Когда пройдёт моя шальная юность

Когда пройдёт моя шальная юность,
Я, выхарканный грязным снегом
На блюдце дворика родного,
Робко сунусь
В непроходимый лабиринт морщин.

Мне не поможет навигатор,
Хотя устройство, что двоичным матом
В лазурных недрах моего кармана
Ругает всё, таким не снабжено.
Однако все равно
Беспроводная нитка Ариадны
Не помогла бы против Минотавра,
Закутанного в черный балахон.

Он отведет меня на вход парадный,
И я, кряхтя, воссяду на кахон
Еще не своего, но все же гроба
И звонкое фламенко заиграю,
Спать не давая предкам и потомкам,
В стихах грехи свои перечисляя
И малой прозой - праведность. И будут
Рассказы и поэмы эти литься
Тугой струей на рожу Минотавра,
Он будет, несомненно, возмущаться,
Но я скажу "Папаша, не быкуй!"
А он посмотрит, гопник волоокий,
И промычит "Мммужик, а Мммурку мможешь?",
А я "Могу - но лучше Башлачева!"
"Давненько не летал с окрестных скал?"
А ему "Папаша, не летал,
Да только и тебя Севилья иль Кордова"
Не видели давно. "Ну, сука, ты попал!"
Воскликнет сын Миноса, и рогами
Взмахнет, раскроет пасть, и оросит
Его пародонтита гнойный смрад
Мне табаком изнеженные ноздри.
Я брошу шестиструнную. Травмат
(Не думайте что в юности моей
В широтах наших был я безоружен)
Сверкнет в руке моей. Рассужен
Недолгий наш о вкусах спор.
И вот, придумав быстро приговор,
Верхом на посрамлённом Минотавре
Вьезжаю в пыльный свой Ершалаим,
Где молоко и мёд меня встречают,
И пиво, и сушёная воблА,
Где сын труда, сияя, распинает
В руках своих два ангельских крыла.
Те ангелы когда-то небо рвали,
Железных демонов орду
Обратно в ад они загнали,
Позорному предав суду.
И что-то есть во мне от этих крыльев,
Возможно, тяга к перемене мест,
Не зря я хлеб клевал на сотнях скверов пыльных
И два десятка раз менял насест.

Родной Ершалаим! Тебя я помню
Радушным и приветливым к гостям,
Я в памяти храню каменоломни,
Где звон трамвая глыбы огранял,
Им придавая грацию Пегаса,
(В столице крыльев всё, считай, крылато!)
И томные являлись Галатеи
Под жадный взор своих Пигмалионов.
Таким бывал и я - не описать мне,
Какою страстью я бывал охвачен,
Вдали завидев дочь Ершалаима,
Точеную из мрамора... но хватит,
Пора пришпорить Ладу-Минотавра,
Пускай несет меня в мой старый дворик,
Где я поймаю взгляд его печальный.
"Пусти меня, смиренную корову,
Не прибрано давно уж в лабиринте,
На каждой галерее слоя жвачки
Налипло где-то сантиметра три,
Бутылки битые и от продуктов пачки
Заполонили всё! Во, сам смотри!"
И полубык извлек из ниоткуда
Прибор с удобной дальнобойной связью
И видел я - какие-то паскуды
Дом Минотавра покрывали грязью.
"Беги скорей и наведи порядок!"
И скрылся он в два счета. Раз - и нету.
Усталый, подпалил я сигарету,
Обнял гитару и присел на травку.
Но тут иссякла бдительность поэта,
Вся искра мифа превратилась в Кафку,
Фантазия остановилась эта.
Меня юдоль земная поглотила.

Я превращусь, конечно, в мягкий гумус,
Когда пройдет моя шальная юность...