда уже ничего не происходит, когда кончается жизнь…