Картина

На полотне, взмывая за края,
Запечатлен канун беззвездной ночи,
И глубина веков начала бытия, 
И перезвон каких-то средоточий.
Вдруг, вихри белоснежные крутя,
Взрываются, гремят аккорды света,
И краски пламенеющих расцветок
Смеются, издеваются, грустят.
Углы, застыв зигзагами ущелий,
Зубастой злобой накренили ночь,
И щерятся в распахнутой постели
Из плоскогорий, уводящих прочь.
Из света возникает вещество,
Светлея, что-то делает с телами,
А те своими заняты делами
И капают, теряя естество.
И падает стремительно домкрат,
Которым что-то веское вздымают,
И на цветок, подобный розе мая,
Сажают и боготворят.
А там, вдали, за горизонтом алым,
Плеснула белых ангелов струя,
И факелом, над глубиной провала,
Нездешних рыб глаза и чешуя.
И все опять заволокло туманом,
Но что-то тлеет, озаряя дно,
И это одинокое окно
Калечит ночь оптическим обманом.
А в нем фигура с явными потерями,
Без головы, висящей на крюке,
И шляпа с траурными перьями
На поседевшем черном парике.
О, это одинокое окно
Под этим фейерверком восклицаний,
Запущенным иными мудрецами,
И кем вообще, не все ли нам равно?
Но где других оконные огни,
Кого же ныне привлекать к ответу
За то, что мы трагически одни
На свежемеблированной планете?
Ночной туман, крадущийся ползком,
Окно перекрывает понемногу,
Оно о чем-то страстно молит Бога
Простуженным скрипичным голоском.
И взмахом, оторвавшимся от кисти,
Уставшим ждать очередной зари,
Поставлены на страже вечных истин
На крепостные стены фонари.

Слова сложили головы под гнет.
Посеяны. Но кто же подытожит, 
Какие краски ими растревожит?
Посеяны. И что-нибудь – взойдет.


Рецензии