хорал...

            Сергею Демёшкину посвящается

Из тех глубин единственных, что кажутся черны... -
в них небеса как будто утонули… -

во имя чувства первого Трагедии, Вины.
во имя всех, что нас не обманули…

пройдя ступени памяти – и вверх и вниз и вспять,
насквозь пройдя
– до русского святого –
я вижу жизнь обычную, грустившую, смеясь, -
и только жизнь
близ оснований Слова.

Ни колдовством, ни разумом сей правды не украсть
и не понять сего больного верой.
Возможно, страсть последняя, -
чтоб в горе не пропасть (!)...
возможно, - этот день – хрустально-серый -

Тень кладбища
 – Армянского…
Над рвом былых побед,
в час Девы Орлеанской поражений
несовременной поступи открыла я секрет,
несовременной веры без сомнений…

С тенями Лютеранского…
приобретя покой,
запела песни радости в печали -
не сразу, а в борении с неправедной тоской,
о вера в то, что песне доверяли!

И кладбище привычное…
Невольная заря...
Оно не стало крепким домом  Блоку,
Как в детстве – няня Пушкина – и солнце октября -

готовимся к бескрайнему уроку -

На легендарном острове, где небо пред землёй
склониться и во сне не захотело -
там вера - чувство грозное - вошла в костёр сухой
и окропила всё, что в нём горело…

Уж сердце было схвачено
в густой борьбы момент
геенны языком неотвратимым…

Здесь за огня спасение
высокий монумент
и слово Откровения:
Любимый (!)

Я разобьюсь терпением
в весеннее тепло,
сотрусь бутоном на губах Авроры -
но есть в глубинах Памяти волшебное стекло –
что увеличит и тебя, и горы!

Прекрасные, далёкие, забытые дела,
Они струились дождиком и снегом,
стекали на  фонтанчики;
скульптуры удила
закусывали перед диким бегом…

И ночь ложится тихая благодаря тебе
На Петербург
высокий и старинный.
В моей, как детской памяти,
неверстанной судьбе.
И роза
раскрывает сердцевину.

Я вижу ночь прозрения. Она ещё во мне.
Её лицо открыто перед слогом.
А торжество сомнения
утоплено в Неве -
твоей души большой
Единорогом!
И мудрым Богом.
Мудрым Богом.
Богом.