2. Упасть к её красам! Габриэль д Эстре. 16 век

 (предыдущий фрагмент "1.Страсти короля Генриха Наваррского
     из 1-го тома романа "Миледи и все, все, все"
         http://www.stihi.ru/2017/07/03/7250)

– …Столь дряхлым стать тебе позорно рано!
   О, Генрих! Ты нам сыплешь соль на раны!
   Так ходят инвалиды-босяки!
   Зачем тебе рваньё и башмаки?!
   Притом, что балахон донельзя драный,
   таскать тебе такие не с ноги!
   Появится у новой тронной драмы
   твоё, похоже, имя, лишь моргни!
   Идти на риск – и     думать     не моги! –
друзья в тревоге сделались упрямы. –
   Ты     шутишь,    милый Генрих! Как     тебя    мы
   отпустим одного?! В лесу враги!
   Засадами полны овраги, ямы…

Но Генрих, отлучённый от халявы,
шёл к цели с одержимостью котяры
(вопрос, кому с кого бы брать пример).
Имея королевский глазомер,
Анри съязвил: – Лигистам непровара
    в    желудках     пожелал я, изувер.
    Заветный путь изрядно б окривел,
     когда б я избегал лигистов яро.
     Я не купец, что пляшет от товара!..

Когда от замка с милой Габриэль
Беарнца отделял лишь лес да пара
в нём вражеских военных лагерей,
король сказал друзьям. – Вас вместо бала

   ждёт путь обратный, ибо я один
   отправлюсь в замок, как простолюдин.
    Не думайте, что это     юмор     плоский…
«Шутник», надев крестьянские обноски,
по лесу час уж без     хвоста     блудил,
неся на голове мешок с соломой.
В такой личине, блеклой, но укромной,

никто и не признал в нём короля.
С ним даже не сближались в панибратстве.
Враги, «бродягу вшивого» браня,
повсюду пропускали без препятствий
того, с кем поквитались бы в злорадстве…
                .           .           .
– …Война пробила фронт интимный мой,
    мне сразу с двух сторон проела плеши
    и    тонус    весь понизила дневной.
    Жить в оной обстановке боевой
    без женщин и любви?! Заполню бреши!
– Что думаю, скажу вам, как отрежу!
    Не знали вы, что к деве по кривой
    дорожке не подъехать?! Не утешу! –
сердитой Габриэль лить не впервой
помои обвинений на невежу. –
    Видок у вас совсем не боевой.
    И где вы протушили так одежду?!

– Стать самой дерзкой изо всей родни
   краса вам позволяет, несомненно.
   Вы таковы, брани вас не брани, –
заметил гость в сердцах, но не надменно.

– Хотят вам зла     враги    со всей страны…
   Один  вы, без охраны… и на воле?! –
при виде гостя (мы, мол, не равны)
красавица нос морщила от вони. –
     Пусть нынче вы со мной и не фривольны,          
   резвитесь чересчур   рисково   вы!
Ответил гость гордячке: – Даже войны
   не выбьют образ ваш из головы! –
   Я прибыл к вам инкогнито, раз вы
    меня не ждёте вовсе… и довольны.
В глазах же Габриэль читалось «фи»
(надежды на     гербе     своём распни!):
– Сегодня вы особенно проворны,
  коль прибыли в отрепье и грязи.
  Но странно, что настолько вы не в форме.
  Приличия б сам  чёрт  не упразднил!

  По личной чистоте вы не скорбите?!
  Коль на моей хотите встать орбите,
  вы, ставший в ряд известных королей,
  извольте стать опрятней и стройней,
  переодеться     соблаговолите!
  Вы выглядите больше, чем скромней.
  У вас ведь фаворит на фаворите
  одеты лучше всяких королей.
  Для роли фавна, иль  других  ролей,
  вы выбрали костюмчик «то, что надо»…
Милашка удалилась, а король
остался с носом и с её сестрой.
– Опять не ко двору. Вот сатана-то!

   Как будто не король я, а прохвост! –
смутился раздосадованный гость.
– Ну, как тут приструнить свою малую!
   Несёт, что хочет, всё напропалую! –
пришлось сестре краснеть за Габриэль.
– Видать, мне наступать на     грабли –    цель!
  Влюблённый безнадёжно индивидуум,
  давлю в себе     отвагу,     в храбреце, –
смирился ухарь Генрих лишь для виду…
«Я сам держу в руках свою Планиду.
Сначала позабочусь об отце
разборчивой прекрасной недотроги,
а дальше подведём уже итоги
в Компьене, где войдёт он в мой совет.
Подняв свой статус и авторитет,
он будет, как и  я  сейчас, в восторге
от мысли переехать всё семьёй
ко мне в Компьен…  До     встречи,     ангел мой!

Я – твой, благословлённый Роком, пленный»…
Уже на новом поприще в Компьене,
где от любви король в момент пьянел,
ему не позволяла Габриэль
рукой её    бедра      коснуться вольно…
Но то, что огласится не с амвона
и то, что не толкает на панель,
в конце концов, красотка благосклонно
позволила себе и королю.
Коль может адюльтер кормить семью,
товаром станет честь, любовь и лоно…
               .           .           .
Тропу повествованья, иль проспект
открою – не взыщите, что не устно.
Читающим Историю – респект.
В Истории всё весело, иль грустно.

В морали каждый сам себе эксперт,
пусть даже с самокритикой негусто.
Пусть душу кто-то продал за десерт,
но свято место     тоже     ведь не пусто.
Мораль для нас придумал не аскет,
и свод моральных ценностей не чушь, да
всё, чем (по-человечески не чуждым
и нам) способен выделиться Свет,
давно известно. Пыл наш необуздан,
а сдерживаться –     Бог     лишь дал совет.
           .           .           .
Не все немолодые прогадали,
найдя подружку в юном естестве.
У Генриха Четвёртого с годами
лишь крепла связь с любимой д‘Эстре.
Однако, и счастливцам – место в драме…

Шлейф обязательств – это не конвой,
а жертва всенародному лишь благу.
Наваррский Генрих, Франции король,
склонён был к политическому браку.
Что проку морю биться под скалой!..

С мужским либидо, мощным, словно бивень,
насколько Генрих был любвеобилен,
настоль и не отказывал ни в чём
себе по отношению к любимым.
Лишь в  двоежёнстве  не был обличён,
но… это до поры. Грех был не мнимым.

Жизнь Франции разбить параличом
«свои» пытались больше, чем испанцы…
Дверь в прошлое откроем мы ключом
и скажем кратко без импровизаций:
французский вождь был тёртым калачом.

С любовницей король, всё может статься,
готов был, в пику Риму, обвенчаться –
в наследнике законном есть нужда.
Пусть внешне Генрих стал похож на старца,
но в страсти он – любовник, хоть куда!

Опека римской церкви стала хамской.
Союз с Марией Медичи тосканской
навязан папой римским был тому,
кто много лет подряд звал просто сказкой
любовницу за душу и гламур.
                .           .           .
Как прежде, волны бьются зря о скалы,
утёсы безрассудством веселят…
Король был влюбчив, в плотском жил угаре…
Когда в любви летают не Икары,
то людям обещают бесы блат
и плотских  сфер  держаться им велят.

Кто падок на сладчайшие нектары,
а кто и на солёный сервелат…
Любовь сладка, но есть и кулинары,
что горечь воспоют на новый лад…
Не все мечтам Наваррского внимали.
За жаждой мезальянса был догляд.
Когда король стал сам себе не рад,
тогда в год новых личных аномалий

соратники у трона уломали
Наваррского побиться об заклад
с  Судьбой  своей: мертвит, иль лечит яд;
в каких долях смертелен яд в финале?

И нужно ль трон делить с любимой кралей,
притом что Ватикан тому не рад?!
Зато наваррцу с щедростью сакральной
своих невест предложат по три в ряд,
как из колоды карточной игральной.

Король глох от назойливых тирад
в свой адрес от владыки Ватикана.
На Генриха давили все подряд,
но время сластолюбца протекало
в опоре на сердечный лишь уклад.

Неутомимый, как молотобоец,
король любил не только д‘Эстре.
Полсотни общепризнанных любовниц
познало королевскую постель…

Рим папский – конкурент ли для либидо?!
Король всё для себя решил давно.
Но зависть, затаённая обида
вельмож французских – с Римом заодно…

Французским заручившись «одобрямом»,
Рим слал угрозы – не  комар  пищал!
Но Генрих в личной жизни был упрямым.
На брак король склонялся, не спеша.
Для Рима он влюблённым слыл бараном…

Будь Франция державой из держав,
Рим Генриха назвал бы многогранным…
Рок д‘Эстре – предел душевным ранам…
Любовница вдруг, с жизнью оплошав,
ушла навек путём, казалось, странным.
Патологоанатом, потроша
погибшую бедняжку, прав был в главном:
убийцей стал  зародыш  богоданный…
                .           .           .
Тосканская невеста хороша
(цинично говоря, но не греша)
была упомрачительным приданым.
В содействии отнюдь не филигранном
Рим мог торжествовать: в цене сошлись!
В Париж      портреты      слались. Но…     пора     нам
на Медичи взглянуть из-за кулис.
Среди тосканских всех ленивых крыс
кто фору даст надменным злым копухам?
Вот-вот покинет курица насест,
облепленный своим привычным пухом.

Ей  от роду всего-то двадцать шесть,
а вглядывается… в мужчин с испугом.
Сказать, что толстовата – выйдет лесть…
Познанья в драгоценностях ей  честь
составят – тесно связаны с досугом…
Невольно предвкушеньем опалишь
своё воображенье, ведь не бездарь –
художник, что писал портрет с невесты,
а вслед за первым – новый слал в Париж.
В них идеализация уместна
была для     заманухи,      как известно.

Кисть справится, кем  ни был бы позёр,
и даже красоты придаст на грани
того, что лишь     слепец      теперь не взглянет…
Лесть красок и придворный кругозор
тосканских мастеров легки под звон
монет. Предельно льсти, иль будешь крайний.
Для лести мастеров открыт простор.
За гонораром – бег их тараканий…

Портрет принцессы произвёл фурор.
В реале же краса девичья – вздор,
ввиду её отсутствия. Брак явный
природы. Но… Тоскана – это давний,
а главное, солидный, кредитор
погрязшей в войнах Франции с тех пор,
как Генриху Второму в жёны дали
Екатерину Медичи. Сей даме
невольно восхождением на трон
обязан был Наваррский наш Бурбон.
Пусть брачный бы контракт кто высек в камне!..
Заочное венчанье, словно бронь…
Факт     не    был  ни с какой из двух сторон
вначале даже бурею в стакане.
Друг другу не нанёс никто урон.
Посредник представлял французский трон.
Брак по договорённости в Тоскане
скреплён контрактом, и широк был круг
гостей, хотя отсутствовал супруг.

Мечтали видеть мужа, но могли ли?..
По зимним холодам кортеж Марии
добрался до Лиона. Только там
её узрел живьём супруг впервые.
На четверть века младше по летам,

чем сгорбленный супруг (мол, как же  жить нам!),
Мария не смотрелась аппетитно.
Своих посланцев Генрих обругал
за то, что о невесте каждый лгал…
«М-да, внешность флорентийки самобытна.
Гармония, ау! Не лик, а битва.

Сказать чего-то, даже по слогам,
и то не в состоянье на французском.
Во мне дрожит в протесте каждый мускул!
Д‘Аленкур получит по рогам

за наглость уверений, даже льстивых,
что я достоин женских черт красивых,
а сочная невеста всех милей.
Всё это мне вещал, как Гименей,
и втюхивал про даму без изъяна,
а знал про этот сочный… куст бурьяна!
Пусть хоть сейчас ответит мне смелей.
Где ж роза, мне     обещанная?!    – рьяно
сердился Генрих мысленно не зря,
ведь в нём был оскорблён вкус короля. –
Уж лучше б слушал я тогда в пол-уха!
Теперь вдвойне обиднее, что мне
досталась эта рыхлая толстуха!
Ну, может быть, покажется томней

она в канун заветной нашей ночи,
когда узнать я буду правомочен,
насколько темперамент наш совпал.
Ещё ей невдомёк про мой запал.

Насмешливой судьбе с её капризом
обязан унижением я сам.
На первой чаше злато, но… сюрпризом
уродство на второй – виват весам!
Жестокая реальность! Нам предписан
союз, угодный мне иль небесам?!

Как если б оказался бархат плисом,
в невесте милых  черт  нет. Только сан.
А я хотел упасть к её красам!
Портрет принцессы явно был написан
тому назад, наверно, десять лет.

Малышкой называя – что за бред! –
я столько сочинил ей нежных писем,
влюбившись в самый первый же портрет!
В нём тупости с упрямством этих нет!

Бесстрастные глаза, как у коровы,
болезненно белейший цвет лица.
Здоровье есть иль нет, но рост – здоровый!
Насколько же я ниже! Как пацан!..

Двуличные посланцы! Вот и  верь в их
лояльность, дружбу, преданность!.. А пуп
у жёнки жирноват. Иль вкус мой груб»?..
Мария наклонилась, чтобы Генрих
достать губами мог  её бы губ.

«Какой же он вонючий, не симпотный! –
подумала Мария. – Груб  к тому ж».
Увешанный оружием и потный,
бравируя всем этим, молвил муж:

– Я помню до сих пор то обновленье
  в крови, куда блаженство вмиг влилось.
  Портрет ваш, словно Божье откровенье,
  поднял мне дух. Не холст, а милый гость!

  Он словно ваше нёс прикосновенье!
  Я помню это чудное мгновенье
  и как вдруг согрешить готов был в пост,
  когда прислали ваш портретный холст.

  Ваш образ глубиной проникновенья
  то     жар     вгонял под кожу, то мороз.
  Томился дух, где билась без смиренья
  в ночь с образом  бок о бок  уйма грёз!..
  Сам, как о суше млеющий матрос,
  а с вашей стороны без нарицаний,
  я встречей с вами бредил месяцами.
  Ходил, как пьяный, хоть и был тверёз.
  Надеялся на счастье только с вами!
  Живу лишь      вами,      как уж повелось.
  Готов отдать, жонглируя правами,
  день личный  –    вам     лишь, хоть    забавы    брось!..

            (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/07/04/6174)