Годы-птицы. Исчезли...

                Маме.

В детстве двор мне казался уютней, новей.
И дома мне казались, и больше, и выше…
Старый стол доставал мне едва до бровей.
Но от мамы тайком я бывал и на крыше.

Мое раннее детство в «разбитках»* прошло.
Мы играли в «квача» на оставшихся стенах**.
И не знал я еще, что война - это зло,
А не зАмки немецкие на гобеленах.

Мы не знали тогда, что мы - Дети войны.
И «войнушка» для нас оставалась игрою.
Погибали ребята без всякой вины
От остатков войны под Холодной Горою.

Каждый день хоронили и мимо несли.
Каждый день, душу рвав, завывали оркестры…
Уцелевшие мальчики быстро росли.
И девчонки двора подрастали,- невесты…

Я рассказывал маме, когда повзрослел,
Как в разбитках играл, как бежал над стеною…
Только хлопала мама в ладоши: «Как смел?!
Я ж пасла тебя! Ты был все время со мною!»

«Значит, мама, бывало, что я ускользал.
Не всегда было бдительным зоркое око!
Это было, - все то, что тебе рассказал…
Я мальчишкою был! Не суди меня строго!»

Годы- птицы! Исчезли от взмаха крыла…
Двадцать лет в этот день, когда памятью с мамой.
Я любил ее. Счастлив, что мама была!
Самой нежной и любящей, строгой, незнамой…





26.06.2017 г.
Фото из архива автора.

*) «Разбитками»  сразу после Войны называли разрушенные многоэтажные дома, у которых, кроме стен, ничего не осталось.
**) Игра в «квача» то же, что игра в «пятнашки». Один догонял другого. Но бегали мы, маленькие дети, на уровне пятого этажа по уцелевшим стенам толщиной в два кирпича. Чудом никто из нас ни разу не свалился. И удивительно, что в то время я и другие дети совершенно не боялись высоты. Став взрослым, я стал панически ее бояться.