Я снова затравленным зверем...

Я снова затравленным зверем мечусь между свободой и долгом.
То рычу на цепь посаженным псом, то вою  ночным волком.
Кто-то там наверху, или, черт возьми,  в самой преисподней,
Колбу песков моих перевернул последний раз сегодня.
И понеслись предо мной, сменяясь, день, ночь, закаты и рассветы,
Неполученные мной вопросы и несданные в срок ответы. 
Я считал и прощал, терял и множил неотданные мне и мной долги...
Несли небитые морды неотмщенные и непрощенные друзья и враги...
Оставались в кильватере и уходили вбок и куда-то назад
Вереницы событий, несказанных слов, неотмеченных мною дат...

И глядели в глаза осуждающе несоблазненные мною женщины снов моих...
И таяла гладкость их кож, аромат волос, поцелуев жадность, оргазменный крик...

Я еще не выдышал весь свой воздух!
Свой хлеб преломленный не доел!
Я еще не вылюбил весь этот мир ото дна до всех занебесных пределов!
Чутким шорохом сыпятся дни и ночи,
             пересчитанные где-то кем-то не то вверху, не то внизу.
Я к последней песчинке всего себя на последний свой суд несу. 
Широко глазами и сердцем смотрю на счастия и несчастья.
Горечь прозрения.
Печаль многих знаний.
Восторг непричастия.
И давно был пуст мой стакан.
И фронтовая фляга.
И дырой в груди
Свистело пробитое сердце.
И еще немного, совсем чуть-чуть впереди
Осталось окинуть взглядом.
Дослышать. 
Дочуствовать.
Дообнять.
Задать последний вопрос.
Получить последний ответ.
Прозреть.
Понять.
Улыбнуться без страха и, в миг последней песчинки, махнуть по стеклу рукой...   

Ведь любимое зрелище боженят - смертный, вступивший в сраженье с  судьбой.