Постигая азы музыки. Воспоминания

Постигая азы музыки


01 Первые песенки


Музыка в моей жизни присутствовала всегда. По воспоминаниям мамы, ещё в младенчестве я, плачущая, замолкала сразу, как только слышала музыку. В доме было много грампластинок, и когда нужно было меня успокоить, родители ставили пластинку с какой-нибудь мелодией или песней. Мама рассказывала, что я очень рано начала петь, в год я уже знала и чисто пела много песен. Мои же собственные первые ощущения и воспоминания, связанные с музыкой, относятся к песенкам, которые пела мне мама. Это были три песни про котят: «Паровоз по рельсам мчится», «Я пушистый, беленький котёнок» и «Чёрный кот».

«Чёрного кота», благодаря современным перепевкам, знают многие:

     Жил да был чёрный кот за углом.
     И кота ненавидел весь дом,
     Только песня совсем не о том,
     Как не ладили люди с котом.

     Говорят, не повезёт,
     Если чёрный кот дорогу перейдёт.
     А пока наоборот, а пока наоборот -
     Только чёрному коту и не везёт.

Кота было жалко!

Слушая «Паровоз», почему-то я больше сочувствовала котёнку, а не паровозу и радовалась, что всё закончилось благополучно:

     Паровоз по рельсам мчится
     На пути котёнок спит,
     Паровоз остановился
     И котёнку говорит:

     «Ты, котёнок, ты, котёнок,
     Очищай машине путь»
     А котёнок отвечает:
     «Сам проедешь как-нибудь»

     Паровоз по рельсам мчится,
     Отдавил котёнку хвост,
     А котёнок рассердился,
     Поцарапал паровоз.

     Паровоз лежит в больнице,
     Ему делают укол,
     А котёнок ходит в садик,
     Ест сметанку с творожком.

     Сидит мама на крылечке,
     Пришивает Ваське хвост,
     А сама его ругает,
     Чтоб не лез под паровоз.

В песенке «Я пушистый беленький котёнок» я поначалу недоумевала, почему же ему кричали то «Кис-кис!», то «Брысь!».

     Я пушистый беленький котёнок,
     Не ловил ни разу я мышей,
     И где бы я ни появился,
     Где бы ни остановился,
     Слышу от больших и малышей:
     - Кис! Кис!

     Меня по спинке гладят то и дело,
     Меня кормить конфетами хотят.
     Но мама брать конфеты не велела -
     Конфеты портят зубы у котят.

     А вчера я влез в трубу печную,
     А потом отправился домой,
     Но где бы я ни появился,
     Где бы ни остановился,
     Слышу я повсюду окрик злой:
     - Брысь! Брысь!

     Старушки на меня ворчали строго,
     Шофёры нажимали на гудки,
     И перед школой с криками дорогу
     Перебегали мне ученики.

     Два часа я плакал от обиды,
     Но пошёл весенний тёплый дождь,
     И в чём причина - я не знаю,
     Но опять меня ласкают,
     До чего же всё же мир хорош.

Потом мама объяснила, что «брысь!» кричали котёнку, когда он был грязный, чёрный от сажи.



02 Грампластинки


Я хорошо помню то разнообразие пластинок, окружавших меня. Это были огромные, чёрные, твёрдые диски с разными операми и опереттами, пластинки поменьше, с песнями и классической музыкой, и совсем маленькие пластиночки, на каждой стороне которых помещалась одна-две песни. По центру диска располагалась цветная круглая наклейка, на которой можно было прочитать, что за музыка будет звучать, когда пластинку поместишь в проигрыватель. Если с пластинками обращаться неосторожно, они могли разбиться. Чуть позже появились небьющиеся виниловые пластинки и маленькие разноцветные гибкие.

Самыми любимыми сначала были маленькие и средние пластинки с песнями различных исполнителей. Первые запомнившиеся песни – «Топ-топ», «Выходной» и «Белый медвежонок». Помню, как мне было жалко маленького медвежонка, о котором пел грустный мужской голос:

     Белый медвежонок, медвежий ребёнок,
     В зоопарке жил.
     Очень он без мамы, без ласковой мамы
     В городе тужил.
     Если мама далеко, это очень нелегко.
     Это нелегко.

     Белый медвежонок, медвежий ребенок,
     Вспоминал снега.
     Песенку простую, что пела когда-то
     Белая пурга.
     Если дом твой далеко, это очень нелегко.
     Это нелегко.

     Белый медвежонок, медвежий ребенок
     Горевал в тоске.
     Сердце он оставил, навечно оставил
     Где-то вдалеке.
     Если сердце далеко, это очень нелегко.
     Это нелегко.

     Если мама далеко, это очень нелегко.
     Это нелегко.
     Если мама далеко, если папа далеко,
     Это очень нелегко.
     Если дом твой далеко, если сердце далеко
     Это очень нелегко.

Песенку «Выходной» я пела вместе с певицей и очень сочувствовала маленькой девочке, ожидания которой были напрасными:

     Я всю неделю жду воскресенья
     У папы и мамы будет выходной.
     С утра и до вечера будет веселье,
     Мне надоело весь день быть одной.
     Но настаёт воскресенье и всё же
     Папа уходит - у него дела,
     Мама от дел оторваться не может,
     А я остаюсь на целый день одна.

     Припев:
     Но неужели в самом деле
     Не хватило им недели,
     Им недели не хватило,
     Чтоб хоть день побыть со мной.
     Ведь и детям нужно всё же
     Выходной устроить тоже,
     А без папы и без мамы
     Это что за выходной.

     Дети другие по воскресеньям
     За город едут с лыжами в руках.
     С горки несутся, а настроенье
     Вверх подлетает к самым облакам.
     Мне бы хотелось быть в зоопарке,
     Я бы на детские фильмы пошла.
     Лишь бы со мною были мама и папа,
     Лишь бы я с ними целый день была.

     Могут конечно быть исключенья,
     Могут возникнуть срочные дела.
     Но ведь нельзя, чтоб по воскресеньям
     Я оставалась целый день одна.

На обратной стороне этой пластинки была песня про малыша, делающего свои первые шаги. «Топ-топ» - было её название, а пела песенку певица с нежным, хрустальным голосом. Майя Кристалинская, как узнала я позже.

     Топ, топ, топает малыш
     С мамой по дорожке, милый стриж,
     Маленькие ножки не спешат,
     Только знай себе твердят:

     Топ-топ, очень нелегки
     В неизвестность первые шаги,
     А в саду дорожка так длинна,
     Прямо к небу тянется она.

     Топ-топ, топ-топ,
     Очень нелегки,
     Топ-топ, топ-топ,
     Первые шаги.

     Топ, топ, скоро подрастёшь,
     Ножками своими ты пойдешь,
     И сумеешь, может быть, пешком,
     Землю обойти кругом.

     Топ, топ, время не теряй -
     До скамьи без мамы дошагай.
     Отойди, прохожий, стороной,
     Видишь, человек идёт большой.

     Топ, топ, скоро подрастёшь,
     Ножками своими ты пойдешь.
     Будет нелегко, малыш, подчас
     Начинать всё в жизни в первый раз.



03 Радиола «Сакта»


У нас дома была радиола «Сакта», на верхней панели которой был замечательный проигрыватель. Я любила сама ставить пластинки. Выбор был богатый: песни Аиды Ведищевой, Майи Кристалинской, Эдиты Пьехи, Муслима Магомаева, Валерия Ободзинского, Вадима Мулермана, Эмиля Горовца, вокальных квартетов «Аккорд» и «Дак-дакс» («Чёрные утки») многое-многое другое. Особенно мне нравилась песенка «Чёрных уток» «Бум-бум», а у «Аккорда» - «Четыре таракана и сверчок», «Пингвины», «Котёнок» и «Возвращайся». И, конечно, песни Робертино Лоретти. Я знала, что Робертино – мальчик, и представляла его себе такого же возраста, как я сама. Пластинок с песнями, которые исполняли бы дети, в 60-х годах у нас почему-то не было. Возможно, потому, что большой детский хор, записи которого стали популярны в начале 70-х, был ещё не организован.

В пятилетнем возрасте у меня появились первые пластинки-сказки, которые мама привезла из Челябинска, когда мы гостили у бабушки в Копейске. Эти сказки сразу же очаровали меня. Несколько комплектов пластинок в красочных конвертах! «Муха-Цокотуха», «Царевна-Лягушка», «Василиса Прекрасная», «Крошечка-Хаврошечка», «Кот в сапогах», «Кот-хвастун», «Кошкин дом», «Приключения Чиполлино», «Сказка про зайца с чудесными ушами», «Сказки Корнея Чуковского», Русские народные сказки. Это было настоящее сокровище! Почти все сказки были музыкальными, и вскоре я их знала почти наизусть. И неудивительно, ведь каждую сказку я слушала по много раз подряд. И порой, когда мне предлагали послушать что-нибудь новенькое, я отказывалась и просила поставить то, что уже хорошо знала. 

На наклейках пластинок с песнями были напечатаны цифры: 33, 45 и 78. Внутри радиолы, справа от вращающегося диска, был переключатель с такими же цифрами. Если пластинку с цифрой 33 поставить и включить переключатель на 45 или 78, получится очень смешное пение, быстрое и тоненькое. И наоборот, если пластинку на 78 поставить в режиме 33, певица или певец запоют толстым басом, растягивая слова до неузнаваемости. Экспериментировать я любила.

Радиола «Сакта» - вообще была чудесная вещь. На её передней панели были клавиши-переключатели, и я часто «играла» на них, как на пианино, самозабвенно переключая пальцами. Музыкальных звуков, конечно, при этом никаких не было, но это не мешало мне представлять, что я – пианистка.

Видя такую тягу к музыке, мне подарили игрушечный рояль. Он был маленький, чёрный, но, самое главное, у него открывалась крышка и было десять белых клавиш, которые звучали, «как настоящие». Чёрные клавиши были нарисованы, но это было не важно! Важно то, что я могла извлекать из своего рояля музыку!



04 Пианино


Когда я училась уже во втором классе, у нас в школе объявили набор в «Музыкальный салон». Естественно, я была в числе первых претенденток! В одном из классов поставили пианино, и начались занятия. Дома инструмента не было, но это не помешало мне запомнить ноты и научиться играть несколько простеньких пьесок. Людмила Владимировна, моя учительница, хвалила меня. Но, учебный год закончился, и занятия, к моему большому сожалению, прекратились. Летом, на каникулах, мне наконец-то купили настоящее пианино! Оно было коричневое, блестящее, очень красивое! Называлось – «Беларусь». Когда пианино поставили в зале, всё, что я могла извлечь из клавиатуры, была песенка «Как под горкой, под горой торговал старик золой». Остальное – забыла… Зато мой папа, не имеющий никакого музыкального образования, не знающий нот, сел и заиграл! Да как заиграл! Сразу двумя руками! Я тоже хотела научиться играть! И меня решили отдать в музыкальную школу.



05 Музыкальная школа


В середине 70-х годов музыкальное образование было очень популярным. И престижным. Немногие могли себе позволить купить дорогой инструмент, оплачивать обучение. 18 рублей в месяц должны были платить за ребёнка, если он учился на фортепиано, баяне или аккордеоне. И всего 1 рубль 50 копеек стоило обучение на других инструментах – скрипке, виолончели, трубе. Правда, оплата на дневном отделении зависела от общего дохода родителей, но, тем не менее, не каждый имел возможность отдать часть дохода на получение детьми дополнительного образования. А на вечернем отделении оплата вообще не зависела от зарплаты родителей и составляла стабильных 18 рублей ежемесячно. К тому же, чтобы поступить в музыкальную школу, нужно было ещё иметь способности, успешно сдать вступительные экзамены. Свой первый экзамен я запомнила очень хорошо.



06 Вступительный экзамен


В длинном, узком коридоре, вдоль стен, стояли девочки и мальчики, пришедшие поступать в музыкальную школу. Большая, массивная дверь посередине коридора вела в неизвестность. Мне стало немного страшно. Но, я же уже немножко училась музыке, даже знаю ноты. Конечно, я поступлю! Настала моя очередь и я, оставив маму по эту сторону двери, вошла в огромный концертный зал. За столом, накрытым красной плюшевой скатертью, сидели незнакомые мне взрослые – приёмная комиссия. В центре зала стояло пианино, за которым сидела женщина. Я назвала комиссии свою фамилию и имя, ответила на вопрос, какую песенку буду петь, и пошла к инструменту. Исполнив «Песенку Крокодила Гены» из мультфильма «Чебурашка», я повторила голосом сыгранные мне короткие мелодии, прохлопала в ладоши то, что хлопала женщина за инструментом и, отвернувшись от пианино, бойко назвала количество звуков, которые мне сыграли: «Один, два, три, один, два, три»… Экзамен был лёгким, я зря волновалась. Но, оказывается, сразу было не узнать, взяли меня в музыкальную школу или нет. Сначала должны были сдать экзамен все, кто пришёл сегодня. И только через несколько дней должны были вывесить список поступивших! С трепетом я читала этот список, пока дошла до своей фамилии. Ура! Я поступила! Меня взяли учиться на фортепиано! Радость переполняла меня! Немного грустно было видеть лица тех, кого не приняли. Некоторым предложили учиться на других инструментах или зачислили на вечернее отделение. Но я – я первоклассница фортепианного отделения. Моя учительница – Гусева А.В. Так было написано напротив моей фамилии. Какая она, эта Гусева А.В.?  Такая же добрая, как и Людмила Владимировна? Но эти вопросы меркли перед осознанием: я поступила!



07 Первая учительница


Учительницу по фортепиано звали Алла Васильевна. Отношение к ней у меня было двоякое: я одновременно любила её и боялась. Боялась сыграть неправильно, боялась сама заговорить с ней. Хотя, не помню, чтобы она когда-нибудь на меня кричала или сильно ругала. Но и хвалила она меня не часто. Да и хвалить-то особо было не за что. Домашние задания я выполняла добросовестно, но играла всегда нерешительно, была скованна и зажата. До сих пор помню это неприятное ощущение и волнение исполнения в классе. Возможно, эти чувства были следствием негативного опыта второго урока. На первый урок меня привела мама, а на второй я отправилась сама. Я знала, что занятия должны были проходить в кабинете № 17, там же, где состоялся мой первый урок. Приехав немножко раньше, я стояла возле кабинета в ожидании звонка. Радость и нетерпение были в моём сердце. Звонок не заставил себя долго ждать, но из кабинета никто не вышел. Через пять минут снова прозвенел звонок, уже на урок, но я продолжала стоять возле двери, ожидая, когда выйдет предыдущий ученик или ученица, и мне можно будет войти. Время тянулось медленно, я подпирала стенку, из кабинета доносились звуки фортепиано, но никто не выходил и меня не приглашал… Вдруг музыка смолкла, дверь открылась, и Алла Васильевна, выйдя из кабинета и увидев меня, очень удивилась:
- А ты почему здесь стоишь? Почему не заходишь? Опоздала?
- Нет, я давно пришла, просто ждала, когда меня позовут, – оробела я.
- Тебе что, особое приглашение нужно? – сердито спросила учительница. – Пришла, и заходи сразу! Я её жду, а она под дверью стоит… Входи!
Я вошла в кабинет. Но радость моя, от длительного ожидания и подобной встречи, куда-то исчезла, уступив место недоумению и огорчению. 



08 Соседи


С тех пор, как пианино появилось у нас в квартире, оно звучало каждый день. Дом, пятиэтажный и многоквартирный, хоть и имел толстые кирпичные стены, но слышимость обеспечивал отличную. Конечно, поначалу соседи были далеко не в восторге от постоянного «брыньканья». Когда я садилась заниматься, начинались «батарейные» атаки. Я играла, а соседи стучали по батареям, чтобы я прекратила играть. У кого муж после смены спит, у кого – ребёнок маленький… А что мне было делать? Завтра – на урок! Когда же мне заниматься? До обеда я в школе. После обеда надо быстро сделать уроки, прибрать в квартире и успеть позаниматься до прихода родителей с работы. Я не любила играть, когда взрослые были дома. Почему-то стеснялась. Поэтому часа в три-четыре я садилась за инструмент. Поначалу меня огорчала реакция соседей, а потом я разозлилась. И, в ответ на стук по батареям, нажимала правую педаль, чтобы было погромче, и начинала играть гаммы и аккорды. «Музыка вам не нравится?» - думала я, - «Тогда слушайте упражнения!» Соседи скоро поняли, что борьба бесполезна и прекратили возмущаться по поводу разливавшихся на весь подъезд экзерсисов и пьес.

Через пять лет поступила в музыкальную школу моя младшая сестра, потом маленькая двоюродная сестрёнка, я продолжила обучение в музыкальном училище, начала работать. Звучание пианино стало настолько привычным для всех соседей, что, когда были каникулы и мы куда-нибудь на время уезжали, они, встречая нас после, говорили, как не хватало им нашей музыки. «Заходишь в подъезд – и думаешь: что не так? Чего не хватает? А, никто не играет на пианино…»



09 Что мне нравилось, и что я не любила…


Первые три года заниматься мне нравилось. Я любила Аллу Васильевну, она была строгая, но не злая. О существовании злых учителей я узнала от моих соучениц, которые рассказывали, что на них на уроке не только кричат, но могут и по рукам ударить, и из класса выгнать, и двойку поставить. Нет, моя Алла Васильевна была не такая! Она пару раз прослушивала, как я подготовилась, говорила замечания, записывала домашнее задание в дневник и отпускала меня. У Аллы Васильевны был очень красивый почерк. Когда она была в хорошем расположении духа, буковки, одна к одной, ровными рядами ложились в дневничок. Дневник, кстати, мне тоже очень нравился! Это был специальный, музыкальный, дневник! Он был разграфлён особо, и предметы в нём были чисто музыкальные: специальность, сольфеджио, хор, ансамбль, оркестр, общее фортепиано. В начале дневника были правила для учащихся, а в конце – табель успеваемости и сетка расчёта родительских взносов. Так вот, когда учительница была мной довольна, она писала очень красиво! А когда была не в духе, почерк менялся. Что было причиной её плохого настроения, я не знала. Иногда, хорошо позанимавшись дома, я получала много замечаний и нареканий. Иногда, когда мне казалось, что я недостаточно хорошо готова к уроку, меня хвалили. В общем, идя на урок, я никогда не знала, что меня может ожидать… Очень мне нравилось, когда Алла Васильевна оставляла в классе меня одну и уходила по каким-то делам, или задерживалась после перемены. Тогда я могла свободно, без напряжения и волнения, играть всё, что учила в данный момент. И настоящим праздником для меня было, когда мой урок делился пополам с какой-нибудь другой ученицей! Пол урока я сидела в классе на стульчике и слушала, как хорошо играет другая девочка, намного старше меня. Как быстро перебирает она пальцами. Но Алла Васильевна, почему-то, всегда находила, к чему придраться. То одно ей не нравилось, то другое! А мне – всё нравилось! Особенно то, что я просто сижу и мне не надо волноваться и играть самой! Такие уроки проходили очень быстро! Ещё я любила в моей учительнице то, что она на моих уроках могла, слушая меня, читать журнал или что-нибудь вязать. Тогда я не так переживала, что могу допустить ошибку. Всё равно ведь она не увидит! И меня всегда удивляло, как по ходу моей игры Алла Васильевна умудряется слышать неточности в моём исполнении и делать замечания.

Нравилось мне и пианино, которое стояло в классе. Называлось оно «Ростов-Дон», у него было очень приятное, как мне казалось, и громкое звучание. Правда, пианино было полностью накрыто серым, некрасивым чехлом. Была открыта только клавиатура. Но, когда учительница выходила из класса, чехол можно было приподнять, а под ним… Какая красота! На светлой полировке передней панели красовалась шикарная роза! Роза была выложена из дерева и была похожа на деревянную мозаику. Куда там моей коричневой «Беларуси»! К тому же, у домашнего инструмента звук был немного мягким, приглушенным, по сравнению с «Ростов-Доном».

Нравились мне и уроки хора, которые проходили в большом концертном зале и которые вела любимая моя Людмила Владимировна, знакомая по «Музыкальному салону». Нравились песенки, которые мы учили. А ещё, когда я приезжала на хор минут за двадцать до начала урока, можно было рассматривать и даже тихонечко трогать многочисленные музыкальные инструменты, расположенные в конце зала. Это были балалайки и домры различных размеров, висящие на стене, а в углу стоял огромный контрабас, издающий толстые, низкие звуки, если прикоснуться к его струнам.

Чего я не любила, так это уроки сольфеджио. Это были скучные и неинтересные занятия. К тому же, мне не нравилась учительница, Ольга Гардвиговна. Она была очень строгая, и, нам казалось, совсем нас не любила. «Двойки» и «тройки» раздавала только так! Иногда вместо неё урок проводила Валентина Гардвиговна, сестра Ольги. Это было совсем другое дело! Между собой мы говорили, что, наверное, у Ольги Гардвиговны нет своих детей, поэтому она и нас не любит.
Как-то раз, шли мы после сольфеджио с моей одноклассницей Лерой, и она в сердцах сказала: «Какая противная и злая эта Ольга Гардвиговна! Так любит ставить двойки!» И мне, почему-то, стало жалко мою учительницу:
- Что ты, Лера? А что она должна ставить, если мы плохо готовы? А если б ты была на её месте? Вот, когда мы играем «в школу», мы же ставим куклам плохие оценки?! 
- Ну, так то –  куклы! А детям я бы просто не стала ставить оценку!
- Всё равно! А если бы Ольга Гардвиговна была твоей мамой? И кто-нибудь из учеников так плохо о ней отзывался? Тебе бы приятно было? – продолжала я защищать учительницу.
- Да у неё, наверное, и детей-то нет! Если бы были – она бы добрая была! И вообще, ты её защищаешь, потому что тебе она никогда «двойки» и «тройки» не ставит!
- И вовсе нет!
Я, правда, по сольфеджио училась неплохо. Правила мне давались легко, петь номера я тоже умела. Единственное, что я не любила – это писать диктанты и слуховые анализы. Ну, не слышала и не запоминала я ни мелодии, ни интервалы, ни, тем более, аккорды… И готовилась к урокам сольфеджио я весьма своеобразно. Если играть при родителях я ещё могла, но не любила, то петь номера при взрослых я могла только «про себя». Бывает, сижу дома одна, поиграю на пианино, начинаю петь сольфеджио. Только услышу, как поворачивается ключ в замке, сразу замолкаю.

Ещё мне очень портили удовольствие от музыкальных занятий академические концерты, которые приходилось сдавать каждую четверть. Слова «академический концерт» заставляли меня трепетать задолго до дня, на который концерт назначался. Накануне я готовила одежду и готовилась морально. В день концерта никогда не ходила в школу. Да и какая могла быть школа? Ни о чём другом, как о своём выходе на сцену, я и думать не могла. Боялась. В момент, когда называли моё имя, сердце начинало бешено колотиться, ладошки становились мокрыми и холодными, колени дрожали. «Только бы не забыть! Только бы не забыть!» - стучало в голове. На автопилоте я отыгрывала экзаменационную программу, на минутку свободно вздыхала, а потом начиналась тревога за оценку. «Хоть бы не «тройка», хоть бы не «тройка»» - думала я, стоя в коридоре среди таких же, как я мучениц-учениц. Сама оценивать своё исполнения я была не в состоянии. Главными критериями оценки у нас, детей, было – «ошиблась», «не ошиблась». Какие оттенки? Какой характер? Какие штрихи? Главное, чтобы было сыграно ровно и без ошибок! И никогда ведь не знаешь, что ещё может понравиться или не понравиться строгой комиссии… И только когда во время объявления результатов я слышала после своей фамилии «пять» или «четыре», я могла облегчённо вздохнуть. Меньше «четвёрки» я никогда не получала, но всегда боялась получить плохую отметку. Почему? Не знаю… Дома меня за оценки никогда не ругали. 



10 Мои нотные сборники


Однажды, когда я только ещё делала первые шаги в изучении фортепиано, к нам в гости приехали друзья родителей, дядя Коля и тётя Мария. С ними приехала их старшая дочь Нэля. Нэля тоже училась в музыкальной школе, уже в классе пятом-шестом. Как она хорошо играла! Какие красивые произведения!
- Вот так надо играть! – сказала моя мама. – Не то, что ты, одним пальцем!
Как мне было обидно! Конечно, Нэля уже старшеклассница, а я только начала заниматься музыкой!
- Ничего! Она тоже скоро так научится! – поддержал меня папа. – Правда?
- Конечно! – я была рада папиной поддержке, но настроение всё равно было испорчено.

Мне очень хотелось научиться играть «Полонез» Огинского. Но такие ноты было очень трудно достать. В книжных магазинах были только репертуарные учебные сборники. Даже первые книги, которые нам сказали приобрести – «Школу игры на фортепиано» Николаева, «Сольфеджио» Калмыкова и Фридкина – родителям дали какие-то знакомые, чьи дети уже закончили учиться. Ещё мы заказывали ноты другим знакомым, которые ездили в Москву. Они купили «Сольфеджио» Баевой и Зебряк и книгу «От примы до октавы» Андреевой. Это всё нам на уроках не пригодилось, но я сама разучивала песенки из этих сборников.
Какая радость была, когда летом мама привезла мне «Самоучитель игры на фортепиано». Книжка была уже старенькая, по ней училась моя тётя Наташа, которая жила в Рязани. Но, самое главное, в ней был мой любимый «Полонез» Огинского! И, уже во втором классе, я самостоятельно разобрала и выучила это произведение.

Вообще, я очень любила разбирать новые пьесы. Каждую весну я покупала в книжном магазине или библиотеке школы ноты для следующего класса. И летом, помимо того, что было задано на каникулы, переигрывала кучу разных произведений. В сентябре я просила Аллу Васильевну дать мне ту или иную понравившуюся пьесу, но она всегда отказывала и давала что-нибудь такое, что мне совсем не нравилось. Редко, когда изучаемые пьесы были мне по душе. И до сих пор я десятой дорогой обхожу то, что некогда учила, и никогда не даю своим ученикам этих произведений.

Ещё мне очень нравилось играть разные песни из песенных сборников, в которых была только мелодия. Одной рукой я играла всё подряд. А папа ругался, что я играю только правой рукой. «Но здесь нет нот для левой руки!» - оправдывалась я. И только в седьмом, выпускном, классе нам рассказали на уроках сольфеджио, что ноты, и даже целые аккорды, можно обозначать латинскими буквами. А я-то думала-гадала, что это за буковки в песенных сборниках над нотной строчкой? Оказывается, это и были обозначения для левой руки!

В те времена не было ни принтеров, ни ксероксов. Понравившуюся музыку надо было переписывать от руки. И, учась уже в четвёртом-пятом классах, я брала в библиотеке ноты любимых детских песен и старательно переписывала их в тетрадку, чтобы потом разучить аккомпанемент и петь эти песенки вместе с моей младшей сестрёнкой. Помню, как я радовалась, когда в Новокузнецке, куда мы ездили в гости к родственникам, я купила две толстые, в твёрдой картонной обложке, нотные тетради, и две толстые тетради на пружинках. Последние я приспособила для переписывания в них песен, а в две первые переписывала свою любимую классическую музыку: «К Элизе», «Лунную» сонату Бетховена, пьесы Глинки, Чайковского, старинные вальсы и вальсы Штрауса, бальные танцы и много всякой всячины, которую любила играть на досуге, помимо всего того, что учила в школе.



11 Дорога в школу


Музыкальная школа в городе была всего одна, и располагалась она очень далеко от того места, где мы жили. Год назад мы переехали из центра Сарани во второй микрорайон завода РТИ. Расстояние от микрорайона до города было небольшим, но между городом и микрорайоном протекала маленькая речушка, через которую ещё только планировалось построить мост. Прямой дороги пока не существовало. Нужно было ехать автобусом, в объезд, около получаса, затем – перейти дорогу и ещё минут пять пройти. Для меня, девятилетней девочки, это было настоящим путешествием. Первое время, несколько раз, со мной ездил кто-нибудь из взрослых, а потом я стала ездить одна.

Очень хорошо помню свои первые самостоятельные поездки и страх, как бы в переполненном автобусе не пропустить свою остановку и успеть выйти, пока автобус стоит. Из-за толпы людей ничего не видно, приходится просто считать остановки. И начинать пробираться к выходу, как только автобус отправляется с «Радиоузла». Как раз, следующая остановка – моя, 28 квартал.

Проезд на автобусе стоил пять копеек. Мама всегда давала мне два «пятачка», которыми я должна была оплатить дорогу туда и обратно. В передней части автобуса, около сиденья водителя, была установлена специальная «касса», в прорезь которой нужно было опустить деньги, крутнуть колесо сбоку, после чего на свет появлялся билетик, который, оторвав, нужно сохранить до конца поездки. В любое время в автобус могли войти контролёры, штрафовавшие «зайцев». «Зайцами» называли пассажиров, ехавших без билета. Народу в автобусе всегда было много, и возможность самой оторвать билетик предоставлялась не всегда. Кто стоял далеко от «кассы», передавал деньги впереди стоящим, а обратно ему передавали билет. Однажды, когда я ехала из музыкальной школы домой, я передала свой «пятачок», но билета не получила. Как страшно было ехать без билета! «Только бы не вошли контролёры!» - думала я. Но контролёры – вошли! И, посреди безлюдной дороги, между кладбищем и дамбой, стали высаживать меня из автобуса. Я плакала и уверяла, что я передала свой «пятачок», как только вошла. Но злые тётки были неумолимы. «Выходи из автобуса!» - требовали они. И тут за меня вступились пассажиры. «Вы что? Высадить ребёнка непонятно где? За какие-то несчастные пять копеек?» - сказала какая-то женщина. «Да! Пусть выходит! В следующий раз чтоб неповадно было!» - вопила контролёрша, – «А если такие сердобольные, то платите за неё!» Кто-то из пассажиров протянул ей пять копеек: «На, возьми, только не ори и оставь ребёнка в покое!» Не помню, сказала ли я спасибо людям, вставшим на мою защиту, но стресс получила не слабый, и с тех пор старалась входить в автобус через переднюю дверь и протискиваться ближе к кассе.

Как-то раз, выйдя из школы, я решилась прогуляться до дому пешком. А что? Подумаешь, далеко! А как раньше дети за много километров из деревни в школу ходили? Я знаю, читала! Погода прекрасная! Как говорится: «Мороз и солнце, день чудесный!» Настроение – супер! Урок закончился в 15.40, времени до вечера ещё было предостаточно. Стоял тихий, морозный и солнечный, зимний день. «Пойду!» - решила я и направилась по улице Жданова в сторону Рабочей. Расстояние было всего в две остановки, и минут за десять – двенадцать я его весело преодолела. Повернув направо, на Рабочую, почувствовала, что морозец всё-таки немножко щиплет щёки. «Ничего! Совсем не замёрзну!» - бодро сказала я себе и пошла дальше. Миновав остановку «Базар», повернула по ходу дороги и вскоре уже была на следующей остановке. «Старая автостанция». Можно сказать, это последняя остановка в Сарани. Дальше дорога шла степью. И остановок не предвиделось до самого микрорайона. Впереди были ещё «Угольная» и «Кладбище», но автобусы на них останавливались крайне редко и только по просьбе пассажиров.
Я начала колебаться. «Может, поехать отсюда на автобусе?» - мелькнула мысль. «Ещё ведь далеко! Идти придётся мимо кладбища, потом мимо огромной дамбы, потом через мост! Скоро стемнеет!» - звучал голос внутри меня. К остановке как раз подходил автобус. «Как маленькая, разнылась!» - ответила я самой себе и решительно зашагала дальше. Автобус «показал хвост». Но решимости хватило ненадолго. Как только закончились последние дома и с двух сторон дорогу окружила степь, мужество стало покидать меня. Начало смеркаться. К тому же, в степи было холоднее, чем в городе. Миновав «Угольную», я испугалась конкретно. Быстро темнело. Впереди было кладбище и огромная дамба, которая казалась мне бесконечной даже когда мимо неё я ехала автобусом. А тут предстояло идти пешком! Ещё и после дамбы нужно перебраться через большой железнодорожный мост, и дальше, до микрорайона, было тоже порядком! Не пройдено ещё и половины пути от школы до дома. По моим щекам потекли слёзы. Обернувшись назад, я увидела, что к «Угольной» подходит автобус, повернувший с Карагандинской трассы. Опрометью я кинулась навстречу автобусу! «Только бы успеть! Только бы успеть!» - стучало в голове. Я бежала и ревела в голос. На остановке из автобуса вышли несколько человек, и он пошёл дальше. Я не знала, что мне теперь делать. Но, поравнявшись со мной, автобус остановился. Не веря своему счастью, я влезла в открытую передо мной дверь. Как тепло и уютно! Старый «львовский» автобус, жарко натопленный, пахнущий бензином, был моим спасением в том отчаянье, в котором я находилась несколько минут назад. Очень быстро он домчал меня до микрорайона, в котором уже горели фонари, и на улице было хотя и темно, но совсем не страшно. Я направилась к бабе Шуре, но не успела дойти до её дома, как встретила папу и маму, которые уже забрали от бабушки мою младшую сестрёнку и направлялись домой. «А ты почему так поздно?» - спросила мама. «Да так, задержали немного в музыкалке, а потом автобуса долго ждать пришлось» - соврала я. Мне было совершенно ясно, что, узнав правду, родители вовсе не обрадуются той «смелости» и «решительности», которые побудили меня на столь глупое «путешествие».

Очень затруднительны были поездки в часы «пик». На микрорайоне находилось три учебных заведения для молодёжи: ГПТУ № 95 - «Химическое», ГПТУ № 197 «Строительное» и Химико-технологический техникум. В обеденное время, когда заканчивались занятия в училищах и техникуме, на остановках возникали целые столпотворения. Студентов было много и большинству нужно было ехать домой, в Сарань. Ну, а мне в это время тоже нужно было ехать в Сарань, в музыкальную школу. Попытки влезть в переполненный автобус не всегда увенчались успехом. Иногда приходилось пропускать два-три автобуса. В такие дни я опаздывала на первый урок. К счастью, учитывая моё дальнее место проживания, уроки мне ставили всего два раза в неделю, подстраивая специальность под сольфеджио и музыкальную литературу. Ну, и по воскресеньям нужно было ездить на хор. Осенью и весной, пока на улице тепло, можно и пропустить пару-тройку автобусов. А зимой? Бывало, так намёрзнусь на остановке, что разворачиваюсь и иду домой. Пальцы на руках и ногах аж болят! Домой приду, засуну руки под холодную воду, чтобы быстрее «отошли», а сама плачу… Иногда, чтобы сесть в автобус, приходилось проезжать сначала до завода, там, на конечной, выходить, потом опять садиться и, через микрорайон, уже ехать в Сарань.
Зато обратно, из Сарани, садиться на автобус всегда было хорошо! Уроки заканчивались до пяти часов вечера, взрослые все ещё были на работе, студенты в это время на микрорайон не ехали. Благодать!



12 Бросаю!


Проучившись около трёх лет, заниматься надоело. Не то, чтобы я не любила играть на фортепиано. Но подготовка к урокам, академические концерты, автобусные давки, отсутствие свободного времени – всё это очень влияло на желание продолжать ездить в музыкальную школу. Особенно искушали меня подружки-одноклассницы, которые после уроков могли проводить время более интересно, чем я. «Ну, зачем тебе нужна эта музыкальная школа?» – в один голос талдычили они. – «Посмотри, мы играем, гуляем после школы. А тебе вечно – или заниматься, или ехать в музыкалку! Давай, бросай ты её!» И только одна, моя самая лучшая, близкая, подружка Светка всегда мне говорила: «Не слушай никого! Не бросай! Это ведь так здорово, уметь играть на пианино!». Иногда я поддавалась на провокации одноклассниц. Иногда, так и не сумев влезть в автобус, и возвращаясь домой, думала: «А что? И брошу! Зачем оно мне надо? Живут же девчонки без музыки?» И так хорошо становилось! Сразу мечты разные возникали о том, как я буду тратить освободившееся время! Вечером, когда родители приходили с работы, я решительно заявляла:
- Ты знаешь, мама, я в музыкальную школу больше не пойду!
- Да? А что так? – спрашивала мама.
- Надоело! Все девчонки гуляют, играют. Одна я, как дура, с этой музыкалкой… Представляешь, как хорошо без неё? Я и уроки спокойно сделаю, и порядок дома наведу, и телевизор посмотрю, и погуляю, и почитаю…
- Бросай! – говорила мама. - Вырастешь, пойдёшь канализационные люки чистить.
- Почему сразу канализационные люки? Что, кто в музыкалку не ходит, только на это будут способны? У нас из класса только Лилька и Ирка учатся музыке, а остальные – никуда не ходят, – пыталась я убедить маму.
- Ну вот, Ира и Лиля закончат школу, а ты так и останешься недоучкой.
- Ну, и ладно! – не сдавалась я.
- Хорошо, делай, как знаешь! – сдавалась мама. – Только сама съезди к Алле Васильевне, скажи, что бросаешь и забери документы. Я за тебя не собираюсь краснеть.
- И съезжу! – сердито бубнила я.
Легко сказать, «съезжу!». А как на деле это выполнить? Никогда, никогда не смогу я сказать Алле Васильевне о своём решении! Даже когда она меня иногда спрашивает на уроке, нравится ли мне заниматься, я всегда говорю, что нравится. Потому что знаю, что учительница может огорчиться, если узнает, что это не так. А тут, «здрасьте, Алла Васильевна, можно я заберу документы? Я передумала учиться!»
Конечно, на другой день я опять ехала в ненавистную мне музыкальную школу, на вопрос, «почему тебя не было прошлый урок?» мямлила что-то типа: «голова болела» или «в школе задержали». И – постижение азов музыки успешно продолжалось!



13 Открытие филиала


История с «бросаю» и «продолжаю учиться» продолжалась около полутора-двух лет. В середине пятого класса я уже и не помышляла о том, чтобы оставить занятия музыкой. Даже стала задумываться, а не избрать ли мне музыку своей профессией?

Учитывая то, что в Сарани училось много детей из заводского микрорайона, там решили открыть филиал музыкальной школы. Я одновременно и обрадовалась, и огорчилась. Обрадовалась тому, что наконец-то закончатся эти надоевшие поездки! Огорчилась, что вместо Аллы Васильевны у меня будет другая учительница. Но, посоветовавшись с родителями, взвесив все плюсы и минусы, я решила продолжать учёбу на новом месте. И, с нового учебного года, пошла в 6 класс открывшегося филиала. Теперь расстояние от дома до музыкальной школы измерялось парой минут ходьбы.

На протяжении трёх последних лет обучения у меня были прекрасные педагоги по всем предметам. Молодые, красивые, доброжелательные, но, в то же время – прекрасные специалисты. Фортепиано в 6 классе у меня вела Валентина Сергеевна Мельникова. Контраст с Аллой Васильевной я ощутила сразу! Я не боялась играть для Валентины Сергеевны. Мягкая и добрая, она с первых занятий расположила меня к себе. В учительницу по сольфеджио и музыкальной литературе, Наталью Анатольевну Быстрову, я вообще влюбилась с первого взгляда! Естественно, поменялось и отношение к самому предмету сольфеджио.

В 7 классе состав педагогов поменялся, полюбившиеся мне учителя ушли в декретный отпуск.

На смену Наталье Анатольевне пришла Татьяна Ивановна Аксёнова, которая, хоть и была довольно строгая, но всё же её уроки мне нравились. Как нравилась и сама Татьяна Ивановна - высокая, красивая, всегда со вкусом одетая, очень эффектная женщина.

С педагогом по специальности, Ольгой Николаевной Свиргун, у нас была разница в возрасте всего в восемь лет, и я воспринимала учительницу скорее, как старшую сестру. С ней я не только утратила чувство страха и волнения на уроках, но и вообще, почувствовала себя очень свободно. С Ольгой Николаевной можно было поговорить и о музыке, и о жизни, и обсудить понравившийся фильм. С ней было легко и приятно! Она, зная, что я хочу продолжать музыкальное образование, уделяла мне очень много своего времени помимо уроков. Назначала дополнительные занятия в школе и у себя дома, возила на консультации в Карагандинское музыкальное училище, куда я собиралась поступать по окончании школы, помогала разбирать и учить сложные произведения, давала читать дополнительную литературу об искусстве фортепианной игры. Я очень полюбила свою новую учительницу! Могу сказать, что, благодаря Ольге Николаевне, 7 и 8 классы музыкальной школы были самым лучшим периодом за все восемь лет начального обучения музыке. Закончив музыкальную школу с отличием, я поступила на фортепианное отделение Карагандинского музыкального училища имени Таттимбета. И впоследствии, когда я пришла работать в свою родную школу, Ольга Николаевна была моим наставником и помощником, своими советами и поддержкой помогая в работе с моими первыми учениками.



14 Песенки


Всегда особое отношение у меня было к детским песням. Я любила и слушать их, и играть, и петь, и разучивать со своей младшей сестричкой. Мне подарили большую, красивую тетрадь специально для песен. Красочная обложка салатового цвета с нарисованными на ней Незнайкой, бабочками и цветами больше напоминала интересную книгу, чем тетрадь. Внутри она была разлинована, и на каждой странице, в верхнем и нижнем углах, были картинки. Такой тетрадки не было ни у кого! Ведь мама привезла мне её из Рязани. Я аккуратно переписывала тексты песен в это сокровище, очень берегла и дорожила подарком. Благодаря этой тетрадке, мы с сестрой знали очень много песен, и каждый вечер, когда ложились спать, распевали их дуэтом, лёжа в своих кроватях.

По телевизору, в годы моего детства, шли музыкальные передачи, в которых обязательно участвовали дети. Это была детская передача «Веселые нотки» и музыкальная программа «Песня года». На «Веселые нотки» приезжали солисты, вокальные группы и хоры со всего Советского Союза. Репертуар был разнообразным и очень интересным! Я старалась не пропустить ни одной передачи. «Песня года» тогда называлась не совсем так, а по номеру года, например, «Песня – 77». Это была программа для всей семьи и, конечно же, для детей. Потому что всегда в «Песне года» звучали новые произведения в исполнении Большого Детского Хора Центрального Телевидения и Всесоюзного Радио под управлением Виктора Попова. Как же я любила этот хор!

Первая пластинка с детскими песнями в исполнении БДХ ЦТ и ВР у меня появилась в 1977 году. Я очень хорошо помню этот момент. Был вечер. Мама с папой поехали в кино. Только что вышел на экраны фильм «Служебный роман». Мы с четырёхлетней сестрёнкой ждали родителей дома. Когда они приехали, то привезли нам маленькую пластиночку в красивом конвертике. Поначалу я как-то отнеслась к пластиночке без внимания, потому что мне хотелось услышать мамин рассказ, «про что было кино». Впечатлений у мамы было много! Позднее время позволило только насладиться рассказом и поужинать, как уже нужно было ложиться спать. И только на следующий день я по достоинству оценила родительский презент. На конверте были нарисованы три улыбающихся детских мордашки и надпись: «Песенки улыбаются!» На обратной стороне – напечатаны названия песен и фамилии исполнителей. Шесть чудесных песенок – «Кузнечик», «Антошка», «Дважды два – четыре», «Чему учат в школе», «Песенка Крокодила Гены» и «Чунга-Чанга»! Я была в восторге!

Много позже, в начале 90-х годов, когда мне было уже больше двадцати лет, появилась программа «Утренняя звезда», которую я тоже с нетерпением ждала и смотрела с удовольствием.

Любовь к детской песне сохранилась у меня по сей день. И сейчас я люблю слушать и петь песни для детей. Яркие, живые, весёлые и грустные – они позволяют вернуть те забытые ощущения детской радости, мира, покоя и стабильности, которые мы имели, когда были детьми.



15 Почему я выбрала профессию педагога-музыканта


Вот уже более 30 лет жизнь моя связана с педагогической деятельностью. Я – преподаватель по классу фортепиано. Почему я выбрала эту профессию? Потому что с детства любила заниматься с детьми. Любила читать им книжки, разучивать песенки, играть с ними "в школу". Мне нравилось делиться с детворой тем, что я уже знала и умела. С 14 лет я твердо решила, что стану учителем музыки. Закончив первый курс Карагандинского музыкального училища имени Таттимбета по классу фортепиано, я была принята в родную музыкальную школу, где, продолжая учиться, могла приобретать опыт преподавания ученикам младших классов. Моими замечательными наставниками, руководителями были директор школы Темирбаева Кульжан Машраповна и мой преподаватель Свиргун Ольга Николаевна, которые очень помогли мне состояться как учителю.  С тех пор я ни разу не пожалела о том, что избрала путь педагога-музыканта.

Моей задачей никогда не было воспитать всех учеников профессиональными музыкантами. Главное для меня – чтобы они понимали и любили музыку, могли свободно музицировать, радуя своих близких, друзей и знакомых прекрасными мелодиями, с которыми им приходится знакомиться в процессе обучения и, самое главное, чтобы они могли это делать, закончив музыкальную школу. И я очень рада, что большинство моих учеников не оставляют фортепиано, а по прошествии лет приводят в музыкальную школу и своих детей. Я считаю, что музыке нужно учить абсолютно всех детей, не зависимо от наличия каких-то определенных «музыкальных» способностей. Соприкосновение с миром искусства помогает выявить многочисленные, разнообразные таланты ребенка, расширяет его общий кругозор, развивает познавательную сферу, способствует развитию творческой индивидуальности.

Воспитание духовно богатого, эстетически развитого подрастающего поколения – непременная задача любого педагога-музыканта. И я рада, что могу вложить и свою лепту в это общее дело.


Светлана Салова
Июнь, 2017 год

На сайте "Одноклассники" воспоминания дополнены фотографиями и музыкальными примерами:
https://ok.ru/group/52686773944474/topic/66967427115930