Сказ про зачин града Ярославова

Сказ
про зачин града Ярославова

Не сороки мне про то настрекотали,
Не орлы в поднебесье клекотали.
Как видится,
Как слышится,
Так я песнь свою и пропою:
Славное восхвалю,
Бесславное не утаю,
А приседать да пришепетывать
Не стану!
Такое будет мое слово.

***
Когда Владимир-князь сынка Ростовом наделял,
С три короба мальцу наврал:
Люди, аки овцы, мол, смиренны,
Земли изобильем отменны –
И зверьем, и рыбой, и бортью.
Земной, мол, рай – Залесский край!
Может так поначалу и было.
Дань изрядную земля платила.
Князь Ярослав с народом жил в согласьи,
Пока ненастьем
С Волги весть не прошумела:
Мерянское селище насмелело –
Ладью с мехами разорило дотла,
Что с данью к князю, мол, в Ростов текла.
Завелся на реке разбойный люд,
На Стрелке, мол, ушкуйники живут.

***
И впрямь давным-давно
Здесь примостилось то мерянское гнездо:
Левым боком к Волге жалось,
Правым к Которосли прислонялось.

Уж лет как двадцать Киев под крестом ходил,
Перст православный лоб славянский осенил.
А у мерянина доселе за Бога был медведь,
За храм – медвежья клеть,
При храме – волхв /иначе жрец/,
Пока…
Сюда не дотянулась князева рука.
Владимир-князь задумал окрестить Ростов.
В Залесье навезли попов,
И веру древнюю стоптали с грязью.
Кощунства не простил язычник князю –
Жрец первым вышел на тропу войны.

***
Разгульный плеск речной волны
Волхва ласкал.
Строптивец терпеливо выжидал
Ладью с богатой данью.
Охота кончилась… жестокой бранью.
И князь поклялся головы ворам срубить!
Но жрец посмел угрозу позабыть –
Волхва к богатству князя потянуло.
Опять ушкуйная секира сверкнула,
Опять река в слезах потонула…
Биту быть похитчику за разбой!

***
Ночью темною, глухой
Сон жрецу страх лютый перебил.
Вскинул старый голову, вслушался…
Птица на реке блажит,
Струя речная непрямком бежит,
Режет воду быстрое весло,
Спешит беда в мерянское село
С озера Неро, с моря Тинного…
Да поздно ты, старинушка, проснулся,
Поздно, грешный волхв, встрепенулся.
Биту быть кощуннику за разбой!
В гневе, ярости хмельной
Сам Ярослав схватился за весло.
Погубишь, жрец неистовый, село!
Не стерпел князь воровской твоей забавы,
Не миновать селу потехи кровавой!

***
Но в час недобрый
Ушли меряне тайной тропой с родного
пепелища.
Своей рукой жрец загасил священное
огнище
И поспешил к медвежьей клети –
Откинуть дверь.
Священный зверь к нему… не вышел
Жрец дыханье Бога слышал,
Но в клеть войти он не решался –
Волхв с некоторых пор глаз Божьих
опасался,
Хоть сам без устали из зверя идола лепил
И племя убедил, что зверь и Бог – едины!

Седины не прибавили кудеснику ума,
Гордыня отняла последний разум,
Не сразу,
Много лет спустя
В душе лукавец Богом возомнил… себя!

***
Повелевать народом оказалось сладко.
Украдкой…
Жрец брал себе кусок звериный пожирней.
И чародей – тучнел,
А Бог тощал…
Мерянин это примечал.
Волхву б остановиться,
Но вороватый жрец задумал…
С Богом породниться,
Чтоб племя не посмело усомниться
В могуществе его.
И стал твердить лукавый, что нередко
Сам богатырь Медведко
Рождается от женщины и Бога.
В клеть… дочь его вошла…
От страха обмерло дитя у Божьего порога…
В углу сидел угрюмый зверь,
Но он глядел на человеческую дщерь
Печальными глазами,
И плакали его глаза
Такими горькими слезами…
Корысти, бессердечности
Бог лихоимцу не простил,
И жрец на зверя злобу затаил.

***
Ладья уж, крадучись, к селищу подходила,
Посад дружина, словно зверя обложила…

Бог в клети все еще лежал.
Бежать жрец Бога заклинал,
Оставить идола в ней волхв не мог:
Бог – это Бог!
За Бога племя могло убить –
Жрецу еще хотелось жить.

И он, гордец, в смятеньи
У зверя, каясь, запросил прощенья.
Лгал!
Бог это знал и не прощал.

И уязвленный,
Тропою потаенной
Жрец кинулся в таежный лес.
Ни карою небес,
Ни беспощадной местью
Уж никому его теперь не запугать –
 
Жрец униженья не умел прощать.
Пусть сдохнет зверь!
Волхву уж не до Бога…

***
Когда у Божьего порога
С секирой появился князь,
Клеть гневным ревом взорвалась…

И замер жрец, он ринулся назад,
Забыв разлад…
А уж над идолом занес секиру князь.
Медвежья лапа поднялась,
Увязла в князевом колене…

И в то последнее мгновенье
Жрец… телом Бога своего прикрыл…
И Бог его простил.

***
В честь Ярославовой победы
Медвежий угол Ярославлем нарекли.
А реки также к морю теплому текли,
И их слиянье также Стрелкой звали…

Но наши предки – шутники
Когда на том гербе
Секиру в лапы идолу давали,
На что нам намекали?