Манифестация

– Какого ера милый брат? – сказала мне сестра. – 
Сегодня свинг и гей-парад, и важная игра. 
Сегодня праздник, дорогой, а ты ни бе, ни ме! 
Лежишь, прости, как пьяный гой по шею в бугульме. 

Надень лосины, сладкий друг, и блейзер и рей-бан, 
Возьми айфон, айпэд, макбук, «Шарли ебдо», Коран, 
Возьми свой вейп, анальный зонд (и зонтик не забудь), – 
И вот порог, вот горизонт, шагай в неблизкий путь. 

Сквозь русский бунт, сквозь русский лес, сквозь весь неадекват 
Беги, катись, как мелкий бес и не смотри назад. 
Спеши, о брат, плыви как сиг теченью вопреки, 
Забудь про пидоров и свинг, шагай на брег реки, 

Там сядь, мозгами пораскинь, издай победный стон, 
Гребёнку мыслей ощетинь энд гейм ма браза он! 

– Люблю такой зигзаг в судьбе, – промолвил я в ответ. – 
Я право обрету в борьбе, пролью на тени свет, 
Изнанку вскрою бытия, раздвину ставни тем... 
Короче, планов до буя, но много и проблем! 

Положим, может ли игра играть в себя? Зане 
Ведь кто-то брякнет: «ни хера», а я скажу: «вполне». 
Игра – она же как дитя, что изучает мир, 
Что лезет пальчиком, кряхтя, в секретную из дыр, 

Что ковыряет до крови и смело тащит в рот, 
И – Господи, благослови! – спешит за поворот. 
Удержишь ли игру в узде? Вернёшь ли в стойло дней? 
На жопе сидючи в гнезде, угонишься за ней? 

Поставил я тебя в тупик? Таков мой скорбный дар, – 
Стреляю словно дробовик. 

– Грeбать, какой угар! – 
Воскликнула сестра моя, закрыв лицо рукой. – 
Ты, сука, хуже лишая! Капец, какой тугой. 
Кончай бренчать, мой Виктуар, начни играть, дружок! 
Я начал. И святой нуар глаза мои обжёг. 

Узрел я дождь, узрел я смог, брусчатку и кирпич, 
Услышал тихий шелест ног, гудка надрывный клич. 
Узрел на площади толпу: плащи, плаши, пальто, – 
Все грезят облюбить судьбу в Последнее Лото. 

На возвышенье, будто крест, раскинув крылья рук, 
Читает звонко «Манифест» проныра-политрук. 
А в «Манифесте» речь о том, что при игре в Лото 
Нет правил, есть один рэндом и сучье шапито. 

Любой игрок в ней может быть хоть клоун, хоть гимнаст. 
Любая роль – грeбаный стыд, по жести, без прикрас, 
Как каминг-аут на пиру, как пьяный вдрызг жених, – 
Не люди гамают в игру, игра играет в них. 

Здесь злых уродов большинство, здесь предадут любя, 
Здесь Бог ваще ни за кого, и каждый за себя. 
Здесь мор и глад, чума и рак, апофеоз херни, 
Но если ты в игре, чувак, то ты кладёшь на них! 

Ты видишь только барабан да числа на шарах, 
Пускай ты долбаный баран, тебе неведом страх. 
Как, впроч, неведомо и то, что беден иль богат, 
Но уд Последнего Лото тебя пердолит в зад. 

Одет ты в плащ или пальто, да хоть бы в редингот, 
Но уд Последнего Лото тебя не обойдёт. 
Ты можешь кон ушестерять и быть настороже, 
Но… я не стану повторять. Всё сказано уже. 
 
– Какая, сука, грeбота! – одобрила сестра.  –
Жирна, навариста, густа, и гейма дохера. 
Пусть ты и сраный пустобрёх и безыдеен в край, 
Но, сука, разом кроешь трёх как дикий самурай. 
Метафора, конечно, стыд... но я же не поэт! 
Короче, я молчу как жид, а ты пили сюжет. 

– Итак, толпа. Итак, игра, – продолжил я вещать, – 
Скопцы, лакеи, юнкера, мещане, чернь и знать. 
Все ждут, когда же политрук, вертлявый как цыган, 
Читать закончив грeботу, раскрутит барабан 
И цепкой лапкой «щипача» достанет первый лот. 
Невнятно что-то бормоча, к глазёнкам поднесёт, 
Изучит сквозь очки, потом разинет рот-дупло 
И, погрозив толпе перстом, провозгласит число. 

Немая сцена, ступор, шок, несчастье, торжество, 
Там кто-то рухнул как мешок, тут – мат и хвастовство. 
О, эти люди-скобари! Шакалы и глисты... 
 
 – Брат, на себя-то посмотри! Не чище ведь и ты: 
То свинг, то дроч на аниме, то «дарк электро», ёп, 
То зад в дерьме, то рот в хурме, а то фейсбук взахлёб. 
Кого ты лечишь, сучий пед?! А впрочем, извини. 
Ты ж просто долбаный поэт, станочник болтовни. 
 
 «Вот лот второй!» – вопит цыган, кривляясь и плюясь, 
Теперь вся площадь – балаган. Как зерги в гон роясь, 
Хохочут, хрюкают, визжат, кого-то бьют дубьём, 
Кого-то тут же пежат в зад, как минимум втроём. 

Треск рвущихся чубов, бород. Нагнали солдатни... 
«Внимание! Есть третий лот!» Иисус, оборони. 
Игра летит на всех парах к финальному свистку, 
Всё стало тлен, всё стало прах, все снова начеку. 

Лишь мы глядим со стороны, бесстрастны и мудры, 
Щеглы, бумагопачкуны, фанатики игры. 
Она кипит у нас в крови, в аврал срывает дно, 
Я говорил «бесстрастны»? Врал! Но это не грешно. 

Я тоже одержим игрой, я с вами в той толпе, 
Бешусь, свищу, срываюсь в вой, гадаю на пупе, 
Ищу заветные слова, как драгоценный клад, 
Готов eбашить вещества, пойти на гей-парад. 

Готов вернуться в эсэсэр, на БАМ, на целину, 
В медцентре увеличить хер и трахнуть сотону! 
«Игру Престолов» не смотреть, про блоги позабыть, 
Стать первым или умереть. Быть, сука, иль не быть. 
 
 – Какого, милый брат, рожна? – сипит сестра сквозь смех. – 
Какая, к чёрту, целина? Какой, послушай, грех? 
Капец у нас пошла жара! А между тем, заметь, 
По правилам должна игра сама себя иметь. 

Не карликов в больших плащах, что у лото сосут, 
И коих на серьёзных щщах разводит трикстер-шут, 
Не графоманов от НФ, от фентези и проч. 
Пойдём, кароч, в антикафе. Ну, скипай этот дроч. 

Ты был хорош, теперь забей. Уймись, в конце концов. 
Пять тысяч знаков есть? Окей. Так гейм ма браза оф!