Воша Грошин

I
Жил да был в градишке Очин разгильдяй Ивашка Грошин,
А в своём родном квартале его Вошей называли.
Жил бедняга никудышно, был безграмотным и нищим.
Хитроват как рыжий лис, плутоват, но сердцем чист.

Раз, налив соплей в лукошко, потащил на рынок Вошка,
Хотел за мыло выдавать. Увы, ни кто не вздумал брать,
И посмотреть не пожелал. Но Воша Грошин призывал:
«Эй, честной народ гляди-ка чем наполнено корыто,
Нет спасения микробам, покупайте чудо-воду».

Так целый день он простоял, но никто гроши не дал,
Лишь старый дворник, матерясь, сказал: «Мне ни по чём любая грязь»
А в небе солнце зазевало и в ночное одеяло
Укрываться скоро стало, мыло блеск свой потеряло.

День торговли неудачный, в путь поплёлся Воша мрачный.
Шёл печальный и страдал, весь день ни крохи не жевал.
К парку медленно шагая, в слух о чём-то размышляя
Вдруг увидел на скамейке, кто-то дремлет в телогрейке.

«Наверно пьяный негодяй, а ну как, куртку отдавай!
На кой мне куртка, башмаки! Не так дырявы как мои».
На лавку он тут же присел, и оглянуться не успел,
Как примеряет башмаки, как раз в размер его ноги.

«О чудо-обувь, для меня! Как счастлива моя нога.
Теперь я точно скороход – вперёд-назад, назад-вперёд».
Так думал Грошин и гадал, пока обновку примерял,
Затем -  в кусты и побежал, что бы никто не опознал
Лицо приметное его и не припомнил ничего.

Он мчался быстро как олень, не оставляя даже тень
Всё по кустам, да по кустам, но очутился снова там.
Опять пред ним стоит скамейка, и дремлет кто-то в телогрейке.

«Не может быть, опять я здесь?! Но нет же, объясненье есть
От счастья просто запутал и вот обратно прибежал.
И снова он нырнул в кусты, и скрылся в шорохе листвы.
Но вот беда, стоит опять, а некто продолжает спать.

«Что, чёрт возьми, за ерунда, уйду же нибудь когда
Не уж-то я сошёл сума? О, горе мне, беда, беда…»
И только Воша уходил,  тотчас обратно приходил.
Под утро выбился из сил, присел на лавку и завыл:
О, горе мне, беда, беда… Останусь здесь я навсегда».

II
Запели птицы по утру, заголосили во саду,
И некто «пьяный негодяй» стал просыпаться невзначай.
Потянулся, повернулся, покряхтел и улыбнулся:
«Я не один? Извольте, спал. Я ничего не прозевал?»

Мужичок был коренастый, седовласый и губастый
 Глаза как пуговицы две, а нос – картошка в  бороде.
«И так, чем услужить могу я Вам, что нынче важно господам?»

Посмотрел на деда Вошка, на округлый нос картошкой,
Не сразу понял он вопрос, смотрел промокший весь от слёз.
«Эх, старче, чёрт меня побрал. С ума сходить зачем-то стал
Рассудок нынче потерял. Всю ночь по парку я плутал,
Хотя дорогу знаю я. Ах, горе мне, беда, беда…»

И старче снова предложил: О чём же ты меня просил?
Чего желаешь получить, как дальше размышляешь жить?
- Об этом в самый раз спросить, желаю ли я дальше жить.
С ума сошедшим - не хочу. 
- Постой, малой, я не шучу!

Тут только Воша осознал, старичок-то предлагал…
Окинул взглядом его стан, мужичок был крепко стар
Глаза, как пуговицы две, башмак дырявый на ноге.

Неловко стало удальцу, в чужой обувке – не к лицу,
Он скинул быстро башмаки с одной, с другой своей ноги.
Потом смелее посмотрел на старче и слегка зардел.

«Что ты мне можешь  предложить, чем жажду сможешь утолить?
Вшой, блохой, аль сединой? Полно старче, что с тобой?
Мне б богатства через край, по утрам зелёный чай.
По ночам гудёжь, галдёж, ну а, в общем, медный грош.
Чтобы счёта я не знал, денег вовсе не терял
А ещё хочу я дед, из грязи в князи, то есть в свет.

Вот тебе моя мечта. Стану парень хоть куда.
Все девицы, все мои. Сможешь чудо, сотвори!»

Покряхтел дедок и встал. Обувь тут же подобрал
А затем мешок достал и с ухмылкою сказал:
«Что ж, пусть сбудется она, эта самая мечта!
Вот тебе, держи мешок и запоминай дружок:

Будь ты князь или не князь, но мешок не даст пропасть.
Очин град отныне твой. Ты теперь его герой.
Девки, деньги, белый свет, счёта тратам больше нет.
Всё твоё, бери, владей. Обуваться лишь не смей.
Как наденешь башмаки, сразу пропадут дары.
Вот тебе наказ какой. Бери мешок. Иди домой».

Только Воша обувь взял, старче ему по ручищам дал.
«Слышишь рыжий, и не смей! Вот мешок, бери, владей.
Только обувь не таскай, даже в тапки не вставай.
Уговор у нас такой. Бери мешок. Чеши домой!»

В мешок Грошин заглянул: «Наверно старый обманул».
Был старик, да вдруг исчез, то ли пьянь, а то ли бес.
Сунул руку, два шнурка, вынул: «Пара сапога...
Вот те раз, красавцы два» - мода новая была.
Снова сунул он ручищу, вынул снова сапожища,
Раз, другой, и башмаки, уже пары двадцать три.
«Вот те раз, мешок то мой расчудесный, расчудной».

Вспомнил Воша уговор, понял, это был не вздор.
Взял мешок, пошёл домой и за пазухой с мечтой.

Пара месяцев прошла, пошли Вошины дела.
На базаре он зовёт, собирается народ.
Теперь не Вшой  зовётся он, отныне Воша - Вошингтон!

III

И толпится люд частной рядом с грошинской ногой,
Бос на обе он ноги, но торгует сапоги.
Всем на диву, всем на славу, в раз обновку предоставит
И как раз в размер ноги. Пляшут бабы, мужики.
Даже сам городовой приходил к нему с женой.

Нынче городская знать Вошингтона стала знать.
«Вошингтон, имею честь. Отобедать время есть?»
Девки ходят по пятам, поджидают по углам
Машут косами ему, каждой хочется туфлю.
Дамы млеют лишь пройдёт, каждая к себе зовёт
Супом свежим угостят, про наряд заговорят
«Кабы чудо каблуки, я бы скинула годки».

Весь в почёте Вошингтон, он открыл бо-о-ольшой салон.
Разговоры все о нём: «Из грязи в князи с сапогом!»
Раздразнил всех богачей: «Как же к обуви с соплей?»
Стали ладить из «говна» самогон, фарфор, меха.
Но для всех одна беда, не желает люд дерьма.
Рассердились богачи, усачи-бородачи.

«В чём секрет его сапог? Али чёрт ему помог?
Надо тайну разгадать, как сумел наторговать?
В чём успех его соплей, соблазнивших всех людей?
Как сумел он скоро так смастерить на всех башмак
И за месяц так взлететь, что нельзя за ним успеть?»
Стали думать и гадать, Вошингтона изучать.

Засиделись богачи тёмной ночью у свечи,
И придумали они, как найти к нему пути.
«Вошингтона напоить, рядом Нюрку подложить.
Нюрка – девка-кобылиха, под мужчин ложится лихо.
Пусть узнает у него все, что сможет про «говно»,
И про чудо в сапоге, и его босой ноге».

Так решили богачи, усачи-бородачи,
План составлен, в деле все: «Только тссс, чтоб ни одной живой душе!»
 
IV

Утром солнце зазевало, из ночного одеяла
Выбираться скоро стало и с улыбкою сказало:
«С добрым утром удалец, Вошингтон, наш молодец.
Я пришла к тебе с приветом, поболтать о том, об этом».

Вошингтон слегка зевнул, глаза вправо повернул,
Там стоит пред ним девица, молодая кобылица.
Длинно-русая коса, и раскосые глаза,
Щёки, словно сливы две, нос – конфетка в киселе.

«Что за диво?! Ах, какая, вся румяная такая,
И какая удалая! Сразу видно, боевая.
Что желаешь красота, слово молвите уста,
Ах, ланиты, ах какие, все в веснушках, заливные».

Нюрка прыгнула к нему, быстро скинула туфлю.
«Ах, творец калош, штиблет, нужен только твой совет.
Под размер моей ноги подбери ты сапоги».

Грошин будто опьянел, и проснуться не успел,
Слов не может подобрать, девке нечего сказать.
Ну, а Нюрка всё к нему: Подбери ты мне туфлю!
- Как же, вроде сапоги?
- Всё равно, но только ты!
Как увидела тебя, тут же сразу поняла,
Краше сердцу нет на свете мужика, на всей планете
- Впрямь, везде уже была? Али, правда, самый я?

Нюрка за руку берёт, за собой его ведёт
«Сколько знала мужиков, все они из чудаков,
Ты же просто голова! С места нужного рука.
Котик милый ближе к цели, кажется, ещё не пели»
И она заголосила, песню звонкую как сталь,
Всех в округе разбудила, раскудрявила вуаль.

***

(Песня Нюры)
Ой, ты солнышко златое, моё счастье неземное
Ты мне дай надежду свет. Али суженого нет?
Утомилася, я б влюбилася.
Где единственный пропал? Где мой след ты потерял?

Ой, кручина ты моя, преламутровая,
Мне ж не надо жемчугов, лишь бы милый был здоров.
И не надо мне сукна, злата, меди, серебра.
Ты мне солнышко скажи, где же нынче женихи?


Вошингтон понурил взгляд, али рад, али не рад:
«Баба ходит не спроста, да натура не проста.
Что ей надо, вот вопрос? Какой чёрт её принёс?
Но девица хороша, на распашку вся душа».

И сидит в пижаме он за обеденным столом,
И не знает что сказать, ему не с чего начать.
Ну, а Нюрка начала клеить к юбке мужика.
И хвалиться, и хвалить, лишь бы Воше угодить.

Расстегаи и винцо, и варёное яйцо
Каша с маслом и котлеты, шоколадкаи и конфеты
«Для тебя старалась я, будь же сыт, душа моя,
Будь же пьян мой Геркулес, набирай отныне вес»

Загуляли на три дня, танцы-пляски до утра
С расстегаями, винцом, да варёным-то яйцом.
Сколько Нюрка не старалась, но признанья не дождалась.
Вошингтон не рассказал, как таким высоким стал.
Не сказал, зачем он бос, лишь довёл её до слёз.
Так ушла она ни с чем, но в туфлях
На зависть всем.

V

Но жила в селе одном, Настя - девка молодая,
Собой вовсе не дурная, это дочка Николая.
Николай был кузнецом. Он трудился ночью, днём.
А жена-то померла. Дочка папиной росла.

Девке шёл двадцатый год. Были мысли наперёд.
Но задор ребячий в ней оставался, хоть убей.
Раз отправилась она в Очин с ближнего села.
Глядь, а там и молодец, рыжий парень-удалец.
Грудь на выкате торчком, сам в кафтане, босяком.
И орешки он грызёт, к людям сильно пристаёт.
Вам туда, а вам сюда, разрешится вся беда.

Бурки, тапки, сапоги, туфли, шлёпки, башмаки.
Всё берите и носите, как порвутся, приходите.
Лишь девица подошла, резвость Грошина прошла,
Онемел, да побледнел, покраснел, позеленел.

«Аль девица? Али, диво?! Смотрит прямо так, игриво.
Впрямь звезда с небес сошла, за сапожками пришла.
Говори красавица, что тебе здесь нравится.
Всё тебе я покажу, расскажу и удружу».

«Мне бы туфельки иметь,  чтобы в небо полететь.
С детства я летать хочу, а о том всегда молчу.
Но я вижу, сможешь ты выполнить мои мечты,
Туфли с крыльями хочу, тогда в небо полечу».

Ахнул Грошин: «Ну дела, девка жару задала».
Взял затылок почесал. Руку - в тряпку и достал.
Появились две туфли, но бескрылые были.
Просто туфли, как у всех. Ни одна не взвилась вверх.

«Видно чудо не соткать. Надо что-то им сказать.
Ну, летите вы туфли, так как раньше не могли.
Поднимите девку вверх. Это вроде бы не грех».
Но никак, увы, стоят. Подниматься не хотят.

Вошингтон понурил взгляд. Засмеялся Очин град.
«Не летают башмаки, ха-ха-ха, да, хи-хи-хи».
Но девица не смеялась, её сердце крепко сжалось.
Стало жалко паренька, взяла оба башмака.

- Ну и что-что не летят, зато прямо под наряд.
Сколько меди я должна? Эта обувь мне нужна.
- Что ты девица, забудь. Но возьми с собою в путь.
Дай до дома провожу, сказку, басню расскажу.
Если встанет на пути чудище, а может три
Жизнь свою готов отдать, но тебя не потерять.

А девица покраснела так, как будто бы взлетела:
«Если можешь, проводи. Тут не далеко идти».

VI

Вошингтон шёл по дороге, не жалея свои ноги.
Шёл и виду не давал, как от камешков.
И чтоб дальше не страдать, начал песню напевать,
Вокруг девки танцевать, и мечтал поцеловать.

(Песня Вошингтона)
«Я хитёр и молодец, молодец и удалец.
И удачи я ловец, и построю я дворец.
Сколько в мире мужиков, все они из чудаков,
Только я голова – про меня молва».

Ой, ой, ой, что-то под ногой ...

- Что с тобою удалец, аль споткнулся молодец?
- Всё в порядке всё путём,
Просто весело идём.
Это танец всё такой, всё с прискоком, скаковой.

Так и шли они вперёд, лишь зашли за поворот
Тут же песня прервалась. Парню суждено упасть -
Яма тёмная была, и не видно было дна.

- Где ты, милый удалец? Провалился молодец?
Эй, ау, ау, ау-у-у. Я тебя сейчас спасу-у-у.
Побежала за отцом – Николаем-кузнецом.

- Отче, милый, помоги. Вошингтона ты спаси.
- Вошин… кто? Кого спасать? Можешь толком рассказать?
- Парень в яму провалился? Может с жизнью распростился.
Но достать его хочу. Папа, честно, не шучу.
Он ведь славный молодец, с песней рыжий удалец.
Обувь шьёт, хотя сам бос. Но красив, в веснушках нос.
- Полно доченька, не хнычь. Раз упал, то не навзничь.
Коли, правда, молодец, то и в яме удалец.
Если с песней, то споёт. А раз рыжий, нае..т.
Но спасать его айда. В яме песня не нужна.

(А тем временем в яме)
Сидит в унылой темноте в яме, по уши в воде,
Песни даже не поёт. Сжался, жалобно ревёт.
«Вот и всё, увы, пропал. Князем был и в грязь упал.
Толку что мне от мешка. Ну и пропадай башка!
Девка чудная была. Но ушла. Поди ушла?»

Вдруг зажёгся в яме свет. С краю показался дед:
«Кто здесь слёзы льёт рекой? Эй, касатик, кто такой?»

То ли пьянь, а то ли чёрт. Но опять пред ним встаёт
Глаза как пуговицы две, а нос – картошка в бороде.

- Дед, аль ты?! Да, точно ты! Вытащи меня, спаси.
Не хочу я пропадать, Очин надо обувать.
- А-а-а, опять ты молодец, хвастунишка-удалец.
Ну, и что ж ты не летишь? В жиже по уши сидишь.
- Как лететь, скажи мне дед. Я не знаю ведь секрет.
-Ты сандалии достань,  и в сандалии эти встань.
Как начнёшь в них песни петь, сразу сможешь полететь.
Коли чист ты сердцем сам, будет воля и ногам.
Коли сопли потекут, крылья сразу пропадут.
И сандалии упадут прямо в сопли, если плут.
-Как смогу я полететь? Не могу же их надеть.
Пропадёт ведь всё добро, слава, обувь, серебро.
- Ну, тогда решай малыш. Коль захочешь, полетишь.
Иль на рынке просидишь. А теперь из ямы кыш!

VII

И сидит вновь на дороге, да почёсывает ноги.
Хочет тапочки надеть, не решается лететь,
Ведь боится потерять все, что смог наторговать.
Тянет вверх и тянет вниз, рыжий молодец «завис».

И предстал пред ним кузней: «Здравствуй рыжий удалец,
Мы пришли тебя спасать. Кто успел тебя достать?»
Вошингтон чуть оробел: «Ты меня спасти хотел?
Кто тебе вдруг рассказал, как я в яму-то упал?»

И увидел за спиной Настю с рыжею косой, -
Улыбаясь, щурит взгляд. Рядом тапочки стоят.

-Это я за ними лез, яма та полна чудес.
В этих тапках полетишь, только, если захотишь.
Надо песенку запеть, ведь без песни не взлететь.
Спой же девица, прошу. Знай, что слово я держу».
- Одна в небе, хм, не хочу. Без тебя не полечу.
Ввысь отправлюсь лишь с тобой, милый, рыжий, дорогой.

И заговорил кузнец: «Тут и сказочки конец!
Сможешь девку удержать, значит вместе вам летать.
Сердце радуйте моё, вам согласие дано».

Вошингтон сидел молчал, думал думу и решал:
«Эх, была да не была, но дела, ведь есть дела.
Полететь или пойти?» - и решился вдруг уйти.
«Не могу я в сапогах, буду при босых ногах.
Но обую целый свет. Так что слово моё – нет!»

Девка в слёзы, а кузнец заключил: «Нет, не конец…
Коли так, тогда хитрец убирайся в свой дворец.
Обувь шей ты босяком. Оставайся чудаком.
Ну, а к дочке, ни на шаг. Уноси скорей башмак»!

VIII

День прошёл, за ним другой, Вошингтон с босою ногой.
Жалко всё добро терять и нет мочи торговать.
Настю больно вспоминать, только страшно улетать.
Так взяла его печаль, что всё время смотрит в даль.
На прилавок он присел, песнь амурную запел.

(Песня «Король сегодня пьян»)
Однажды на охоте король в густом лесу
Наткнулся на опушке на старую избу.
В избушке той жила из бедняков семья.
И в той семье была красавица одна.
С тех пор который день король не веселится,
Запала ему в душу прекрасная девица.
Девчонка из простых и им никак нельзя
Быть вместе, между ними – ступень сословия.
Мается король, хочет воевать,
Забыть о той девчонке и преспокойно спать.
Но чары лишь сильней окутали его.
Он думает о ней, не может без неё.

Король сегодня пьян, но пьян не от вина.
Пронзила его сердце Амура стрела.
А он сидит один и смотрит тихо вдаль,
Окно его открыто, в глазах тоска-печаль.

Но как-то он уснул, приснился ему сон –
Они с девчонкой той идут в лесу вдвоём.
А он простой крестьянин, но им так хорошо.
Когда король проснулся, решился бросить всё.
Корону сразу снял и побежал туда,
Куда глядят его влюблённые глаза.
Волосы его ветер ласково трепал,
Король бежал по лесу и радостно кричал.

Король сегодня пьян, но пьян не от вина.
Пронзила его сердце Амура стрела.
А он сидит один и смотрит тихо вдаль.
Окно его открыто, в глазах тоска-печаль.

Пока песенку он пел, аист в небе пролетел.
Кто-то вышел из толпы: «Здравствуй Вошенька, как ты?»
Это Настенька была. Она тоже не смогла
Позабыть его, пришла, хоть обида не прошла.
«Настя, Настенька, прости. На меня ты посмотри.
Я – не я, но полетим, если только захотим.
Я к ногам твоим паду, никогда не разлюблю.
В небо аистом пойду. Без тебя я пропаду».

И  обнялися  они, крепко сжались, как могли.
Любо было так стоять. Дождик начал поливать.
«Эй, частной народ, простите! Обувь больше не просите.
Вот мешок мой расчудной, в нём секрет совсем простой.
Сунул руку и привет, обуваешь целый свет.
Только это всё сопливо – по-началу было мило,
Только вот душа заныла, жить без Насти нету силы.
Всё ненастье – то что было, Вошингтоном был бескрылым.
Всё готов теперь отдать, будем песню запевать.
Настю за руку он взял, и сандалии достал,
Ну и тот час как Персей взвился в небо от соплей.

(Песня «Ты и я»)
Мы встретились в дождливый вечер,
Для нас светило солнце.
Люди прятались под купола зонтов,
А мы друг другу улыбались, ты и я.

Нам были не нужны слова,
Достаточно сплетений рук,
Мы никого не замечали,
В толпе друг друга повстречали, ты и я.

И время умирало,
Сгорая улетали,
И в окружении больших домов,
Мы были счастливы друг другу, ты и я.

Мы помним нашу песню,
Как сочинили её вместе.
Друг друга мы искали,
И встретились однажды, ты и я.

IX

Солнце спрыгнуло на крыши, песню всюду было слышно,
Уносились прочь они, несли «чудо-сандали».
Оставляли только след в облаках на память лет.
Мчались к счастью своему в расчудесную страну,
В сказку, в песню, в пересказ. Тут кончается рассказ.

Нарушил Воша уговор - и не скряга и не вор,
Но, что дал, то и отнял. Город Очин босым стал.
Ну, а в городе тогда началась-то суета.
Туфли, бурки, сапоги, всё исчезло прочь с ноги.
И завистники его сохранили лишь говно.

Кинулись мешок делить, и друг друга крепко бить.
Но мешок как тень исчез, утащил, пожалуй бес.
Тогда сопли стали лить, в вёдра с бочками цедить.
Рынок очинский стоит, завлекает, веселит:
«Эй, частной народ гляди-ка, чем наполнено корыто,
Нет спасения микробам, покупайте чудо-воду».

Лишь Кузнец ковал металл, эту сказку завершал.
Тут мешок пред ним упал, Николай его поднял,
Накидал в него угля: «Эта тара мне нужна.
Вот и сказочки конец! Это я сказал, кузнец.
Куйте счастье без соплей и творите для людей.
Пойте песни, будьте вместе. Коли вместе, пойте песни.

Счастью верьте своему, чтоб  всё было по уму,
И без страха потерять научитесь отдавать!»
В небе радуга взошла, к концу сказка подошла.
«Эй, частной народ гляди-ка чем наполнено корыто,
Нет спасения микробам, вспоминайте чудо-воду».