Белый фрак для чучела

    

                (Из сборника рассказов «Русское забулдыжье»,–
                Москва, 2003 год. Тираж 10000экз.)
                УДК 882
                ББК 84 (2рос=Рус)б

     Напротив дома, где я родился, была больница. Там росла сирень. Мальчишками мы играли на той тихой, скрытой от родительских глаз территории, в «пристенок», «расшибалку», в прятки.
     Наша коммуналка была пропитана запахами цветов и лекарств. Близость лечебного учреждения провоцировала у взрослых болезни, а у детей вырабатывался к ним стойкий иммунитет.
     За зелёным забором любил посидеть на скамейке мой сосед дядя Миша. Там он мог спокойно выпить и закусить ливерной колбасой, не нарываясь на донос доброжелателя.
     Дядя Миша был портным. Он перешивал старые вещи. Мог запросто перелицевать старое пальто, и оно выглядело как новое и ещё долго служило своему хозяину. Свою работу он называл халтурой, доброкачественной, но халтурой. А ему хотелось сшить что-нибудь замечательное, для души, и не для того, чтобы иметь роскошную вещицу, а чтобы она была музейной картиной. Вот только заказчика такого не было.
     Он нам, несмышлёнышам, объяснял:
     – Вот, ребят, и время проходит, и звуки, и запахи, и сирень отцветает… Боя часов во вселенной не слышно… А почему?.. А потому, что даже за хлебом надо ходить в белом фраке, потому что это эстетично… Это, черт возьми, красиво до глупости… И вся грязь исчезнет сама собой… Фантастический факт…
    Мы только смеялись в ответ и просили денег.
     Денег он никогда не жалел. Подкинет вверх мелочь, а мы налетим стайкой, подберем и пустим в игру. А если денег не было, угощал конфетами.
     Он был совсем стареньким, но никогда не болел и к врачам не обращался. Он был до такой степени проспиртован, что микробы шарахались от него во все стороны.
     Меня он часто хвалил и гладил по голове. Я не понимал, за что. А он говорил:
     – За то, что ты музыке учишься. Молодец.
     Как-то родители решили сшить мне для выступлений костюм, а заодно и отметить таким вот образом мою золотую лауреатскую медаль. Естественно, они обратились к дяде Мише. Он с радостью заказ принял и стал снимать с меня мерку.
     Надо заметить, что пахло от него отвратительно.
     Да и комнатушка, которую он занимал с женой, как белыми нитками, была прошита струйками едкого дыма.
     На его примерках запросто можно было потерять сознание.
     – А помимо прочего, пошью для тебя фрак. Белый, Как ты мыслишь?
     Я честно сказал, что не знаю, что это от родителей зависит, и ещё неизвестно, захотят ли они меня в нём видеть, было бы жаль в столь юном возрасте потерять родительскую любовь: надо мной и так детвора посмеивается, что я хожу по лужам при бабочке. Каждый пацан считает делом чести окатить меня грязью, чтобы я не выпендривался и не мозолил им глаза своей белой рубашкой.
     Дядя Миша понимающе кивал головой:
     – Это мне известно. Мне это очень даже известно. А ты внимания не обращай. Имей фрак на всякий случай, а случай себя ждать не заставит. Это будет моим подарком за музыку, которая творится в твоей головушке. Денег не возьму: такие вещи ничего не стоят, потому что шьются они    не для тела, а для души…
     Прошел год.
     В больничном саду распустилась сирень.
     Дядя Миша тяжело заболел и умер.
     В его комнате остановили напольные часы. Раньше их было слышно через стенку. Их бой сопровождал каждую четверть часа и громко напоминал о быстротечности бытия.
     Гроб для прощания был выставлен на кухне, на узенькой лавке. Крышку, обитую лежалой красной материей, вынесли на улицу: иначе живым с мертвым было бы не разминуться. В обычные дни на деревянной спинке этого коня стояли тазики для стирки, а по выходным – корыто, в котором по очереди купали детей.
     Я стоял у гроба в белом фраке. Я не думал о смерти. Лезло в голову другое: как всё-таки стыдно и унизительно лежать голым в корыте на самом проходе, или, к примеру, совсем беспомощным – в гробу.
    Мне показалось, что дядя Миша возмутится, схватит портняжные ножницы и воскликнет:
     – Сейчас мы всё это перелицуем! Фантастический получится факт!
     Меня кто-то дернул за фалду, а потом ущипнул за руку:
     – Куда вырядился, чучело?!
    Это был мой ровесник и тёзка. Саша Барабанщиков.
    Я промолчал. Я даже не расплакался, потому что слезами не объяснить, что это – случай такой, а другой, по-видимому, случится не скоро, ибо я вырасту, и фрак этот белый будет мне мал, вот и сейчас уже рукава коротки…