Антону

Антон "Паттерсона" посмотрел
И увидел меня в нем.
А я-то думаю: в голосе постарел,
А доселе шутил огнем...

Ничего, просветлевший мастер Антон,
Видишь, и о нас снимают кино,
Не только чтоб на фабрике дурной тон
Водился, но чтоб было и светлое пятно.

Жалко лишь, что не помочь пятну.
Но можно с грязью не смешать,
Чуть менее держа его в пустом плену,
Пошлостью какой-нибудь смеша.

P.S. Я спросил у Антона, смеялся ли он за весь фильм, он ответил, что нет. Потом мы поговорили о точках кульминации - я ее поставил на сцене в баре, где у актера спрашивают: "ты что, актер?" и он отвечат, что "да", - на сцене, на которой я хорошо, до слез посмеялся, а Антон ее, кульминацию, поставил на сцене встречи Паттерсона с японцем. О чем это говорит? Что Антон пока мало понимает искусство, но чувствует его.
Потом я, как поэт, хотел что-то сказать на счет сцены обнаружения клочьев трудов поэта по приходе его домой, но не нашелся что. Но это явно не кульминация, это "нитевидный пульс", это провал, обрыв и все же перекресток, крест. Христианину, а все культурные люди христиане, как сказал Мандельштам, этот удар - это судьба: это суждение о вещах, имеющих бессмертное начало.
В чем заключается кульминация, поставленная мною на сцене в баре. Наверное, это слишком личное... и все-таки я утверждаю ее всеобщей кульминацией. Значит, в чем дело. Всех обволакивает любовь: кто-то волочится, кто-то вол, а кто-то волк, волчица; кто-то облако. И вот нам надо попасть на это облако, какую бы форму эта любовь ни принимала в данный момент. Иногда кажется - невозможно, доходит до - все игра... а серьезно играть - это смешно по-лицемерски, по-лицеистски, полицейский. И в то же время серьезно играть - это глупо, наивно трудиться, трудиться утрируя из батрака бабочку. Искра в этом столкновении черного и белого, истина в их беспрестанной борьбе и дополнении. А смешно, собственно, тем сильнее и здоровее, чем ближе сидишь к высечению этой искры на фоне своего отступления от огня. Это как бы застать полуобезьяну, не понимающую, что спички лучше, чем кремень, и понимать, воспринять вмиг то море человеческого тепла, каким оно подсознательно сбивает волной в точке непромокания каменного огня, отливает слезой... Здесь уловлен ритм, биение мирового океана и еще чего-то, стоящего за ним.

P.S.P.S. Интересно, что, стремясь к облаку, у меня складывался образ светотени. И в самом деле, облако - безупречный символ светотени: все, что говорится о тени, нужно сравнить с облаком, чтобы оценить степень света, содержащуюся в тени... кроме того, что явно у облака нет посредников по пропусканию света, белое, оно в себе содержит черный по-английски и ангельский подтекст: дождь и снег.