О рассказе Светланы Василенко Суслик
… Вот это ДА! – воскликнула я мысленно, стоя у окна и в одну сигарету поглотив «Суслика». Это какую гигантскую боль надо носить в своей душе, чтобы через какое-то там крохотное существо передать состояние большей части беззащитного человеческого мира!
Всё, как в устройстве земного населения. Казалось бы, невероятно простенький сюжет: пионеры ловят сусликов. Конечно, они выполняют «важное дело» и не ведают, что творят. И только сама земля словно сопротивлялась их «тварному» делу:
« И снова чёрно зиял отверстный, по-детски круглый рот земли. И уже забыв про суслика, не веря, что когда-нибудь выскочит он из норы ( а если выскочит, то в Америке, испуганно озираясь среди небоскрёбов – так насквозь уходила нора), мы лили воду просто так, потом весело потешались над собой и этой дырой, уходящей в никуда.»
А?! Будто не строки, а опрокинутый пласт земли с его не закрывающимся от потрясения по-детски круглым ртом… Так выпукло и ёмко западает в сознание этот удивительный образ.
Но вот выбрался из норы этот «мокрый, дрожащий, маленький» суслик… И уже взрослый автор, глазами того ребёнка из пионерского детства, заново видит состояние ещё не ведающего, что его ждёт, существа. Он, существо, Суслик «будто только родился у нас на глазах из чрева земли, - и застыл очарованный. Божий мир был цел и глядел на него».
Нет, это надо читать, как поэму, снова и снова возвращаясь к страдальчески мощно слепленным словам… Чёрные слюдяные пласты на солнечный просвет… Неразгаданная музыка колоколов Сараджева… Затерянные в глубине человечества ноты, перетёртые в мельничных жерновах… И это уже не суслик, это ребёнок оглядывает мир…
«Что ему там причудилось, в его извилистой земляной тьме, по которой, воя от ужаса, металась его детская душа и её со всех сторон настигала наша человеческая хлорированная злоба, наша ледяная ненависть, просачиваясь во все закоулки и убежища: всемирный потоп? Конец света?»
Где же этот, лежащий в стороне комочек земли? Комочек сопричастности, сопереживания? Как далеко отброшен он пусть от тёмной, но всё же спасительной норы. И задумываешься над неосознанностью выбора… Выбора, которого, по сути, и нет. Ведь остаётся почти единственное: или погибнуть в спасительной тьме, или, наконец-то выбравшись на свет, погибнуть от жёсткости самого света.
«Подняв свою душу на задние лапы, он молитвенно сложил свои ручки на груди и, закинув голову, блаженно, подслеповато щурясь, поглядел на солнце».
Это потом, через многие-многие годы, к уже взрослому ребёнку придёт высота осознания, проникновение в состояние души живого беззащитного комочка, тихо совершающего «свой намаз». И пронзительная мысль – как же, как же можно убить радость существа, увидевшего свет?! И удивиться собственному открытию, что это «дитё» ещё может сострадать убивающим его, большим и сильным.
« И он на нас посмотрел сначала влюблено, радуясь за нас, что мы живы, что вышли сухими из воды, целы и невредимы после такого потопа. И ещё раз посмотрел. Но уже не так: деловито огляделся и понял – нельзя вырваться. И обречённо залёг: берите. Главное, что мир – цел. И закрыл глаза».
Нет, это не рассказ… Это реквием по всему живому. Реквием, в котором основной рефрен: «Главное, что мир цел»!
Об этом можно долго и глубоко рассуждать. Рассуждать о мастерстве автора, о пронзительной мощности самой его прозы, о глубокой, чуткой и ранимой душе… Но я только что поглотила «Суслика»… И захотелось сказать…
О Р
Свидетельство о публикации №117062905640