Овсянка. Роман. Глава 7

            Глава 6  http://www.stihi.ru/2017/06/28/10006
 
 Олеся, хорошо знакомыми тропинками, вернулась в скит.
Было время ужина и старуха пригласила ее за стол.
 - Что же, ты ешь так мало, ведь целый день не евши?
-  Да что-то, бабушка, не хочется, давай лучше чаю попьем.
Старуха сняла с печки чайник и налила в чашки, зеленого цвета, отвар. От него шел приятный запах мяты. Поставила на стол банку с медом, нарезала белого хлеба.
- Может, ты варенья какого-нибудь хочешь?
-Да нет , спасибо, мне просто чаю.
-Расскажи, где же ты сегодня была так долго?
- Гуляла, обходила свои любимые места, так хорошо сейчас в лесу.
-Никто тебе не встретился? – С опаской спросила Соломония.
Олеся опустила глаза, покраснела, врать она не умела.
- Я встретила Дымковского, он обещал мне привезти книги.
Мы с ним гуляли по лесу, он оказывается понимает и любит природу. Мне было с ним интересно и спокойно.
- Что же, внучка, ты уже не маленькая, да и Яков Петрович хороший человек, я не против того, чтобы вы встречались.
   Через день, придя на поляну, Олеся  под кустом нашла книги и записку. В  ней Яков Петрович просил о встрече.
Девушка не знала, что ей делать. В сердце у нее была симпатия к Дымковскому, но разум говорил, что встречаться не нужно. С этими встречами исчезало привычное спокойствие и что-то новое, необычное и пугающее, подступало к ней. Под кустом, в том месте, где нашла книги, оставила записку.
В ней она высказала свое сомнение по поводу необходимости встречаться.
С тех пор прошел месяц. Дымковский ничем о себе не напоминал после полученной им записки. Жизнь жительниц скита шла по привычной колее, ничто не тревожило их уединения.
   Весь этот месяц Яков Петрович был сам не свой, его чувство, встретившее преграду, еще больше усилилось. Он не знал, что ему делать. Нужно было на что-то решаться и он решил поехать в скит и попросить у Соломонии руки ее внучки. Наметив день своей поездки на болота, Дымковский немного успокоился.
В любом деле главное это принятие того или иного решения. Неопределенность была мучительна для него. Казалось, что лучше испить чашу боли, может быть, опалить страданием душу, чем жить в постоянном неведенье. Пытался представить, как изменится жизнь при том или ином решении Олеси. Его жизнь по сути уже изменилась, он почти не ездил в гости, правда, принимал приезжающих к нему, но уже без той легкости и радушия, которые были раньше. Яков Петрович ловил себя на мысли, что новости, которые привозили с  собой гости, мало  его  интересуют. Иногда  он  невпопад отвечал, заслуживая недоуменные  взгляды. Когда приезжавшие  удалялись, он  ощущал чувство  облегчения. Отчего же  все  это  с ним происходило? Скорее всего от  неопределенности и  необходимости  скрывать  свои  чувства. Ведь общество, членом  которого  он  являлся, могло не простить ему связи с  простой девушкой, родственницей «колдуньи», если эта связь приведет  к  законному  браку, если не навсегда, то  на  какой-то срок. И вряд ли  он  был  бы принят им, как сейчас. Все это Дымковский понимал, законы  приличия и общественных  правил воздвигали  между  ним  и  Олесей серьезный  рубеж. Мысли  о том, что  связь с любимой  девушкой  может  быть  незаконной, как-то нередко встречалась в  обыденной  жизни, никогда не  приходила  ему  в  голову. Настолько  она  была  кощунственной и  неуместной для  него. Олесю он  любил чистой, светлой  любовью, без примеси страстей, неуемных плотских  желаний, чувство  его  было духовно и  бережно. Он  не  мог  и  не хотел чем-то  обидеть свою  любимую, прекрасно понимая, какую радость ей  приносило, казалось бы вынужденное  уединение. Сможет  ли  он уберечь эту  светлую  душу от несправедливости, коварства, жесткости  окружающего  мира? Смогут  ли они  найти то  место, где  никто не  помешает  их  счастью? На эти  вопросы должна  была  дать  ответ сама жизнь. Дымковский  заметил, что  чаще стал  заходить  в  храм, обращаться с молитвой  к  Богу. После  этих  посещений  светлое  чувство не покидало его весь  предстоящий  день.
 Когда настало  время  поездки  на болота,  Яков  Петрович с  утра заехал  в  храм. У  дверей  на  паперти сидела  нищенка. Вид   у  нее  был  отрешенный. В  этот  день не было службы и  она мало надеялась на  подаяние. Возраст  ее  определить  было  сложно, настолько изможденным было лицо, все  тело болезненно согнулось, отчего руки казались  длиннее обычного. Волосы седыми прядями выбивались из-под  старого, застиранного  платка, завязанного под подбородком и  только  глаза несли  ясный  свет души из этой, столь убогой,  плоти. Они, казалось, проникали насквозь стоящего  перед  ними, хоть  выражение  их было  наивным,  как  у  ребенка.
- Подайте Христа ради - скорее прошептала, чем  проговорила  нищенка.
- Возьмите, пожалуйста, - ответил  Дымковский и  вместо обычной  мелочи протянул  ей рубль. Она  дернула  руку и  сказала:
- Зачем так много, барин? Мне  и  десяти копеек  хватит.
- У меня нет  мелких  денег  с  собой. Помолись, добрая  женщина, за  рабов грешных Якова и  Олесю и  поставь  за них свечи.
Нищенка взяла  рубль, поднялась на  ноги, поклонилась  барину, и перекрестившись, вошла  в  храм. За ней  вошел Яков  Петрович.
Легкий  полумрак и  прохлада царили  внутри, запах  горящих  свечей и  ладана наполняли  молчаливое  пространство. Поставив свечи  и  помолившись, Дымковский  собрался  уходить, но  его  привлекли шаги со  стороны  алтаря. Он  повернулся  и узнал  отца Паисия, подошел  к  нему  за  благословением. Получив его, попрощался  со  священником и  вышел  из  храма. На душе  у  него было тихо  и  спокойно. – На все  воля Божья, - подумал он, сел  в  бричку и  тронул лошадей в  сторону, где  за  перелесками скрывался  скит. Хоть  ехал  не спеша, уже вскоре  заметил знакомую  крышу за  цветущим  кустом  сирени.
Не доезжая до скита, остановил лошадей около одиноко стоящего  клена. Выйдя из брички, медленно  пошел  к  дому. Остановился ненадолго, посмотрел на  голубеющее, без  единого  облачка , небо и  прошептал:
- Господи, на  все воля  твоя – не  торопясь, подошел  к  двери, постучал, внутри послышалось  движенье, скрип  половиц, дверь  заскрипев, отворилась.
 - Здравствуй, барин, заболел поди –увидев  Дымковского , стоящего  на  пороге, молвила  старуха, отодвигаясь  в  сторону и  пропуская  его  внутрь.
- Здравствуйте, -ответил  Яков  Петрович, прошел  в  комнату и  присел на  предложенную ему  табуретку. Соломония присела  рядом  с  гостем, окинув его   взглядом вопрошающим  и  в  тоже время понимающим, зачем  он  к  ней  приехал. Гримаса, похожая  на  улыбку, отразилась  на  ее лице, но  глаза  были  серьезны и  задумчивы. Яков  Петрович, увидев, что они  одни, решил нарушить  молчание.
- Вы меня, Соломония, извините, что  приехал  без  приглашения, мне  нужно  с  Вами поговорить.
- Да  ты, барин, не извиняйся, я  всегда  рада  доброму  человеку – говори, с  чем  приехал, что у  тебя на душе, все  начистоту. А я уж постараюсь понять  тебя по  своему  разумению.
 В голосе  старухи Дымковский почувствовал симпатию, располагающую к  откровению. Вздохнув и  направив  взгляд  на  Соломонию, промолвил:
- У меня такое ощущение, что  Вы знаете, зачем  я  приехал. Вряд ли могло укрыться от Вас то, что я  люблю Вашу внучку. Это не  минутная прихоть,  а вполне серьезное  чувство. Уже  прошел почти  год, как я  ее первый раз  увидел. С  тех  пор ее образ не  покидает  меня ни днем, ни  ночью. Я  понимаю и чувствую  тот мир, те  ощущения, в  которых живет  Олеся и  хочу сделать  ее счастливой, уберечь от  всякого  зла и  несправедливости. Я прошу   руки  Вашей внучки, ведь  Вы ее единственная родственница.
- Ах, барин, что мне  тебе  ответить, я  ее благословить  не могу, я  ведь  не родная  ей, да и  некрещеная. Должны  быть  у  нее родственники. – Старуха  поведала  историю, в  которой двухлетняя Олеся была  удочерена ее племянницей. Тогда  никто  не  стал  искать родственников девочки, а  ведь  они  должны быть  у  нее.
- Если  они  ее признают, то  у  них нужно  просить  благословения на  венчание. А главное, это  согласие самой  Олеси. Скоро  она придет, вот  и спроси у нее, барин, ей решать,  у нее  вся  жизнь  впереди.
 Дымковский  записал все, что  знает  старуха о родителях  Олеси, спросил, нет ли какой  вещи, оставшейся от  них. Соломония  подала ему  Евангелие, подписанное: « Дорогому сыну в  день совершеннолетия от  родителей Вяземских Марии Константиновны и Петра Ивановича».
 Узнав где  жила  племянница старухи, Яков  Петрович пообещал, что  займется  поисками родственников  Олеси. Попросил  на время Евангелие, ведь  это  была  единственная  вещь, оставшаяся от  родителей Олеси, которая  могла удостоверить  родственников, что девушка не самозванка и по  праву носит их  фамилию.
Послышался  скрип двери и в  комнату  вошла  Олеся. На Дымковского  и  Соломонию, как бы повеяло  теплом лета, солнечным  светом, радостью  жизни, наполняющей цветущую природу  леса, лугов и даже невзрачного  болота, в  котором тоже таится жизнь.
- Здравствуйте, Яков  Петрович, Вы, наверное, пришли за  книгами? Я  их  прочитала, спасибо, можете их  забрать.
- Что Вы, Олеся,  пусть они  остаются  у  Вас. Я Вам еще привезу, скажите, что  Вам больше  по  душе и я  посмотрю по своей библиотеке. Если бы Вы согласились, то  могли  бы поехать  со  мной и  выбрать все, что  Вам понравится.
- Я боюсь,  мою  поездку  к  Вам неверно истолкуют. Пойдут  слухи, которые могут  помешать  и  Вашей  и  моей жизни. Ведь  молва  человеческая часто  несправедлива.
- Милая моя Олеся, я  все это  понимаю, мое  огромное  желание уберечь Вас от  всякого  зла, от  недобрых  разговоров. Я  люблю  Вас  и  приехал просить Вашей руки. Бабушка Ваша не  против, но, как  она  говорит, у  Вас еще могут  быть родственники. И, если Вы, согласитесь стать  моей  женой, потребуется  их благословение. – Дымковский подошел  к  девушке, которую  охватил невольный трепет. Она   не ожидала этого  предложения и не  знала, что  ответить. Он  взял  ее руку и , склонившись  перед  ней, поцеловал. Его  горячие  губы, прикоснувшись к  девичьей руке, словно обожгли ее неведомым огнем, волнующим и  приятным. Олеся отдернула руку и отступила на  шаг назад. Дымковский тоже отступил.
- Извините, меня за  мой порыв, он не случаен, ведь  я  давно уже  люблю Вас. Можете ли Вы ответить на  мое предложение  сейчас или Вам необходимо  время, чтобы обдумать  все и  прийти к  решению.
 Олеся мгновение помолчала и, устремив  свой  взгляд на  Якова  Петровича, ответила:
- Давайте подождем, Вы мне  нравитесь, вряд ли я, бедная  девушка, встречу такого  мужчину, как Вы. Нам  все  нужно  серьезно  обдумать, особенно  Вам, ведь  Ваш круг  вряд ли  примет  меня в  свое  общество, а  если, примет, то, я  в  нем вряд ли уживусь. Вы должны  решить  для  себя, что  Вам дороже, любовь  ко  мне или мнение Ваших  друзей, знакомых, соседей.
Ведь, может, придется делать  выбор между  мной  и  ими. Давайте  не будем  торопиться, нам  необходимо  лучше узнать  друг  друга. Я думаю, Вы  со  мной  согласитесь.
Дымковский  смотрел  на  Олесю, выражение его  лица отражало любовь и душевную  теплоту, удивление разумным словам  девушки.
- Милая  Олеся, я согласен  с  Вами, хоть  я  для  себя  все  решил, не  будем  торопиться. Я думаю, Вы мне  позволите с  Вами встречаться иногда. Ваш  ответ для  меня очень  много  значит и, если  нужно  будет  делать  выбор между  Вами и  тем  обществом, в  котором  я  живу, конечно же, я  выберу  Вас и Вы в  этом  можете не сомневаться. Если  Вы не против, я  отыщу Ваших родственников. Возможно, живы  бабушка и  дедушка, которых Вы никогда  не  видели и  которые не знают,  что  Вы  есть на  белом  свете. Если они  Вас  признают, можно  просить  у  них благословения, если  нет, то  это  не  помешает нам обвенчаться.
- Ну,  вот  и  хорошо, ну, вот  и  славно, - вступила  в  разговор Соломония, - а  сейчас садитесь  за  стол, попьем чаю. Будете, барин, пить наш  травяной или Вам заварить того, что  Вы  привезли?
- Только Вашего – с  улыбкой ответил  Дымковский.
Олеся  стала  расставлять чашки. Яков  Петрович  помог  поставить самовар на  стол. Напряжение разговора спало, казалось, дружная  семья готовится к  чаепитию.
Вскоре  Яков  Петрович отправился домой, договорились, что  он  приедет, когда  узнает  что-нибудь о  родственниках  Олеси.
С  собой  он  взял  Евангелие, единственную  вещь, которая  осталась  у  девушки от  ее родителей. Смолк шум отъезжающей  брички, на  землю тихо опускался  вечер, все  вокруг замолкало, готовилось ко  сну.

               Глава 8 http://www.stihi.ru/2017/06/29/7055