1. Обелиски

 ТРИПТИХ О ЛЮБВИ.


Классика  -  это для всех и навсегда.

Мой адрес: «Республика Беларусь, гор. Минск, ул. Чайлытко, д.16, кв.142, Орлису Марку Давидовичу». Домашний телефон 257-34-53




Собрание сочинений
в 99 томах. Том 1-ый.
      
       
          Марк Орлис



 Собрание
               сочинений
в 99 томах









2016 г.






История одного человечества.


Лев Аннинский.
Игорь Леонидович Волгин.
Вениамин Смехов
Наталья Иванова.
Дарья Златопольская.
Игорь Поляков.
Соловьёв.
Галина Борисовна Волчек.
Карэн Шахназаров.
Василий Ланавой.
Роман Григорьевич Виктюк.
Мединский.
Андрей Дементьев.
Евгений Евтушенко.
Кедров.
Сергей Юрский.
Андрей Кончаловский.
Миронов (актёр).
Никита Михалков.
Шилов (художник).
Фёкла Толстая.
Соскаридзе.
Швыдкой.
Юрий Башмет.
Станислав *Говорухин.





Марк Орлис.




      ОБЕЛИСКИ.


          (1962–1969 г. г)























*
Меня застенчивость гнетёт.
Какая-то стыдливость
Ко мне на тридцать третий год
Непрошенно явилась.

Не трудно жемчуг вынимать,
Открыв волшебный ящик.
Я научился понимать
Поступки проходящих.

Я предаюсь своим мечтам,
И грусть меня не тронет.
Фиалка вырастет лишь там,
Где мать слезу уронит.

Лишь отдавая людям всё,
Ты можешь быть счастливым.
Меня застенчивость гнетёт,
Я становлюсь стыдливым.













                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.


         *
Когда-нибудь сбегу я
За город в сентябре.
Сбегу, и тут уж горе
Берёзовой  коре.

Упьюсь осенней рощей,
Забыв про крепкий сон.
Украшу все берёзы
Тропой твоих имён.

Засыплю все поляны
Желтеющей листвой.
И от восторга пьяный
Скажу: «Я только твой».

Когда-нибудь сбегу я
За город, в сентябре.
Ведь я всегда тоскую
По золотой поре.


*
Стыдливым багрянцем горели берёзы.
Седые дожди третью ночь изнывали.
Жемчужные чистые детские слёзы
Пунцовые щёки теплом заливали.

Упрямые руки, себя побеждая,
Горячее сердце отдать соглашались.
Пугливые губы, любви ожидая,
На верный огонь поцелуя решались.



        *
Асфальт под ногами,
Гонимый шагами.
Ладонь. А в ладони?
В ладони письмо.

«Ругай, не ругай,
Мы не будем врагами.
Поверить в измену
Я просто не смог».

Асфальт под ногами,
Споткнулась о камень,
Разбито колено,
На чашечке кровь.

Так было когда-то,
Так будет веками.
Во всём виновата
Злодейка-любовь.

  *
Свинцовое небо,
Лиловая просинь.
Безжалостна к людям
                Дождливая осень.
          Полощет дома,
          Прошивает кварталы,
          Сама изнывает,
          Изводит каналы.
          Стучит по асфальту
          Всерьёз, деловито.
          На цинковых крышах
          Звенящее сито.
          На крышах взрываются
          Капельки ночи.
          Свинцовая осень
          И сушит, и мочит.
          Осенняя стужа
          Бросается в лица.
           Ни людям, ни лужам
           Не спится, не спится.

 *
Оживал закат
Серебром луны.
Ударял в утёс
Перевал волны.
Розовел утёс,
Растворялся день.
Перламутром звёзд
Рассыпалась тень.
Опускалась ночь
На гранит морской.
Уходящий день
Помахал рукой.

           *
Не у той ли ты берёзы,
Что когда-то много лет
На твои смотрела слёзы,
Очарованный поэт?

Не у той ли ты калитки,
Не у тех ли ты ворот,
           Где рифмованные свитки
           Дева нехотя берёт?


              ПРАВЕДНИК РАСУЛ.

           По тропинке всадник скачет,
           Правит на аул.
           Кто же это? Не иначе
           Праведник Расул.

           А над ним, высок и светел,
           Средь бегущих туч,
           Проплывает гордый месяц,
           В горы вперив луч.

           Из далёкого Марокко,
           Из чужой земли,


Возвратился горный сокол,
По уши в пыли.

«Что привёз ты мне?  -  спросила
У него жена.  -
Может пудры, может мыла?
Может, хоть вина?»

Соскочил с коня усталый
Праведник Расул.
«Прежде лучше ты мечтала»,  -
Молвил и уснул.

А жена, потупив очи,
Привязав коня,
Одиноко, в бездне ночи,
Села у огня…


        *
            О, Луна! О, красавица ночи!
            Помоги мне себя превозмочь
            И забыть и любимые очи,
            И прекрасную тихую ночь.

            Не пиши мне, фантазия, очерк.
            Отведи всё реальное прочь.
            Поцелуи в безлунные ночи
            Не рисуй в эту лунную ночь.


                ВЕЧЕР.

            Пешеход пошёл последний,
            Торопливый как наследник.
            Чешет пазуху трамвая
            Проводница чуть живая.

            Утомился день осенний,
            Посбивал себе колени.
            Ночь на пузо положила
            Город напряжённый в жилах.

Зарываясь мордой в темень,
Сонный вечер чешет темя.
Все в мозолях от людей
Зябнут пятки площадей.

Город спит и нервно дышит.
Тише,
тише,
тише,
тише...

*
Старое кресло,
Ты в нём качалась.
Ты подрастала,
А сердце стучалось.

                Ты полюбила,
                А кресло старело.
                Сердце забилось,
                Зажглось и сгорело.

                Лишь одинокое
                Кресло осталось.
                Старое кресло,
                Креслу досталось.

                ТАНГО.

                Танго страсти танцуешь
                И не можешь понять,
                Отчего эти чувства
                Так волнуют опять.
                В этом ритме спокойном
                Только я, только ты.
                Мы с тобою достойны
                Самой светлой мечты.
                Отчего же тревога,
                Ведь прошло столько лет,
                Пережито так много,
                Перенесено бед.
                Этот танец безумен,
Уносились мечты,
Было столько раздумий,
И осталась лишь ты.
Мы с тобою танцуем,
И не можем понять,
Отчего эти чувства
Так волнуют опять.

         *
Снова грезится былое.
Вот уж видится любовь.
Снова время удалое
Будоражит в жилах кровь.

      Помню пору молодую,
      Помню, помню, мне везло.
      Губ горячих поцелуи
      До сих пор хранят тепло.

      Очи чёрные жестоки,
      Как вы мучили меня!
      Слёз великие потоки
      Не ослабили огня.

      Ах, былое удалое!
      Не стихает в жилах кровь.
      Время доброе и злое.
      И измена, и любовь.

                *
      Это нежное страдание
      От пытливого ума
      И недетского желания:
        Я  -  сама.

     Это грустное раздумье
      От лелеемой мечты,
      Доводящей до безумия:
        Только ты.

      В этой верности нетленной
      И в презрении к судьбе,
И в работе вдохновенной:
    Всё  -  тебе.

   ОКЕАН.

О, как прекрасен океан
В минуты чудные заката,
Когда темнеет дальний план,
И небо сумраком объято.
С волною быстрой набежав
На камень, близ твоих сандалий
                Трепещет краб. А ты, зажав
                Платок в зубах, молчишь. И дали
                Как эти волны высоки.
                И ты виски сжимаешь нежно.
                И кровь стучит тебе в виски.
                И счастье рядом, неизбежно.
                Я был у нескольких морей.
                Но чаще я лежал на пляже
                У пионерских лагерей,
                У министерской дачи даже.
                Но как прекрасен океан
                В минуты чудные заката,
                Когда темнеет дальний план,
                И небо сумраком объято.


                ПОЛЫНЬ.

                Лесная полынь,
                Полевая полынь.
                Вечерний закат
                И небесная синь.
                Вечерний закат
                И небесная синь.
                В лесу у дороги
                Измята полынь.
                Измята полынь,
                И не девственный лес
                Окутался в синь
                Почерневших небес.
                Окутаны синью
                И заревом ночи
И пахнут полынью
Любимые очи.
Любимые очи
Глубоки и сини.
А губы любимые
Слаще полыни.


      


                ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ.

      Луч, рождённый светом лунным,
      Бисером украсил ночь.
      Звёзд аккорды звуком струнным
      Собрались ему помочь.

      Но уже у горизонта
      Ливни мечут море стрел.
      Небосвод в одно мгновенье
      Потемнел и постарел.

      А ещё через мгновенье
      Вместо сказочной луны
      Молний дикие сплетенья
      В звуки грома вплетены.

      И скрипичной нежной трелью,
      Покрывая лес и дол,
      Мягкой влажной акварелью
      Тёплый летний дождь пошёл.

      Перезвоны капель крупных
      В переливах бурных рек,
      В звуках арфы недоступный
      Непонятных пальцев бег.

      Лес, поля и огороды
      Утопают в лоне вод.
      Так симфонию природы
      Исполняет небосвод.





             *
За пургою-вьюгой снежной,
Где стоит изба,
Там живёт моя надежда,
Там моя судьба.

                Я хмельной и ясноглазый
                В ту деревню шёл,
                Где её глаза   -  алмазы,
                Косы  -  чёрный шёлк.

                Сизым инеем по крыше
                Нежился мороз.
                Я судьбе навстречу вышел
                Полон светлых грёз.

                По лицу хлестал мне ветер,
                По щекам мне бил.
                Я б измены не заметил,
                Если б не любил.

                БАЛЕРИНА.

                Огнём любви томятся очи.
                А тонкий стан сосредоточен.
                И, бросив быстрый страстный взгляд,
                Три тура делает подряд.
                И уж раскрутится по сцене!
                Потом застынет на колене,
                И будет лёгкими руками
                Вкруг стана трепетно водить.
                И всем сумеет угодить.
                Когда же станет уходить,
                Чуть-чуть мученье в быстром взоре
                Непоправимое мелькнёт.
                А за кулисами вздохнёт,
                Смахнёт слезу и, взяв мониста
                (Ах, этот трудный хлеб артиста!),
                Идёт на новые мученья,
                Крепясь на нерве вдохновенья.





     *
        Утро встаёт,
        У окна тишина.
        Птица поёт,
        Наступает весна.
        Солнце залило
        Всю комнату светом.
        Ласточка где-то
        Пропела об этом.
        Мирно часы
        Отстучали минуту.
        Мне уж не спится,
        Стою у окна.
        Воздух блестит,
        Серебром перепутан.
        Радость в душе,
        Наступает весна!


           БУРЯ.

        В лодке заброшенной голуби
        Свили себе гнездо.
        К ночи, валясь от голода,
        В лодку забрёл бульдог.
        Небо покрыли сумерки,
        В бурю стучался гром.
        Старый бродяга умер бы,
        Если б не этот дом.
        Мокрые, жёлтые, голые
        В гнёздах сидели птенцы.
        Их утешали голуби,
        Матери их и отцы.
        Ветром и грозными ливнями
        Буря стучалась в баркас.
        Выводки крошками дивными
        С пса не сводили глаз.
        Буря рассеялась над морем.
        Старый бульдог ушёл.
        Совесть не делится надвое.
        В волнах песок жёлт.





                ВОЙНА.

                На вечернем чёрном поле
                Небольшой земли бугор.
                А вокруг него дощатый
                Красным крашеный забор.

                В стороне растёт берёза,
                Лёгкий лист, зелёный цвет.
                За забором над могилой
                Ни креста, ни камня нет.

                Поле дышит, исполняя
                Гимн весне и славе дел.
                И ограда охраняет
                Тишину солдатских тел.

                День проходит. Дрёма ночи
                Оживает в вышине.
                И ползёт туман обочин
                По прострелянной войне.


                *
                Мне не спится, нет огня,
                Обними скорей меня.
                Обними меня покрепче,
                И целуй меня нежней.
                Мне уста твои и плечи
                Сна спокойного нужней.
                Каждый день на сон грядущий
                Мы с тобой в любовный час
                Посещаем райски кущи
                Столь знакомые для нас.
                И в объятия Морфея
                Отдаёмся до светла,
                До светла уже не смея
                Брать из общего котла.
Из того котла-баула,
Что под взором Сатаны
Создавался Вельзевулом
Для Адамовой жены.

                Мне не спится, нет огня,
      Обними скорей меня.
      Обними меня покрепче,
      И целуй меня нежней.
      Мне уста твои и плечи
      Сна спокойного нужней.


      *
       Не дай мне Бог сейчас уснуть,
       Тогда бы слишком ровно грудь
 Моя б дышать могла.

       Тебя бы я не целовал,
       И нежным сердцем не пылал,
 И ты б не той была.

       И если б я и утаил
       Любовь свою, и юный пыл
 Во сне во мне угас,

       То я б, лишённый светлых грёз,
       Волненья и желанных слёз
 Проснулся бы тотчас.

       И я б увидел, что и ты
       В нескромной правде наготы
 Нежна и так мила!

       И я б уже не смог уснуть,
       И снова б в нетерпенье грудь
 Моя б дышать могла.




ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ
     БЕЗАЛКОГОЛЬНАЯ.

Да кто ж их, женщин, разберёт!
Урод и кривобок я.
А вот жена моя мне врёт,
Что будто голубок я.

Друзья смеются надо мной:
Не пьёт, мол, ни глоточка.
А я сижу, как за стеной,
                Невозмутим и точка.

                Жена моя умна, скромна,
                Лицом меня достойна.
                И уж, конечно, мне верна,
                И за меня спокойна.

                И дети с нами. Трое их.
                И хватит. И довольно.
                И любим мы детей своих,
                И нам за них не больно.

                А почему? Да потому,
                Что трезвостью своею
                Того, кто пьян, и по уму
                Легко я одолею.

                С лица, конечно, я урод,
                Фигурой кривобок я.
                Но чтоб я взял хоть каплю в рот!
                От этого далёк я.

                Друзья твердят: «Да брось чудить!
                Возьми хоть полглоточка!»
                А я сказал, не буду пить.
                И хоть убей. И точка.

                Наш дом, он светлый и большой,
                Уютный и опрятный.
                Цветы повсюду, всё с душой.
                Да это и понятно.
Ведь скоро дети подрастут,
Пойдут учиться в школе.
Не знать им только бы простуд,
Войны и алкоголя.

Да кто ж их, женщин, разберёт!
Порой устанешь, ляжешь,
И сердце ласково замрёт,
И еле слышно скажешь:

«Вина бы рюмочку, для сна,
А то ведь что-то грустно».
«А я уж больше не нужна?
             Со мной тебе не вкусно?»

             «Ну что ты, что ты!» И вкусней
             Её груди горячей
             Нет ничего. И снова с ней
             Смеёмся мы и плачем.


                *
           Не спится мне что-то,
           В окошке напротив
           Зелёная лампа
           И девичий профиль.

           Из месяца в месяц
           У лампы работа.
           Но гаснет вдруг лампа
           И страшно мне что-то.

           Не пишет в порыве
           О чём-то рука,
           Не вьётся рекой
           Под рукою строка.

           Зачем ты погасла
           Средь ночи, звезда?
           Смогу ли забыть я тебя
           И когда?

Зелёная лампа
Зажглась за окном.
И я засыпаю
Взволнованным сном.


        *
Не жалея ни сил и ни молодости,
Даже падая от усталости,
Развивая предельные скорости,
Мы стремимся к собственной старости.

Отчего же мы так торопимся,
И зачем нам спешить и нервничать,
            Если все мы над краем пропасти,
            Если каждого будет смерть венчать?

            Оттого, видно, что за пропастью
            Нам заказано вечно бездействовать.
            Оттого, видно, мы и торопимся
            До последнего вздоха действовать.

             Не чины нас прельщают, не должности,
             Где зовут нас по имени отчеству.
             Быть бы нам в человеческой должности,
             Предаваться бы просто творчеству.

             Оттого-то на бешеной скорости
             И летим мы к непрошеной старости,
             Не жалея ни сил и ни молодости,
             Даже падая от усталости.


                ВОЙНА.

             Военные будни,
             Военные будни.
             Планета  -  узник.
             Несменный узник.
             Звенит цепями,
Зенитки тянет.
Стреляет, тужась,
Вселяет ужас.
Глаза седеют
В лице солдата.
Слеза редеет
Смертями брата,
Смертями мужа,
Смертями друга.
В кровавых лужах
Кровавый угорь.
Сожжённых жизней
Чернеет уголь.
Война  -  палач
Штыками тычет.
Планета плачет
Телами тысяч.
Убиты годы,
Немытый отдых.
      Скелетов орды,
      Скелетов орды.

  *
      Да, конечно, не расскажешь
      Ни о том, что ты обижен,
      Ни о том, что ты унижен,
      Ни о том, что оскорблён.

      И кому пойдёшь ты скажешь,
      Что осёл к ослу приближен,
      Верблюд в должности понижен,
      Слон пособия лишён.

      Вот и я. Уже уволен.
      И уволен поделом.
      Основанье?.. Не доволен!
      Не сработался с ослом.


   СТАРИК.

      Он, состарившись, нынче и сед, и убог,
И прошёл не одну из нелёгких дорог,
И запомнил достаточно мудрых былин,
И своих он раздумий судья-властелин.


       РАБ.

Слов горячих содержанью
Он беспечно не внимал.
Был он склонен к обожанью,
Он её не понимал.
Он, хозяйку уважая,
Даже слушать не хотел,
Тем её и раздражая,
О сближенье душ и тел.
Утром солнечным хозяйка,
Муж её был стар и глуп,
Выходила на лужайку,
Обнажая грудь и пуп.
Раб был мужествен и скромен,
Но соблазн был тут огромен.
И поддался бедный раб.
            Уж таков характер баб.
            Родила хозяйка сына,
            Не раба, но господина!
            Все довольны, все при деле,
            Умер муж на той неделе.


                ГАРМОНИЯ.

            Будь свободен будто ветер,
            Веселись подобно детям,
            Долго на врагов не злись,
            Дню грядущему молись.
            И прощай родным и близким
            Их пороки. Жизни искрам
            Благодарен будь. От них
            Согревайся. На своих
            И чужих не обижайся.
            Им не очень доверяй.
            Сам с собою ты сражайся.
Трепет сердца проверяй.
А влюбился  -  слава богу.
Значит, вышел на дорогу.
Замечай красоты леса,
Ночи юной чистоту.
Изгоняй из сердца беса,
И люби свою мечту.
И чурайся ты соблазна,
И в пророки не стремись.
Всё в природе сообразно,
Успокойся и уймись.


ОСЕНЬ.

Вдоль осиновых ворот,
По зубам-заборам,
Молодой туман ползёт
Тихим ловким вором.
Пробирается в сарай,
Шелестит соломкой.
Для меня родимый край
Стал головоломкой.
Не понятен мне покой
В мутный час осенний.
            Переполнен я тоской,
            Чередой сомнений.
            То страшит меня сова,
            То пугают мыши,
            То неясные слова
            Леший в ухо дышит.
            Он меня с ума сведёт
            Этим разговором.
            А туман ползёт, ползёт
            Тихим ловким вором.



                ДЕВИЧИЙ САБАНТУЙ.

            Модные девочки, девочки модницы,
            Собрались в октябрьские дни.
            Стол заливными и винами воднится,
Вздумали выпить прилично они.

Выглядят девочки звёздами Запада,
Сыплют остротами, холоден взгляд.
Время абстрактное катится за полночь
Твистом вперёд и шейком назад.

Выпили девочки вина заморские,
Съели сигарный дурманящий дым,
Сбились усталые пьяною горсткою:
«Лажа, чувихи, давай поскрипим».

Кто-то сказал человеческим голосом:
«Девочки, хватит. Давайте споём».
Две из них встали, поправили волосы
И затянули «Калину» вдвоём.

Дым улетучился струйками голоса
В мягко нависший седой потолок.
Стены раздвинув, ручьями наполнился
Полупрозрачный весенний поток

Лампы неоновой в меру притушенной
И разливающей утренний свет.
Девушки пели русскими душами,
Запада модного больше нет.

Песня душевная стены раздвинула,
            Не постеснялась бетонных преград.
            Чувство влюблённое в сердце нахлынуло
            Твистом вперёд и шейком назад.


               ЛЕДОХОД.

            Был март. Я помню, в том году
            Не прекращались снегопады.
            И были мы такому рады,
            И не предвидели беду.

            Но вот в конце второй недели,
            Когда ещё метели пели,
Вдруг снег, покрывшись пеленой,
Не одолев полдневный зной,
Забарабанил с крыш капелью,
И застучал по лужам трелью.

И водосточных труб ручьи,
В оркестре радостном, свои
Заняв места, запели соло
В концерте пёстром и весёлом
Весенних дребезжащих луж.
Морозов лютых, вьюг и стуж
Как не бывало. Всё прошло
Зиме смирившейся назло.
Почуяв раннюю весну,
Зима теряла белизну.

Но к ночи, замерзая, лужи
Опять хрустели коркой льда.
И здесь, в борьбе тепла и стужи,
И заключалась вся беда.

Однажды в полдень снег подтаял,
И воды двинулись к реке,
И в небеса взметнулась стая,
И закружилась вдалеке.

И вздулся лёд, и, лопнув, сразу
Пошёл лавиною крутой.
И сколько было видно глазу,
Река прощалась с красотой.

      Мост был не нов. Из старых брёвен
      Был неуклюж он и неровен.
      И лёд, скопившийся у моста,
      Давил его. И было просто,
      Черневшему в холодных льдах,
      Ему на нас навеять страх.

      Вдруг затрещали балки, брёвна,
      Поднялся лёд, и был уж ровно
      До высоты перил моста.
      А там  -  река была пуста.

Но вот, не выдержав напора,
Мост рухнул. Ледяные горы
Пошли вперёд, гремя, крошась,
Толкая брёвна, пеня грязь.

И возбудившийся народ
Стоял у бывшего моста.
Один стоял, разинув рот.
Другой  -  в испуге сжав уста.

Был март. Я помню, в том году
Не прекращались снегопады.
И были мы такому рады,
И не предвидели беду.


    СТРОГИЙ МУЖ.

Из-за тюлевой гардины,
И нежна, и не полна,
На него, как из картины,
Смотрит верная жена.
Он с женою не пошутит,
Строго глянет на кровать,
Длинный ус недолго крутит
И ложится почивать.
А она покорно снимет
Свой вечерний туалет,
И перину приподнимет,
И, прильнув, погасит свет.
Он её не поцелует,
Отвернётся и храпит.
А она его милует
И вздыхает, и не спит.
            Но её не задевая,
            Он не треплет её косы.
            И лишь ноздри раздувает,
            И топорщатся усы.


    

       НА ВЫСТАВКЕ.

Мы смотрели акварели.
Акварели постарели.
Было в них немало света.
Видно, их писали где-то
На лугу весенним утром,
У реки в палящий зной.
Воздух был присыпан пудрой
И потянут пеленой.
Были воды там прозрачны,
Берега у рек не мрачны,
Небеса голубоглазы
И бездонны, и свежи.
Только видно было сразу,
Что в полях ещё межи.
Акварели постарели,
Потянулись пеленой.
Долго мы на них смотрели.
А в квартире, за стеной,
Доживала век свой длинный,
В плед укутавшись старинный,
Та, что эти акварели
Пишет с памятной весны.
Мы ходили и смотрели
Удивительные сны.

              *
У вас осень на каблуке.
Неужели вы не заметили?
Лето вчера утонуло в реке,
Утром, сорвавшись с петель.
Днём ещё можно было спасти,
Но не нашлось водолаза.
И утонуло, свисти не свисти,
Два закатив глаза.



 


     ПЕРВЫЙ СНЕГ.

Утопают снежинки в холодной реке,
Побелев, обновились берёзы.
На протянутой к свету летящей руке
Умирают пушистые слёзы.

В изумрудной воде перевёрнутый дом
С опрокинутым грушевым садом.
У реки мы с тобою проходим вдвоём,
И следы наши стелятся рядом.

Клюнул корку и в небо взлетел воробей,
Наследив на дороге с разбега.
Крыши стали воздушнее и голубей
От осеннего первого снега.

Утопают снежинки в холодной реке,
Побелев, обновились берёзы.
На протянутой к свету летящей руке
Умирают пушистые слёзы.


    *
Девушку помню в море ночном,
В волнах взбитых до крема.
Скажете с грустью: «Всё об одном.
Всё неизменная тема».

Девушка ночью юное тело
Волнам холодным отдать захотела.
Лунная муть извивается,
Девичья грудь разрывается.

Волны нежны и добры, словно пух.
В небе луны одуванчик потух.
Волосы мокрые, слёзы сухие.
Бьётся о берег морская стихия.

Лунная муть,
Девичья грудь...
            Ах, как обидно,
            Как стыдно тонуть!


           ОГОНЬ ДУШИ.

Тёмно-серый, ярко-красный,
Нежный, бледно-голубой,
Мир людей, такой прекрасный!
С неподдельною судьбой.
С синим морем, с Карским морем,
С морем Жёлтым, голубым,
С фиолетовым простором,
С тем, кто дорог и любим,
С плоскогорьем и болотом,
С леопардом и слоном,
С серебристой позолотой
В переливчатом, цветном,
С жаркой россыпью, лучистом
Блеске солнц, в сиянье брызг,
И в судьбе, в желанье чистом,
Пусть рассыпавшемся вдрызг;
Пусть в несбывшемся желанье,
В неудавшейся судьбе,
На вершине испытаний,
В чёрном Космосе, в тебе,
В чём угодно, где угодно,
Не на час, а навсегда,
Пусть горит, горит свободно
Тугоплавкая звезда.
И, срывая цепь сомнений,
Пусть она везде летит,
И в пути рассеет тени
Те, что встретятся в пути.

Этим пламенем лучистым
Наделяю я, любя,
Всех, кто сердцем чистым, чистым
Отдаёт всего себя
За людей, за мир прекрасный
С неподдельною судьбой,
                Тёмно-серый, ярко-красный
                И, конечно, голубой.




       *
Маленькая девочка
Плакала на лестнице
В городе покинутом,
В доме не жилом.

А в окно разбитое
Капли полумесяца
Проникали к девочке
В опустевший дом.

Капли молча капали
Но коленки папины,
На ручонки мамины
Из невинных глаз.

И луна слезинками,
Серебрясь пылинками,
Истекая пламенем,
На стекле зажглась.


МОЙ АНГЕЛ.

В ночь новогоднюю спустился
Ко мне крылатый мальчуган.
И сумрак ночи осветился,
И расплескался океан.
И из лилово-тёмной пены,
В созвездьях рыбок и медуз,
Восстали странные геенны,
И гул гремел из странных уст.
А волны на берег бросали
Ларцы, и в них звенел металл.
И люди радостно плясали,
И ангел ночи прошептал:
«На утлой кто пойдёт лодчонке
Сквозь орды алчные геенн,
Чтоб жизнь спасти смешной девчонке,
Рискуя рассеченьем вен,
Лишь за сознанье быть полезным
Тому, кто угодил в беду?
Вот ты,  -  сказал он мне,  -  болезный,

Пойдёшь?»
И я сказал: «Пойду».

              *
Окрасившись в вечерний синий свет,
Склонялась под порывом ветра ива:
«Я счастлива! И выше цели нет,
Чем видеть, как весна нетерпелива!»

А небеса от буйных звёзд звенят:
«Мы счастливы!» И рекам шепчут горы:
«Мы счастливы! Мы бережём ягнят!»
«Я счастливо!»  -  им отвечает море.

«Я счастлива! Я твой храню покой!»  -
Луна, скользя вдоль дремлющего сада,
Шептала, наклоняясь над рекой.
«И я тебе,  -  река сказала,  -  рада».

«Я счастливо! Я счастливо вполне.
И мне уж ничегошеньки не надо»,  -
Гремело солнце весело весне.
«И я тебе,  -  весна сказала,  -  рада».


            *
Помню домик у Коломны,
Вод журчащих зов.
Вечер томный, голос скромный,
Свет у образов.

            Над диваном балалайка,
            Спутница бесед.
            Невесёлая хозяйка,
            И хозяин сед.

            Ночь тревоги, ночь волненья,
            Мирный стук часов.
            А к утру под птичье пенье
            Застучал засов.

            Вышел. Тихая сторожка.
            О, душа, молись!
Занавесили окошко,
Молча обнялись.

Домик мирный у Коломны.
Сердца вечный зов.
Всё прошло. И только помню
Свет у образов.


          *
Это было со мной. Далеко не весной.
Ближе к осени. В час торжества
Золотистых лесов, опустевших лугов,
Закружилась моя голова.

Это было тогда, в те былые года,
И случилось со мною теперь.
Загорелась моя голубая звезда,
Распахнулась широкая дверь.

И ушла суета, и пришла красота,
Наступила блаженства пора.
И исчезла, исчезла моя немота.
И кричу, и шепчу я: «Ура!..»

Это было со мной, в засиявшем луче,
В вышине загорелась звезда.

Это было... Но с кем?..
            Да и было ль вообще?..
            Или не было никогда.

                *
            Скажи мне, скажи мне на милость,
            Что ждёт нас с тобой впереди?
            И как это так получилось:
            И боль, и желанье в груди?

            И всё ли мне жить без покоя,
            Как в юности радостный час?
            И что это с сердцем такое
            Большое случилось сейчас?

И как это так приключилось,
Как будто по воле людской
Ко мне беспокойство явилось
И мой разметало покой?

И дней, и минут, и мгновений
Веду я неслыханный счёт.
И ветра лесных дуновений
Меня возгоранье влечёт.

Надежды и дружеской веры
Ношу ожиданье в груди.
Волнуюсь, волнуюсь без меры,
И верую  -  всё впереди.


*
Темнеет. Вечер наступает.
Блестит на люстре луч последний.
Шум дня покою уступает
Честолюбивых планов бредни.

Вокруг меня глухая вата
Эфира предстоящей ночи.
И будто жизнь не виновата.
И я молчу, сосредоточен.

            И снова вижу я просторы,
            И где-то в дымке дремлют горы,
            И нет деяний человека,
            Повсюду реет божья длань.
            И все равны: князь и калека,
            Царь, лев, пантера, тигр и лань.

            Шум дня покою уступает
            Честолюбивых планов бредни.
            И вот уж вечер наступает.
            И солнца луч погас последний.

                *
            Солнце в комнате на мебели сверкает,
            Отражается в бутылке от вина.
            А в замочной скважине такая
Просто неземная глубина.

Глухо голос этажом над нами
Постоянно что-то говорит.
Покрывало, как святое знамя,
Чёрно-красным заревом горит.

Стол стоит, задумчиво спокоен,
Не особенно старательно блестя.
По нему я провожу рукою,
Матовой бумагой шелестя.

А ещё в квартире дух уюта
Наших далеко не мирных лет.
Замерла над люстрою минута
Нежности и протекла на плед.

Плед кроваво-чёрно-сероватый
Покрывает ноги у меня.
Вспоминаются деревни, хаты,
Мужиков воскресных болтовня.

Лес мне помнится и речка голубая,
Искупать меня решила мать.
      Я смотрю на маму, улыбаясь,
      И стыжусь рейтузики снимать.

      А в замочной скважине такая
      Просто неземная глубина.
      Мамочка моя меня ласкает,
      И стыдливостью моей покорена.


           ПОЭТ.

      Всю человеческую боль
      Он принял на себя.
      И тут же принял алкоголь,
      Всё сущее любя.

      Но не подействовал на кровь
      Бодрящий алкоголь.
      И в нём остались и любовь,
      И вековая боль.


        ПРОЩАНЬЕ.

Что мне сказать вам, любимица рая,
Здесь, у печально стоящего гроба?
Тонкой свечою безмолвно сгорая,
Гаснет души драгоценная проба.

Воском лицо ваше дивное схвачено,
С гибелью вашею нежность унижена,
С вашим уходом эпоха утрачена,
Прелесть души совершенной обижена.

Что надломило вас в мире делячества,
Вас, для любви и для неги рождённую?
Как мы ценили редчайшее качество!
Эту натуру непревзойдённую.

Воском лицо ваше дивное схвачено,
Будто уснули вы лишь на мгновение.
С вашим уходом эпоха утрачена.
Господи! Дай нам хоть ваше терпение.


                СКРИПКА.

            Пой, скрипочка, пой,
            Пой, моя красавица.
            Будем мы всегда с тобой
            Там, где нам понравится.

            Пой, моя разумница,
            Песни заунывные.
            Может, мне припомнятся
            Эти встречи дивные.

            Степь да ночь прохладная,
            И кибитка ветхая,
            И любовь нескладная,
            Редкая да меткая.

            Пой, скрипочка, пой,
            Пой, моя красавица.
            Будем мы всегда с тобой
            Там, где нам понравится.

ОЖИДАНЬЕ.

Замирает душа в ожидании встречи
С чем-то светлым и вечным.
И солнце на плечи,
Согревая меня,
Через раму в окне
Проливается.
Зайчик дрожит на стене.

А на кухне жена
У сырой акварели.
И за окнами нету чарующей трели
Соловья.

И стрижи не летают.
Только в блеске сосульки
Томительно тают
            На балконе.

            И вдруг налетевшая тень
            Покрывает короткий
            Стремительный день.
            Всё застыло.

            И звёзды в холодном окне
            Возвращают покой
            И желания мне.


                *
            Старый учитель,
            Вечный мучитель,
            Сколько ты вымучил
            Знаний из нас!

            Помнишь ли ты,
            Благородный учитель,
            К нам ты пришёл
            В переполненный класс?

            Помнишь ли ты,
            Бескорыстный учитель,
            Как мы костюм твой
            Испачкали в мел?

Что ж ты, учитель,
Великий мучитель,
Так неожиданно
Вдруг постарел?

Добрый и милый,
И строгий учитель,
Как же ты всё-таки
Быстро остыл!

Разве мы знали,
Жестокий мучитель,
Сколько ты с нами
              Растрачивал сил!


                ПОРТРЕТ.

             Когда-то в ясную погоду
             С бокалом светлого вина
             Она предстала небосводу,
             И так была сотворена,
             Что красота её коленей,
             Её чудесные черты,
             Не вызывая разных мнений,
             Рождали светлые мечты.
             И ты, портретных дел вершитель,
             Честолюбивых утешитель,
             Немедля взялся за работу,
             И рисовал её до поту...
             И вот портрет уже готов.
             Ах, только жаль, что ты на что-то
             Не приписал букет цветов!
             Листочек фиговый недурно,
             Традиционно и культурно.
             Но где ж ему ровняться к розе,
             Что так прекрасна даже в прозе!


                СМЕРТЬ.

            «Я Смерть твоя. Твоё мне нужно тело».
            «А до стихов тебе и нету дела?
            Ты не читаешь никогда стихов?»
            «Нет, мы должны уйти до петухов».
«Да, я понять могу твои заботы.
Полезные ты делаешь рабы.
Не устаёшь?»  -  «Под утро устаю».
«А я, как видишь, до утра пою.
Уж не уснуть мне нынче до восхода».
«Зачем же спать! Прекрасная погода!
Пошли. Там все. Ахматова и Блок.
И этот. Как его. Ну, этот… Мандельштам!
Чудак! Я говорю ему: «Пошли, милок!»
«Так он уж там?»
        «Да! И Державин там».
        «Ну что ж, идём, коль неизменно тело».
        «Стихи оставь! До них нам нету дела.
        Пускай читают ваши. До поры.
        Гробы, ты слышишь, рубят топоры?
        Хороший гроб, скажу я, красота!
        Когда из граба он, не из осины!
        Из граба гроб не гроб  -  мечта!
        Прочнее граба нет для гроба древесины…
        Ты не робей! Иди за мною смело!»
        «А как стихи?»  -  «Да ну их, надоело».



























ЧАСТЬ ВТОРАЯ.







       КАВКАЗСКИЙ ВИД.

(по картине М. Ю. Лермонтова.)

Виясь коричневой змеёю,
На чёрном холме, у реки,
Взрастает древо молодое,
Бросая на воду листки.
Вкруг древа зелень молодая.
Она же на воду кидает
Оттенки солнца. И вода
Покрылась плесенью пруда.
А речка горная в долине
Течёт покорно по равнине.
И золотятся облака
Над синью гор. И вот река
У водопада вдруг волнится,
И у воды арба клонится.
А в ней черкешенка сидит,
И мужу в очи не глядит.

Арбою правит муж жестокий,
Он в путь отправился далёкий.
Он строго смотрит на супругу,
Не верит ни себе, ни другу.

А вот под тению откоса,
Поставив лошадь в камыши,
На злого мужа глядя косо,
            Любовник тростником шуршит.

            Любовник мыслит думу злую.
            Желает он жену младую
У мужа старого отнять.
А мать спешит его унять.

Но в нём горячий пыл чеченца.
Ах, он наивнее младенца!
И сердце пылкое болит.
А мать ему уже сулит

Другую деву, этой краше.
А он: «Оставьте вы, мамаша.
Держите лучше повода
И ждите, как минёт беда.

И если пуля злого мужа
Меня повалит в эту лужу,
И я соперника, злодея,
Не укокошу, лиходея,

То вы мой хладный труп печальный
Свезите в край отчизны дальний».

И уж супруг беду учуял.
Арбу тормозит у реки.
И даже вол ревёт, тоскуя.
Мгновенье  -  и скрестят клинки.

И будут драться до победы.
Отсюда трое лишь уедут.
В четвёртом в сердце будет рана.
Какого ж смерть возьмёт тирана!


       ВОДЕ.

Ты цементируешь песок,
Ты мельниц движешь жернова,
В вине ты охмелевший сок,
В слюне  -  правдивые слова.
            Ты чай зелёный в пиале,
            Ты гейзер, рвущийся в зенит,
            Ты плов, удавшийся в котле,
            Ты ключ, что хладен и звенит.

            О, друг! Не знавший в ней нужды!
            Поветь, её нелёгок путь.
И если будешь у воды,
Ей поклониться не забудь.

        *
Даже если рубят лес,
А его нещадно рубят,
Звон я слышу до небес:
Губят, губят, губят, губят.

Даже если реки мрут,
А они, конечно, мрут,
Звон я слышу, слышу гуд:
Губят, губят, губят, жгут.

Даже если от обид
Не оправится планета,
Рыбы вымрут, вспыхнет СПИД,
И конец настанет света;

Даже если и душа
Задохнётся в нечистотах,
Я скажу: «Да, хороша
Жизнь. И в ней ведь было что-то».


НАПОЛЕОН.

Наполеон был так же молод,
Как молод был когда-то я.
И жизни бурь житейский холод
Его терзал. Страстей змея

Его натуру ублажала.
Смущала влюбчивость порой.
                А время быстрое бежало.
                И смерть уже не за горой.

                Не думал он теперь о славе
                И о изменчивой любви,
                И о забывчивой державе,
                И вечных распрях на крови.

                Но вспоминал он день весенний,
                Когда впервые ощутил
Он силу страсти. И мучений
Минутный пыл он ей простил.

И не забыл он в сердце сладость,
Что он почувствовал пред ней,
Когда вдруг нежным стал и слабым
Среди мерцающих огней
Ночного неба.
«Эти чувства
Важней всего,  -  подумал он.  -
А остальное ложь. Искусство.
И даже я. Наполеон».


      ВЕРОЛОМСТВО.

Все ждали от него беды,
Лихого вероломства.
А он лишь разводил сады,
И думал про потомство.

Все говорили: «Он удар
Уж нанесёт с подвохом!»
А в нём был просто божий дар
О людях думать плохо.

«Он ночью ножики точил,
Он и теперь их точит».  -
Так говорили. Получил
Он прозвище: налётчик.

А вероломство где же, где?
      О нём он и не ведал.
      Трудился он и жил в нужде.
      И иногда обедал.


     О СМЕРТИ.

      Пусты мужские разговоры,
      Когда ты женщину забыл.
      Её пленительные взоры,
      Её томительность и пыл.

      О, ты томительности вечность,
                И грусть твоих притворных глаз!
Твоя святая человечность
Во всём содеянном для нас!

Когда я думаю о смерти,
О смерти женщины моей,
Я сознаю своё бессмертье
В игривости её кудрей.

Я вижу  -  я стою у гроба.
И ветер кудри шевелит.
В гробу она, моя зазноба,
Она мертва, навеки спит.

И я печален, озабочен,
И не смахнуть мне горьких слёз.
Не целовать мне эти очи,
И не трепать мне тех волос.

Ютится жизнь под небосводом!
Уходят в прошлое века!
О, долгожданная свобода,
Как ты от счастья далека!


ДВЕ ВСТРЕЧИ.

Будьте любезны, будьте добры,
Сделайте милость, простите!
Помните, встречу далёкой поры
                У ресторации «Витязь»?
                Помните, кучер, Егорыч, Иван,
                Как он загнал свою клячу!
                Помните, этот, он бил в барабан,
                Он пригласил нас на дачу.
                Вы ещё, помню, свечей не зажгли.
                Было всё так романтично!
                Вы мне сказали, что вы б не смогли...
                Как это всё необычно!
                И, притворив в мою комнату дверь,
                Спали в соседнем покое...
                Может, вы вспомните, я вам поверю,
                Было ли с вами такое!


БОГАТЫРЬ.

Под птичье пьянящее пение,
Под воздуха влажную ширь
Привиделось мне сновидение,
Как будто бы я богатырь.
Лежу я на светлой поляне,
Земля вкруг меня широка.
Я меч вынимаю, а няня
Мне шепчет: «Сильна ли рука?»
А я прижимаюсь к землице.
Лежу. Набираюсь я сил.
Мне кажутся всякие лица.
А я их как будто спросил:
«Откуда вы, други, идёте?
Куда вы свой держите путь?
Быть может, меня подождёте?
Уж я ль не подставил бы грудь?»
Но все надомною смеются,
И, в дальнюю даль уходя,
Рычат и хрипят, и плюются,
Очами тупыми водя.
А няня мне кажет: «Алёша!..
Да ну их, бесстыжих. А-пчхи-и-и!..
Лежи. Ты мой мальчик хороший.
Они ж  -  драчуны, пятухи!»
И горько мне стало тут это
      От нянюшки слушать тогда.
      А в небе летела комета.
      И в море упала звезда.
      И встал я. И, меч поднимая,
      Расправил широкую грудь.
      И, силу свою понимая,
      Вздохнул и отправился в путь.
      Иду. А старушка за мною.
      «Куда ж ты, Алёша! Вернись!
      Убьют!.. Распростись-ка с женою.
      И детушкам ниц поклонись.
      Землицу. Родную землицу
      От ворога нашу очисть.
      И уж ворочайся в светлицу,
      В свою завоенную жисть».

      Под птичье пьянящее пенье,
      Под воздуха влажную ширь,
Привиделось мне сновидение,
Как будто бы я  -  богатырь.


ДАМА  С  ГОРНОСТАЕМ.

Леонардо да Винчи
В пятнадцатом веке,
Создавая тебя,
Заглянул в бесконечность.

Он, слегка приподняв,
Округлил твои веки,
И под пристальным взглядом
Упрятал беспечность.

Он под кистью руки
Поместил горностая.
И придал тебе с ним
Непонятное сходство.

Горностай глуповат.
Ты же смотришь мечтая.
И теперь несомненно
                Твоё превосходство.

                Волевое упрямство
                В лице полудетском
                Угадать помогает
                Безвольный зверёныш.

                А рука надломилась
                В движении светском,
                Замерев на мгновенье
                Как хитрый змеёныш.

                Твой портрет представляет
                Собою богатство,
                О котором сама
                И мечтать ты не смела.

                У всего есть предел.
                Есть предел и богатству.
                И лишь гений творца
                Не имеет предела.

         ОСВОБОЖДЕНИЕ.

Город мой был войною охвачен,
Груды камня, куски кирпича.
Не услышишь и детского плача.
Всё молчит под пятой палача.

Вдруг я слышу: «Победа! Победа!»
В оккупации чёрном огне,
Глубину преисподней изведав,
Мы мечтали об этом лишь дне.

Палачи ещё пробегали
Возле наших дверей и окон.
А у матери слёзы сбегали
По щеке, ручейком.

Танк я вижу, над пылью летящий,
Под палящим куском кумача,
Пулемётным огнём шелестящий,
Из орудий разрывы журчат.

Замер он. И, открыв на мгновенье
Люк, оттуда взлетели втроём,
Породнившиеся освобождением,
И застывшие в сердце моём.

Их поили водой старушенции,
Беззаветно молитвы шепча.
Подарили им милые женщины
Поцелуи любви сгоряча.

А ребята такие юные,
Что не верится даже теперь:
Эти плечи отнюдь не чугунные
Проломили фашистскую дверь.

Я не видел людей красивее
Ни до этого дня, ни потом.
Я не видел людей счастливее
Тех, что в мой не входили дом.

Торопились они. Европа их
                Ожидала. В печах палачей
Догорали ткачи Севастополя
Под присмотром фашистских врачей.

И ушли с просолёнными спинами
В бой под шёпот молитвенных слов,
Чтобы стать на столетья мужчинами
Разгромившими подлых врагов.


ПОЖАРНЫЕ.

Пожарные, пожарные,
Поджечь бы вам пора
Подонков, что бездарные,
И лезут в доктора.

Огня язык пленительный
Облизывал металл.
А химик упоительно
Об этом лишь мечтал.

И пролилось на блюдечко
Янтарное стекло.
А кто-то удит удочкой
Всем траулерам назло.

Не спит в ночи охотничья
Собачья детвора.
Уж очень зайца хочется
Погнать на всех парах.

Уж очень не здоровится
Тому, кто плохо спит.
И сам не остановится
Взбесившийся бандит.

И кто-то должен вовремя
Подумать и решить:
«А, может, это вор в меня
Решил карманы вшить?

Пожарные, пожарные,
Поджечь бы вам пора
Подонков, что бездарные,
И лезут в доктора.

*
Бреду по пустынной улице,
Дрожу и сжимаюсь до боли.
А был я такая умница,
И был я собой доволен.

И вот средь ночи со звёздами,
Один, изогнувшись в калачик,
Стихи по возрасту поздние
О чём-то без удержу плачу.

И строчка за строчкою тянется
Холодным души пожаром.
И щёки мои румянятся,
И вот уже жарит жаром.

И вдруг мне становится весело
От мысли, что прошлое это
В моё настоящее светит
Не столь уж холодным светом.


  СТАРОЕ КИНО.

Похожу по комнате,
Посмотрю в окно.
Может, мне припомнится
Старое кино.

Там ходили конники
В сабельный поход.
Там солдаты падали
На Кронштадтский лёд.

Там киркой, лопатою,
Вырыли канал.
Там, усталый падая,
Кто-то застонал.

Всё там очень правильно,
Старый генерал,
И Чапаев раненый
На реке Урал.

                Там планёры-дедушки
                По небу ползли,
                А подруги девушки
                На крыло взошли.

                А ещё мне помнится
                ОСАВИАХИМ
                И лихая конница
                С трубачом лихим.

                И пески сыпучие,
                Банды, басмачи,
                Штык и пуля жгучая,
                Сабли и мечи.

Я хожу по комнате,
Я смотрю в окно.
Ах, как долго помнится
Старое кино!


ДУША.

Души человеческой
Нету предела.
Ей кто-то могучие крылья
Приделал.

А к крыльям могучим
В добрейшие руки
Дал лучших попутчиц  -
Любовь и науки.

И душу, как реку,
Всегда занимало
Открыть человеку
Не много, не мало:

Течение мысли,
Стремление к цели,
Глубинности истин,
И ложного мели.

Душа изучала
                Себя не спеша,
      И вдруг закричала:
      «Нет, я не душа.

       Душа  -  это мыслей
       Стремление к цели.
       Душа  -  это истин
       Глубинность и мели.

       Душа  -  это правды
       Большая река.
       Душа  -  это завтра
В душевных руках.

Душа  -  это прихоть
Мечты непослушной.
Душа  -  это ты,
Человечек бездушный».

И, слушая душу свою,
Чуть дыша,
Поверили люди:
Бессмертна душа!


          *
В природе всё уместно,
Рождение и смерть.
Одним под солнцем место,
Другим земная твердь.

Всё движется, стремится
Куда-то далеко.
И надо всем ужиться.
А это нелегко.

Распустятся тюльпаны,
Завянут камыши,
Совсем большими станут
Былые малыши.

Но жизнь полна явлений
Достойных бытия!
                Живи без сожалений,
                Пока она твоя.

                И счастье, и невзгоды
                Бессмертию на суд
                Явления природы
                С собою унесут.


       
    НАСТЯ.

Я шел по сухому
Декабрьскому насту.
И встретил не Эллу,
Не Аллу, а Настю.

Она не «Хэлло!» мне сказала,
Но «Здрасьте!».
И в сердце моём
Поселилось вдруг счастье.

И с нею гулял я
Почти до рассвета.
И долго мне помнилась
Девушка эта.

Она предо мной
Не порхала, не млела
Как некогда Алла,
Как в будущем Элла.

Всё было так чисто,
Как солнце, как утро.
И Настя сказала мне
Просто и мудро:

«Желаете встречи
Не ради потехи,
Ну что ж, приходите,
Не будет помехи».

Со мною стаяла
Настасья, не Алла,
А сердце моё
Затаённо вздыхало.
      Простите мне Эллы
      И Аллы сравненье,
      Не в имени дело,
      Но в сердцебиенье.

      Есть сердце в тебе,
Дашь кому-нибудь счастье,
Анжела ль ты, Нона ли,
Ливия, Настя.


      ДОЖДЬ.

Я со стихами Евтушенко
Бродил по пыльным площадям.
А воздух, как вино в бочонках,
Бродил, и ждал уже дождя.

И вот на головы прохожих
Пролился тёплый летний дождь.
И кто-то молвил: «Ах ты, боже!
Теперь его не переждёшь».

И я не смог не улыбнуться.
Не улыбнуться я не смог.
Я с дикой радостью индуса
Под этим летним ливнем мок.

Сквозь ливень прорывался звонкий
Уже умывшийся трамвай.
А пробегавшие девчонки
Кричали: «Парень! Убегай!»

Уже и шины, и машины
Шуршали: «Очень хорош-ш-ооо!»
Но вот без видимой причины
На небе распоролся шов.

И засмеялись мостовые,
И улыбнулся каждый дом.
И стёкла окон, как живые,
Душевным щурились теплом.

А ливень будто растерялся,
Вдруг успокоился, притих.
                И новый город продолжался
                Уже на новых мостовых.


СЛАДКАЯ КАША.

Раздавала Маша кашу
Манную, молочную.
Ожидала рота помощь
В окруженье срочную.

Каши было очень много,
Была каша сладкая.
Танки вышли на дорогу
Тёмными заплатками.

Танки двигались как звери.
Танки были «тиграми».
Командир сказал: «Не верю.
Чтоб я не жил, выгромим».

Заходили танки слева,
Будто кто-то двигал их.
«Ну, робя, взялись за дело,
Сообча мы мигом их».

И уже ребята в деле:
«Обвяжись гранатами-и-и-иии!..»
И погибли. Как сумели.
Русскими солдатами.

Остывала в кухне каша
Манная, молочная.
Обступили танки Машу,
Башнями ворочая.

Взяла Маша возле каши
Связку бронебойную,
И остановила Маша
Жизнь свою достойную.

«За родную землю нашу!
Разве не солдатка я!..»
Раздавала Маша кашу,
Была каша сладкая.

ВЕСНА.

Сквозь туманы дымные,
Сквозь леса с болотами,
Снегопады зимние
Тают с неохотою.

Тают, тают талые,
Грузно и внушительно.
«Эх, о том мечтала ль я,
Мне ли утешительно.

Мне ль, Весне-распутнице,
Это снеготаянье.
Чуть лишь солнце спустится,
Прихожу в отчаянье.

Гляну за околицу,
Грязь везде с болотами.
Что-то в сердце колется,
Неприятно что-то мне.

Доля ты постылая,
Что же я наделала,
Что же натворила я
С этой сказкой белою.

Хоть бы солнце яркое
Помогло мне справиться,
Хоть бы лето жаркое.
Я ль Весна-красавица».


     СТИХИ
О ПЕРВОМ
          ВЛЮБЛЁННОМ.

Тому назад мильон столетий,
Впервые женщину любя,
Он красоту цветка отметил,
В себе животное губя.

        И, оборвав цветок прекрасный,
        Его не съел, но подарил…
И речью непривычной, страстной,
О новом чувстве говорил.


     В СТАРОМ САДУ.

По травам векового сада
Я каждый день домой иду.
То тень меня манит, то градом
Срывает листья на ходу
Весны капризной непогода.
То звёзды, падая в ночи,
Ко мне скользят по небосводу.
То горделивые грачи
Кричат на кроне старой липы.
Зимой снегов хрустальных скрипы,
А летом запахи цветов,
А осень шелестом листов
Мой слух и ноздри заполняют.
И всю картину дополняют
Вдали бегущая река
И звук пронзительный гудка
От парохода. И дорожки,
Что так волшебно заросли,
Приводят к девушке, вдали
Идущей глубже, глубже в чащу.
Туда, где возле вод журчащих
Любимый. И девичьи ножки
Уж отделились от земли.
Сплелись вкруг шеи две руки,
В траве мелькнули каблуки,
И в поцелуе долгожданном,
В саду прохладном, первозданном,
На миг, на вечность замерев...
Но я иду недосмотрев.
Мне мил любовник благородный,
Который ей не причинит
Ни слёз, ни чаяний бесплодных,
И тайну встреч сохранит.
                Пусть этот вечер наступивший
                Заполнит жизнь её сполна.
                А уходящая весна,
                Пусть приведёт их в тучну осень,
                И даст им счастье и плоды.

Люблю я старые сады
И аромат пьянящий сосен.


             СИЛУЭТ.

Всё стояла непогода,
И холодный ветер дул.
Силуэт озяб, и к водам
С грустью руки протянул.

Но Река, свою планету
Не сумев увидеть в нём,
Не раскрылась Силуэту,
И пронзилась толстым льдом.

И тогда, с Рекой не споря,
И от стужи заболев,
Силуэт с тоски и горя
Превратился в Барельеф.


   РОДЫ.

Над землёй стояла ночь.
Родила Глафира дочь.
Павел вышел в огороды,
Посмотрел по сторонам.
«Вот те раз! И эти роды
Принесут убыток нам.

То ли дело брат Василий.
Мы ли Бога не просили.
Мы ли в церкви не стояли
На коленях три часа.
Знать, не наши голоса
      В уши Господу попали.

      У Василия три сына.
      Дом, коровник, пол овина
      Взял Василиев Корней.
      А Мефодий с Дуней ходит,
      И за ней к нему отходят
      Выгон, луг и пять коней.

Их меньшой ещё не вырос,
Но уже кафтан на вырост
И ему Василий шьёт.
И малец всю ночь с Полиной
Возле речки под калиной
Песни тонкие поёт.

А моя  -  четыре раза,
С перепуга, али с сглаза,
Всё никак не может сыном
Разродиться,
и у нас
Отошли и плуг с овином,
И коня возьмут на Спас».

Павел вышел в огороды,
Посмотрел по сторонам.
«Вот те раз! И эти роды
Принесут убыток нам».


ВЕЧЕР.

По траве по травушке
Да бегут муравушки.
И клюёт в головушку
Соловей соловушку.

Проплывает реченька,
Вечереет зоренька,
Угасает свеченька
И темнеет в горенках.

                Не мычит коровушка,
                Не вздыхает вдовушка,
                Но не спится девушке
                У печи на лавушке.

                «Колокольчик ласковый,
                Василёчек с глазками,
                Мой желанный Васенька,
                Выходи на пасеку.

                Выходи на пасеку,
                Да во ночь туманную,
Поцелуй ты, Васенька,
Ты меня желанную.

Расцелуй любимушку,
Зацелуй, мой ласковый,
Ведь ждала всю зимушку,
Василёчек с глазками».

По траве по травушке
Да бегут муравушки.
И клюёт в головушку
Соловей соловушку.


    *
Покосилось лето
Потому, что сыро.
А ещё, быть может,
Потому, что грустно,

И ещё, наверно,
Потому, что поздно,
И затем, бесспорно,
Что уже морозно,

И с того, конечно,
Что на небе звёздном
Выступает гордо
Серебристый месяц.

    Загляделась осень
    На ночное небо,
    Опустила очи,
    Увидала небыль.

    Под ногами клёна,
    У подошв берёзы,
    На траве зелёной
    Серебрятся слёзы.

    Это снег хрустальный
    Молча умирает.
                И слезой печальной
Зиму зазывает.


      ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ.

И опять цепенящий вечер,
И опять леденящий холод.
Лишь листва потихоньку мечет
Синеву почерневших золот.

Но вот вдруг загораются свечи
Электрических ламп накала.
И, расправив ночные плечи,
Осень вновь золотою стала.


*
В окнах дома свет погаснет,
Соберутся люди спать.
А любовь волшебной властью
Проберётся к ним в кровать.

И в томительном лобзанье
Замирает красота.
И сливаются в желанье
Воспалённые уста.


         
                У ТРАПА.

                Рыжая кошка заката
                Волны царапает лапой.
                У корабельного трапа
                В лодке дочурка и папа.

                Очень уж юная мама
                Ждёт не дождётся их дома.
                В небе чудесная гамма,
                В небе ни тучки, ни грома.

                Скоро зажгутся зарницы,
                Дочке волшебник приснится,
                Юные мама и папа
                Рядом спокойно уснут.
          *
Засмеялось лето
И навзничь упало.
Не смотря на это,
Осень наступала.
Осень не грустила,
Ей всего неделя,
И она не чтила
Жизнь на самом деле.
Ей казалось просто:
Стоит только свистнуть.
Думала лет до ста
Всё рыжеть и виснуть.
Но прошла неделя,
А за ней другая,
Жизнь на самом деле
Рыжая ругает.
И пролились ливни,
Покатились слёзы,
В беспорядок дивный
Приведя берёзы.
А, увидев это,
Осень пошатнулась.
И, склоняясь к лету,
С грустью улыбнулась.


      ДВА КАМНЯ.

        Два камня прижались друг к другу боками,
        И так пролежать собирались веками.
        Те камни дружили, и были большими,
        И были по силе лишь сильной машине.

        Но степи весною травой прорастали,
        И камни с травою бороться устали,
        И медленно вниз по откосу сползали,
        И поняли с грустью: судьбу не связали.

        Так камни узнали о силе живого.
        И больше друг другу не скажут ни слова.



          ЦВЕТЫ.

Когда меня дела отпустят,
Я поселюсь в зелёном устье.
Там будут астры и левкои.
Я буду старческой рукою
К стене привязывать шпагаты,
И тонкий плющ витиеватый,
Ползя по ним к высокой крыше,
Моей душе покой пропишет.

Но почему уже сегодня,
Когда я полон сил и волен,
И мир моей души приподнят,
Я, как старик, цветами болен.
И, глядя в их цветные лица,
Могу их запахам молиться.
Хочу отдать мужскую нежность
Плодам жасминов белоснежных,
Кровавым астрам, злым гвоздикам,
Во всём их братстве многоликом.

Когда меня дела отпустят,
                Я поселюсь в зелёном устье.
                Там будут астры и левкои,
                И резеда, и всё такое…


               *
                Неоновый свет
                И прохлада ночная,
                И двое влюблённых,
                И капельки звёзд,
                И сердце в груди,
                И росинка земная,
                И шелест волны,
                И молчанье стрекоз,
                И бурный поток,
                И тюльпанов цветенье,
                Холодный родник
                И лягушачий крик
                Зачем-то моё
                Проверяют терпенье,
                Как будто бы я
                Ожидать не привык.

       СЕМЬ ПЕЙЗАЖЕЙ.

Пейзажи на стене в багетах.
Семь сказочных миниатюр:
Луна, весна, зима и лето,
Рожь, речка и ночной ноктюрн.

Луна в оранжевом уборе.
Под нею крыши ветхих хат.
Зима с берёзами, и горы
Воздушной лёгкостью Карпат.

Рожь с придорожной сельской хлябью
Под покрывалом дождевым.
Закат над дремлющею рябью.
И лес с простором полевым,
Чернеющим под мокрым снегом,
Ползущим в окоём реки.
И лето с изумрудным небом.
 И голубые мотыльки.

 А вот ноктюрн. Сквозь тьму густую
 Блеск звёзд ночных. И в окнах свет.
 И там поэт. И ветры дуют.
 Но горд в терпении поэт.


   БЕЛЫЙ СНЕГ.

  В синеве вечерней,
  За окном холодным,
  В придорожной черни,
  Белый снег свободный,
  В стороне от тракта,
  Наигравшись с ветром,
  Подпирая трактор
  Выше чем в два метра,
  Накружившись в поле,
  К колесу прижался,
  И лежит в неволе,
  Постарел и сжался.

Заскрипели сани
На дорожном насте,
И вздохнул он с грустью
Об ушедшем счастье.

«Ах, как было любо!
Как его лепили.
Как в лицо и в губы,
В поцелуи били.

 Как кружилась вьюга.
 И горели очи
 У милого друга
 В час желанной ночи».

 В стороне от тракта,
 Наигравшись с ветром,
 Подпирая трактор
 Выше чем в два метра,

            В придорожной черни
            Белый снег свободный
            В синеве вечерней
            Замерзал холодный.

            Заскрипели сани
            На дорожном насте.
            И вздохнул он с грустью
            Об ушедшем счастье.


                НАТУРЩИЦА.

            Ты склонила головку. Но свет,
            Что свеча разбросала игриво...
            Тебе только четырнадцать лет,
            И не знаешь ты, как ты красива!

            Опустила ресницы. А взгляд
            Тот, что ты под ресницами скрыла...
            И глаза через веки глядят,
            И улыбка мечту сохранила.

            Поправляешь причёску. И вдруг
            Морщишь лоб полудетской головки.
            И движения трепетных рук
            Осторожны, скромны и неловки.

Кисть руки у виска. Только кос
Ты уже не касаешься ею.
И причёска коротких волос
Не скрывает упругую шею.

А плечо поднимаешь. И тень
Чуткий локон слегка округлила.
Может, женщину в этот день
Ты впервые в себе пробудила.

И спокойно сидишь ты. Но грудь,
Что уже не по-детски созрела...
Наконец ты решилась взглянуть.
               И глаза приоткрыла несмело.

               И опять застеснялась. А свет,
               Что свеча разбросала игриво...
               Тебе только четырнадцать лет.
               И не знаешь ты, как ты красива.


                *
                Ураган волнений
                Первозданных чувств.
                Миллион сомнений
                В осязанье уст.
                В робости смущенья
                Пылких детских рук,
                В их сопротивленье
                Гордость женских мук.
                Грусть. Смятенье взора
                И мгновенный взлёт.
                Прихоть сердца в споре
                С радостью забот.
                Подчиненье воле
                Струн душевных струй.
                Счастье первой боли.
                Первый поцелуй.




           *
Помнишь ли ты
Засыпавшее лето
Утром,
                Во время грозы?

Осень ещё
Не явилась одетой
В пурпур
И лак бирюзы.

                Солнце ещё
                Не рассыпало бронзу
                И не разлило янтарь.
 
                В небе намоченном
                Молнией грозною
                Злился
                Какой-то дикарь.
 
                Тучи озябшие
                Стали суровыми
                И продолжали
                Свой путь.

                Помнишь, с тобой
                Не сказали ни слова мы,
                Но не сумели
                Уснуть.


                ВОРОН.

                Птица-Ворон, расскажи мне,
                Отчего в пейзаже зимнем
                Я покоя не заметил,
                И зачем холодный ветер
                Не поёт уже в трубе,
                И тяжёлый снег не светел,
                И не рад своей судьбе?

                «Оттого,  -  ответил Ворон,  -
                Что тревогой воздух полон,
                И ручьи, под льдом намокнув,
Зажурчали вдалеке,
И весна стучится в окна,
И движенье на реке.

Ну, прощай, поэт досужий.
Полечу-ка я на ужин.
А тебе поесть не надо ль?
А не то найдётся падаль».
Так ответил Ворон мне
И растаял в вышине.

Был ответом я растроган,
И в его обличье строгом
Я увидел чью-то грусть.
И подумал:
«Ну и пусть.

Пусть грустит душа чужая
В ожидании добра.

Мне ж весна не угрожает.
Грусть моя ещё вчера
Отлетела. И весной
Что-то будет и со мной».























      

\

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.



        ПОЭТ И УТРО.

Дребезжали две гитары.
Где-то каркал ворон старый.
Кто-то вымолвил: «Пора!..»
И помчался вдоль аллеи,
И смеялся до утра.

Липы солнцем умывались.
Двое долго целовались.
Небо выбелил рассвет.
Торопясь, прошёл поэт.

Он спешил воспеть туманы,
Небеса и облака.
Он вставал обычно рано,
И брала его тоска.

Был рассвет. Была весна.
Утро было. И с рассветом
День воспрянул ото сна
Незамеченный поэтом.


НОЧЬ.

Далеко за тишиной
Слышен лай собачий.
Ночь сутулою спиной
За окном маячит.

Как будильник в тишине
Я сосредоточен.
И опять не спится мне
До глубокой ночи.

Колокольчик звонко пусть


Разольётся тонкий.
Я к тебе, былая грусть,
Мчусь на перегонки.

Я тебя, былая грусть,
Нежно отогрею,
И в прошедшее вернусь
Памятью своею.

Пусть уж сердце об одном,
О желанном бьётся.
Пусть услышу за окном
Как любовь смеётся.

А луна в окне росой
Серебрится, плачет.
Вижу слабый луч косой.
Слышу лай собачий.


ПАГУБНАЯ ТЕНЬ.

Мне сладок жизни день вчерашний.
Меня манит грядущий день.
Но пусть на этот день манящий
Не ляжет пагубная тень.
То тень предательства, измены,
Порочных мелочных страстей,
Высокомерия, надменной
Непогрешимости властей,
Неверной преданности лживой,
И просто преданности лжи,
Продажной лести суетливой,
И равнодушия души.


   *
Лицом прильнула ночь к окну.
А вместе с ней к окну прильнул
            Дрожащий лист осенний.
            И тот, кто был влюблён в весну,
            И в этот миг в окно взглянул,


Не избежал волнений.
И разыгрался ураган.
И до утра, расправив грудь,
Метался он в смятении.
И тот, кто не сумел уснуть,
Влюбился и в седой туман,
И в закипавший океан,
И в шум морских течений.

А утром, в беспамятстве бури,
Уж море тонуло в лазури.


   *
В тихом чуть слышном дыхании,
В звуках весенней капели,
В солнце весёлом на окнах,
В птицах, что песню запели
Вся ты!.. Но вот уже утро.
За ночь ты чуть побледнела.
Спишь ты почти неземная
В простынях иссини белых.
Помнишь, вчера, засыпая,
Это бывает весною,
Ты мне шептала чуть слышно
Что-то почти неземное.
Сон восполняет утрату,
Ты набираешься силы,
Чтобы, проснувшись, увидеть
Всё, что весна натворила
В тихом чуть слышном дыхании,
В звуках весенней капели,
В солнце весёлом на окнах,
В птицах, что песню запели.


                *
                Горечь полыни
                В сердце отныне.
                Вру. Ничего в нём.
                Только названье.


Будет любовь
Бесконечной святыней.
Ты же  -  уйдёшь,
Отойдёшь любованьем.

Место твоё
Я заполню не грустью.
То ли мне грусть!
Я богаче утратой.

Любит другая,
Любви покорюсь.
Верность неверности
Будет расплатой.


    *
Задождило… Весна. К урожаю.
Затянуло свинцом небосвод.
Проливные дожди угрожают
Захлебнуться от собственных вод.

Приласкала меня непогода.
Взволновала решительность гроз.
По душе мне весенняя гордость
Беззащитно промокших берёз.

И как верность твоя осветила
Середину дождливого дня.
И как нежность ко мне возвратилась,
И как грусть отошла от меня.



           *
     Печаль на губы пала.
     Я оптимистом был.
     Но жизнь моя упала
     И потеряла пыл.

     И сердце надломилось.
     И раскололся быт.
                И та, что мной гордилась,
Теперь меня бежит.

Бежит, не понимая,
Что губит плоть и дух.
И радость разрывает
Единую на двух.

О, ужас! Умираю!
Остыла в жилах кровь.
Тебя я презираю,
Неверная любовь.


*
Запах свечки погашённой
Парафином жжёт ресницы.
Будь сегодня нежно-сонной,
Я хочу тебе присниться.

Парафином ноздри чешет
Догоревший запах свечки.
Пусть тебе не снится леший,
Ты присни меня у речки.

Ты присни меня у дуба
Или просто на постели.
Мне с тобой свиданье любо.
Письма мне осточертели.


       
\
                НА БАЗАРЕ.

                На базаре переборы,
                Помидоры, огурцы,
                Разговоры, воры, споры,
                И слепцы, и удальцы.

                Раскрасневшись, будто роза,
                На лице испуг её,
                Баба репу тащит с воза,
                Принимает за своё.

                А за возом молодица,
Дочь хозяина возка,
В кругло зеркальце глядится,
Незамужняя пока.

Видит парня девка-роза,
Парень вишни продаёт.
Раскраснелся, как с мороза,
Что-то сбивчиво поёт.

«Ай, да парень! Ну, красавец!
Так решайся же. Иди!
Вишни можно и оставить,
Счастье видя впереди!»

«Дома мама наказала
Не глазеть по сторонам,  -
Шепчет милка.  -  Мама сала
На дорогу дала нам».

И гудит народный улей,
Распрекрасная пора!
С репой баба мчится пулей,
Отработала с утра.

А хозяин злее тучи.
В желваках играет дрожь.
Эх, тихоня! Экий случай.
Лучше девки не найдёшь.

          Так решайся же, красавец,
          Не раздумывай, иди.
          Вишни можно и оставить,
          Счастье видя впереди.


                ТЮЛЬПАНЫ.

         Вдоль пригородной улицы
         Иду, как на парад.
         Тюльпаны всюду алые
         Лампадами горят.

                И ну старушки быстрые
Тюльпаны те срезать
И в целлофаны светлые
Букетики вязать.

«Тюльпаны нынче ценятся.
Подходит торжество»,  -
Слова старух доносятся
До слуха моего.

Да лица их невеселы,
Расстаться им невмочь
С весенними заботами.
И вот подходит ночь.

И будут сниться бабушкам
Не веские рубли,
А их тюльпаны алые,
Что нынче расцвели.


  ПЕХОТА.

Идя сквозь болото и топи,
Опасность встречая в штыки,
Легко умирают в окопе
Пехотные львы-мужики.

О каждом наплачется кто-то,
             У каждого хата, семья.
             Пехота, пехота, пехота,
             Пехота твоя и моя.

             «О чём же ты плачешь, доченька!
             Подумаешь, обе руки!
             Ты думаешь, жить мне не хочется?
             Да хочется уж и таким.

             А я ведь столяр, я мебельщик.
             И сделаю сам, что хош.
             Вот жаль только руки не выточу,
             Уж больно я нынче не гож.

            А помнишь ты ундера нашего?
Его ведь совсем, в шашлык...
Так ты уж об чём-нибудь спрашивай,
Покудова я не привык.

Дочурка! А как тебя кличут?..
Алёнкой?.. А я вот Ягор...
Прости мне мою неприличию.
Уж ты помогни мене... На двор...

От страху ль. А только уж бремени
Во мне собралось. Невтярпёж!
Ослабь-ка, сердечная, ремень мне,
А там ты легко найдёшь...»

Идя сквозь болото и топи,
Опасность встречая в штыки,
Легко умирают в окопе
Пехотные львы-мужики.

О каждом наплачется кто-то,
У каждого хата, семья.
Пехота, пехота, пяхота!
Пяхота твоя и моя.




         ДЕТСТВО.

          Поля высокие там пели,
          Смеялись дети у костра.
          И петухи вели свирели
          В золотокудрые утра.

           Потом война. Её законы.
           И рушился высокий дом.
           Дрожали древние иконы.
           Поля охвачены огнём.

           Горело всё  -  земля и небо.
           Горели травы и тела,
           Леса, пастух, краюха хлеба.
           Горел и дворник, и метла…

О, как его метла горела!
А от неё чадил сапог.
Ах, сердце, всё ты претерпело
Среди сражений и тревог.

Да, мы воскресли. Мы из пепла
Восстали, поднялись стеной.
В грядущем, в ожиданье светлом
Мы светлый видим шар земной.

В далёком прошлом! Помню, помню!
То было в детстве голубом.
Казался мир таким огромным!
И был огромным каждый дом.



*
Опьянённая ночи цветами,
В каплях летней искристой росы,
Ты мешала с моими устами
Вязь девичьей упругой косы.

                И тогда под таинственным светом
                Изумрудной вечерней зари
                Я тебя целовал. И при этом
                Я шептал: «Мне любовь подари».


                *
                Как ожиданье, как весну,
                Как ночи летней тишину,
                Без пылких юности речей,
                Без эгоизма детских лет,
                Люблю острее, горячей.
                Так любят утра ясный свет.

                Так первый луч, что льёт звезда,
                Приводит нас к мечте, когда
                Самой звезды давно уж нет,
                Лишь виден этот дальний свет,
                Что сквозь непостижимый срок
                Нам дарит времени урок.


      НАХАЛ.

Нахал, представленный в палате,
Совсем не уличный нахал.
На нём изысканное платье,
Его крупнее капитал.

Порой у девственной подруги
Он первый лилию срывал.
Но к верной, преданной супруге
Ключей не подберёт нахал.


              *
Как один актёр великий,
Умирая многоликим,
Возрождался в новой роли,
Веселя людей до боли.

     Но настал конец движенью,
     И другому поколенью
     Захотел актёр великий
     Передать секрет реликвий.

     Он собрал детей помоста
     И, сказал, что очень просто
     В жизни всё, на сцене тоже…
     Да и умер… И не ожил…


     ДОПУСТИМ ГЕНИЙ ПРАВ.
 
     Стоит мосток, растёт цветок,
     Роса ли плачет на поляне,
     Не раздаётся мне свисток
     Последней нежности в тумане.

     Мой путь далёк, и мой гудок
     Ещё зовёт меня, поверьте,
     На этот тоненький мосток,
     Что, может быть, страшнее смерти.

                Клонится он, кренится он,
Скрипит он и в тумане тает;
Он тех, кто в эту жизнь влюблён,
И тех, что всё на свете хают,

Единый мост. Он слишком прост.
Сожгли мосты мы, наступая.
И смрад, и дым, и запах роз
Уже сожжённых проступает.

Под нами ров чужих миров.
Сорвёмся, подорвём опоры
И полетим. И, будь здоров,
Все будем там, цари и воры.

Ах, эта вековая блажь!..
Так, может, выдержит дощатый,
Как гибкий мост, рассудок наш
Недальновидный, мудреватый?

                Приятно тешить этим кровь.
                Мол, есть ещё живые силы.
                И победить должна любовь.
                И отвести от нас могилы.

                Ну что ж, допустим гений прав,
                И да, две вещи несовместны.
                Но если жить богов поправ,
                Тут уж пророки неуместны.


                ПОРТРЕТ.

                Дряхлеет плоть, дряхлеет дух,
                Глядишь  -  и человек потух.
                Остался только в чьём-то доме
                Портрет в увесистом альбоме.
                А рядом сотня лиц похожих,
                И все они его моложе.
                Когда-то сильный и весёлый
                Он весь иссяк. И вот исчез.
                Вот так же умирают сёла,
                Рождая город до небес.


           *
Вдоль обочины дороги,
Где ЗИСы визжат,
Я смотрю себе под ноги  -
Бабочки лежат.
Сотни бабочек убиты,
Не вернулись в лес.
Знаменитый, деловитый,
Мраморный прогресс.


        ЛЮБОВЬ.

Я жду её, любовь.
То в прошлом отыскав,
То вновь взволнует кровь
Весенний шум дубрав.
То, лёжа на траве
И глядя в свод небес,
В лазурной синеве
Я жду её чудес.
Я жду её всегда.
И в этот мирный час.
Вот реют города,
И в них я вижу нас.
Но где, но где, скажи,
И чьи томишь сердца
Ты, не погибнув в лжи,
Не потеряв лица?
Я жду её похвал
Для мира и для вас.
Войду ль я в шумный зал
Иль, если день угас,
Вступаю на порог
С надеждой тайной с ней
Увидеться… О, Бог!
Дай нам любви твоей.




                СИРЕНЬ.

Пахнет сиренью в комнате нашей.
Воздух чудесно заполнился ею.
Спрашивай, я ли сиренью украшу
Грусть бесконечную, ту, что лелею

В сердце растроганном майскою синью
В дымчатой радости пёстрого утра.
Пахнет сиренью. А, помнишь, полынью
Море дышало тревожно и мудро.

Если б сирени кустами весенними
Путь нам украсить от детства беспечного;
Если б не знать нам ни грусти, ни лени,
Не замечать увядания вечного;

Если бы помнить весны ароматы нам,
Терпкий букет бело-сизой полыни;
Если б бежать расставанья проклятого,
Были бы счастливы мы и поныне.


    ДАРЬЯЛ.

Шумит Дарьял, и пенит волны.
Ревёт  от непокорных сил.
Мятежных дум до края полный,
Он ад кромешный воскресил.

Сияют горы, скалы круты,
Валуны к берегу теснит.
Туманной дымкою окутан,
Он весь стремителен, кипит.

Он мчится к морю, к непогоде.
Простор ему необходим.
И даже камни с ним уходят,
Что долго так боролись с ним.

А оглушённое ущелье
Не может волнам помешать
Идти вперёд, к далёкой цели,
В пути греметь и сокрушать.


   
     ПОСВЯЩЕНЬЕ.

Тебе, художнице моей,
Моей любимой, и терпящей
Меня в угаре трудных дней,
О милости моей молящей;
Тебе, чей голос сердцу мил,
Чей взгляд всегда мне греет душу;
Тебе, которой посвятил
Я жизнь, и клятву не нарушу;
Тебе я шлю любви привет,
Когда ты спишь со мною рядом;
А за окном туманный свет
Ещё не поглотился садом.
Когда Полярная звезда
Ещё не светит в небе ночи,
Частицу своего труда
Тебе я посвящаю. Прочим
Я посвящаю нас с тобой,
Наш трудный путь, он был не скучен.
Мы прожили одной судьбой.
И наш итог благополучен.


            *
Что-то в юности бывает
Роковое, как звезда.
Но с годами оживает
В этой юности нужда.
Лёгким трепетом волненья
Нарастает, как прибой,
Это чудное мгновенье
Неразлучное с тобой.
И опять светло и зримо
Ощущенье тех минут.
И глаза неумолимо
К красоте и тайне льнут.
И неровное дыханье,
И неопытная грудь.
И минута. Затуханье.
И былого не вернуть.
И грядёт на смену радость
                Настоящих зрелых лет.
                Опрокинутая сладость
                Дней, где ты уже поэт.
                И способен грусть былую
                Обратить в иную страсть.
                И в минуту роковую
                Не погибнуть, не пропасть.
                Но подняться над собою,
                Над волненьем юных дней,
                Не разгаданных судьбою,
                Не растраченных огней.


*
Вот забор, вот дом знакомый,
Весь окутанный в сирень.
Вот скамейка возле дома,
От неё косая тень.
Вот мечты, что в сердце тают,
Вот волнение в груди.
Я иду. О, ночь пустая!
Кто-то шепчет: «Не ходи!
Нет порога дорогого,
Нет скамейки у окна.
Вышла замуж за другого
И уехала она.
Дом снесли. Стволы сирени
Поломали на дрова.
Нет уж под сиренью тени.
И тополья голова
Сединой посеребрилась.
Что ж ты думаешь себе.
Даль времён с годами скрылась
В трудной жизненной борьбе.

Но иду я… Вот знакомый
Дом, окутанный в сирень.
Мне в тени такого дома
Помечтать совсем не лень.



                *
            Особенно осенью чувствуешь остро,
            Насколько тепло и приветливо солнце,
            Когда, разорвав потемневшее небо,
            Оно согревает холодную землю.

            А летом не видишь заслуги светила.
            И даже порою томишься жарою.
            Лишь позднею осенью
Чувствуешь остро
Насколько тепло
И приветливо солнце.



Марине Цветаевой.

*
Ты в Берлине любишь иней
Светлых ласковых берёз.
Хорошо, что ты в Берлине
Любишь Родину до слёз.
Что нам Родины милее?
И Варшава, и Париж
Светом утренним алеют,
Серебрятся блеском крыш.
Что нам дамбы Амстердама,
Что нам Эйфелева высь!
Эй, синьор, синьора, дама,
Русской бабе поклонись.
Бабе княжьего подворья,
Жёнке царского стола.
Аль не сельской дворни вор я?..
Аль мне баба не мила?

Ты в Берлине любишь иней
Светлых ласковых берёз.
Хорошо, что ты в Берлине
Любишь Родину до слёз.





Марине Цветаевой.

                ПОРТРЕТ.

             С тростью, а, по сути, с палкой,
             С голубой лесной фиалкой,
             С перстнем крупным с бирюзою,
И во взоре со слезою,
На другой руке с браслетом,
Где-то за городом, летом,
Ты сидишь на камне в поле,
И задумалась о доле.
За любое чудо света
Не отдашь ты ни рассвета,
Ни заката не отдашь,
Не подаришь в Эрмитаж.
А за звон живой пасхальный
И простор Руси печальный
Ты отдашь блаженство нег.
Но себе оставишь снег,
И рождественскую ель,
И весеннюю капель,
Что стучала в синь травы
В узких улочках Москвы.


ЛЮБОВНЫЙ НАПИТОК.

Постучи ко мне, как прежде,
И войди в мой скромный дом.
До сих пор напиток нежный
Заполняет воздух в нём.

Это глаз твоих напиток.
Это губ и сердца жар.
Это грёз моих и пыток
Снова вспыхнувший пожар.


   *
Нет, непонятно мне живому,
Зачем взволнованно грустить,
                Зачем, поверив роковому,
      Потом несбывшемуся мстить;
      Зачем страдать о прошлых бедах,
      Негодовать о бедах впредь;
      Зачем, любовь и боль изведав,
      На них с терзанием смотреть;
Зачем, когда тоской обласкан,
Не верить в радость светлых дней;
Зачем, поверив первым ласкам,
Потом грустить ещё сильней?

Зачем всё это? Я не знаю.
Но, если мне дано не знать,
Так почему я так страдаю!
Ах, как мы любим пострадать!


*
Звёзды на небе растаяли,
Землю окутал рассвет.
Чувства ушедшие стаями
Шлют свой прощальный привет.

Молодость прожита счастливо.
Зрелость покой принесла.
Прежняя нежная ласковость
В сердце моём отцвела.

Влюбчивость жёлтыми листьями
Брошена под снегопад.
Сердце не бьётся бессмысленно.
Жизнь не воротишь назад.


ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ.

В поле пурга над стогами кружится.
Жмурится вечер, в луче серебрясь.
Сумрак усталый на землю ложится.
Листья намокли, падают в грязь.
Дунуло ветром, расквасило тучу.
Сор у холма собирается в кучу.


            Первый снежок порошит через сито.
            Сыро. Дождями дорога размыта.
            Осень тревожно в окошко стучится.
В небе кричит одинокая птица.
Холод сжимает беднягу в комок.
Кто ей поможет?.. Лишь ночь да дымок.
   


 *

Ночь. Лежу в вагоне и читаю
Краткий эстетический словарь.
Вдруг страницу с треском разрывает
Мягкий, но безжалостный удар.

Сразу исчезают буквы, строки,
Сразу затухает стук колёс.
Вместо буквы «Ф» и слова «Фокин»
Профиль твой и прядь твоих волос.

Губы, для которых очертаньем
Может быть лишь нежный поцелуй.
И глаза с тоскливым ускользаньем,
Но с желанной мыслью: «Не тоскуй».

Я пытаюсь удержать виденье,
Но мешает мне туманный синий свет.
А потом неосторожное движенье,
И тебя уже, как прежде, нет.

И опять я слышу стук колёсный,
И опять хочу в словарь взглянуть…
Ночью на дворе мороз несносный.
Долго мне сегодня не уснуть.