Илья Муроцец

Святой преподобный
Илья Муромец,
богатырь дружины Киевской

Рассеюшка моя родимая!
Земля богатая, дивная!
На богатства твои ворог зарились,
Воевать тебя приходили!
Не победили!
Потому как  в мире нет и не было никогда сильнее Русича-богатыря!
Средь дремучих лесов,на Оке-реке
город древний невелик стоит,
да слава о нем по земле бежит,
на крыле летит - удаль русскую славит!
Здесь на Муромской земле,
в Карачарове-селе в стародавние времена богатырюшка родился,
что не ведал страху, что единым махом вражью рать побивахом!
Славу Илье Муромцу пою!

Сильным, крепким сына
матушка родила,
да по оплошке ножки слабые
дитятку дала -
тело богатырское ножки не держали.
Ильками в народе убогих прозывали.
И пристало прозвище к молодцу
аж на тридцать лет,
что сидел на печи пустоцветом.

Но однажды жарким летом
вошли во двор калики перехожие -
с сумой такие по Руси ходили -
воды испить попросили.
А бедолаге и ведра не поднять,
и воды не подать.
Подивились калики, пошептались,
грозно приказали мужичине встать!
Страшно богатырюшке,
да ослушаться божьих людей нельзя -
сердятся, чай, не зря!
Засмущался бедолага,
приспустил с опаскою ноженьки с печи,
тронул половицу одною ногой,
покряхтел, покарячился,
тронул другой
и... пошел вдруг к ведерку с водой.
С той поры богатырь крепко на ноги встал.
И, как повелось на Руси -
имя от прозвища давать - с той поры богатырюшку
Ильёю стали звать.
Ильёй Муромцем!

Храбр и силён богатырь
и умом горазд,
и жеребчик под ним неказист, да лобаст.
Бурушкой его назвал,
в Киев на Бурушке косматом поскакал,
где Владимир-князь
дружину собирал богатырскую.

Гладкая дорога под копытом лежит,
Бурушка скорехонько по ней бежит.
Да лес обступил вдруг дремучий,
куст колючий.
В деревах гнездо воронье висит.
Соловей-разбойник во гнезде сидит.
Кричит злодей по звериному,
свистит по соловьиному.
Дерева от крика ломаются.
Кони от свиста спотыкаются.
Люди замертво падают с седла.
А дорога-то до Киева всего одна.
Есть окольная,
что на полтыщи верст длинней.
Неспособно богатырюшке скакать по ней - Киев его дожидается.

А злодей над Ильёй насмехается,
свистать нахвальщик обещается.
Да свиста Илья дожидаться не стал,
лук из налучья скорехонько достал,
натянул шелкову тетиву,
да пустил каленую стрелу
Соловью-разбойнику в правый глаз.
И для левого стрелочку припас.

Завопил разбойник, пощады запросил.
Да не стал добивать его Илья,
приторочил к стремени Соловья,
дальше поскакал,
только ветер в ушах свистал.
Прибыл в Киев,
а князь богатырюшке вроде бы и рад,
да сомненье берет -
неужто богатырь не врет?
Неужто один победил Соловья?

Божится Илья!!!
Сам, мол, сам злодея стрелял,
сам, мол, Соловья вязал,
а не веришь, выйди, князюшка, во двор,
на дворе твоем вор.
И впрямь во дворе богатырский конь стоит,
притороченный к стремени разбойник блажит.
Подошел к нему князь, удивляется:
"Неужто сей сморчок над людьми изгаляется?"
Ну-ка свистни, мол, единый разок!

Прищурил Соловей остатний глазок,
поднатужился...
дунул во всю мочь...
И настала на земле непроглядная ночь.
Солнце заволок густой туман.
Ветер-шайтан крыши с домов стал срывать, до смерти людей пугать.

Только Бурушку не испугала мгла,
закусил конь Ильёв удила
и лягнул разбойника промеж глаз.
В тот же час засияло на небе солнце,
разбежался туман.
И лежал на земле злодей-басурман -
никому не страшный,
жалкий старичишка
с огромною шишкою во лбу.
Клял он горькую свою судьбу,
слово давал - никогда не свистать.

Да злодею нипочем нельзя доверять.
Потому Илья, как в награду от князя
меч булатный получил,
самолично голову разбойнику срубил.
И не стало страхолюда на земле.
А Илье приказал Владимир-князь
во главу дружины богатырской встать,
Русь от ворогов охранять
до последней капли кровушки.

Могуч Илья,
ровно скала над конем возвышается,
чобот богатырский в стремя упирается,
плеточкой палица на руке висит.

Дружина богатырская под Киевом стоит.
Илья в ней теперь атаман,
Добрыня - податаманье,
Алеша Попович - есаул.
Честно дружина несет караул.
Каждая богатырская стрела вражину жалит,
каждая палица ворога насмерть бьёт.
Надежен государев оплот.
Да Алешенька на князя как-то шибко 
осерчал - на почестен пир богатырюшку
князюшка позвал,
да на место почетное не посадил.
Бояре у князя во главе стола,
им и почет, и золотая деньга.
У них вся власть, от власти сласть.
И служивым в ту масть не попасть.

А Илью князь и вовсе на пир не позвал.
Тоже атаман осерчал:
голь кабацкую по Киеву собрал
и ... загулял.
Пела, плясала всю ночь голытьба,
била во все колокола,
набатом звучал
колокольный звон.
Потерял Киев сон.

А на утро князь разъяренный
в погреб студеный
атамана на три года заточил
и кормить запретил:
пусть буян отдыхает!
А княгинюшка тяжко вздыхает,
жалко ей богатыря.
Нравится ей Илья -
добрый, надежный человек.
Недолог человечий век,
не должно его коротить!

И решилась княгиня атаману подсобить:
заказала поддельные ключи,
верных людей просила помогчи -
одеяла, перину
в погреб Ильюшеньке спустили,
постелюшку Илье утеплили.
Дочка князева его навещает.
А он ей старины напевает,
что дед певал.
Далеко-далёко, мол, в синем море,
на морском просторе
плавает рыба кит.
Остров Буян на ките стоит.
- И папенька буяном тебя называет,-
 княжна его прерывает.
- Заслужил, - хмурится Илья.
Дальше просит петь дитя.
- Камень на том Буяне лежит -
всем камням мать.
Алатырем камень звать.
Задолго до ныне,
незнамо в каком году,
бушевала непогодушка в небесном дому,
рвала с цепи ветры буйные,
громыхала ярой молнией:
то серчал, лютовал Небо-Царь.
Без его, вишь, без отцовского согласия
в море-окияне, на острове Буяне
рожала Мать-Сыра-Земля  диковинный росток.
За вершком вершок подымалось дитя над Матушкой,
пуповиною срасталось с Небом-Батюшкой,
не бывать Небу боле вольным казаком,
не гулять по свету быстрым облаком.

Гневался Царь,
гнул-ломал упрямый стебелек,
да сгубить непокорного не мог.
Росло дитё, мужало,
кроною могучей Землю покрывало.
Мировым выросло деревом,
приютом зверевым,
птиц летучих,
гадов ползучих.
Пчела в кроне зажужжала,
бабочка в кроне запархала -
всякой твари нашлось в нем местечко.
Вышла Матушка как-то на крылечко,
умилилась благодати,
прилегла сердешная в тенечке отдохнуть.
Да не успела глаз своих сомкнуть:
кто-то на ухо наступил…

- Дядя Илья! Ты-то всё откуда знаешь?
Что-ли сам язычником был?
- Конечно, был.
- И в церковь не ходил?
- Так ноги ж меня не носили.
А боги язычников рядышком жили -
и в избе, и во дворе.
Сам я их, конечно, не видал,
но знал - они со мной завсегда.
- И ты в них верил? - удивляется княжна.
- А как же?
Про Христа ещё толком ничего не знал.
Но в Киеве однажды услыхал колокольный звон.

Динь-дон, динь-дон - колокол пел.
Из облаков на меня смотрел
чей-то внимательный глаз.
Он глядел на меня, я глядел на него...
Больше не помню ничего.
Очнулся в церкви.
Батюшка надо мной стоял,
божьим избранником меня называл.
Он же меня и крестил.
Дед мне крещения не простил.
Язычником жил, язычником помер.
А старины, что пел, я запомнил.

Живет богатырюшка в погребе,
сильно тужит,
что матушке Руси не служит.
А в стольном Киеве - беда! беда!
Калин-царь пятою на Русь наступил,
с войском под Киевом стоит.
Киев разорить грозит,
божьи церкви на дым пустить,
князёву семью погубить.

Грамоту посольскую вражина прислал,
киевлянам приказал:
улочки стрелецкие повычистить,
в бочках хмель по улочкам повыставить.

А Добрынюшка в отъезде,
Алешенька на князюшку сердит.
Душенька у князюшки болит -
за малую провинность
в погреб Илью посадил,
удалого воина в погребе сгноил.
Некому Калина от Киева прогнать,
некому за стольный град постоять.

А детка малая вдруг и говорит:
Не сердись, мол, батюшка на меня -
жив-живехонек дяденька Илья.
Обрадовался князюшка, к погребу студеному побежал,
 Илью-богатыря обнял:

Не держи, мол, Илюшенька зла на меня.
В Киеве, Илюшенька, у нас беда!
Налетела на Киев басурман орда:
от силушки той черным-черно,
на улицах от них тесным-тесно.
И некому её усмирить,
некому её победить.

Будто обручем сердце
богатырюшке сжало,
будто обручем сердце сковало.
Вскочил на коня и поскакал
собирать богатырскую рать.
В бой кровавый против Калина-царя
сам Илья дружину поведет.
Раным-рано заря над землею встает,
раным-рано птаха в небе запевает -
утро Матушка-земля встречает.
Что Рассеюшке оно сулит?

А на князевом подворье
рать богатырская уже стоит.
Прибежали все, кто умел кусать,

когтем рвать, ногою топтать.
Трубили трубачи вселенский сбор!
Не вмещал защитников княжий двор.
Страх царя Калина обуял:
- Что за сила?!
Её убивают, а она не убывает!

А Бурушка Илью убеждает:
- Беда нас с тобой ожидает.
В поле басурман подкопы нарыл -
одолеть их мне не хватит сил.

Не поверил Бурушке богатырь, а зря!
Из третьего подкопа не выбрался Илья.

Захватил его Калин-царь.
Ноженьки сковал, рученьки повязал,
уговаривать стал:
накормлю, мол, напою, озолочу.
Не служи Владимиру,
служи Калину-царю.

Не будет Илья басурманам служить,
будет Илья насмерть их бить.
Поднатужился, поднапружился,
богатырской палицей
вражин разметал,
Калина-царя повязал.
Тот и заскулил, пощады запросил,
дань платить обещал,
внукам-правнукам завещал
с мечом на Русь веки-вечные не ходить.

И наступил мир на Руси.
Нету больше у неё врага,
нету больше Калина-царя!
Устроил князюшка пир на весь мир!
Илью посадил во главе стола.

Выпил только чарочку одну Илья
и к Бурушке спешит.
А Бурушка пластом лежит!
Глаз конев слезу точит.
- Что ж ты плачешь, Бурушка?
Аль победе нашей не рад?
Весь Киев-град сегодня веселится!
- Подай, Илюшенька водицы.
Отбегался, отпрыгался твой Бурушка,
третий подкоп погубил меня.
Рассердился Илья:
- Мы же Калина с тобою победили!
Мы же Русь от татар освободили!
Земелюшку поедем пахать!
- Жаль, богатырюшка, но мне уж не встать!
Отбегались мои ноженьки,
отскакался Бурушка!
Прикрылся веком глаз со слезой,
вздохнул напоследок конь удалой
и отошел в мир иной.
Тихо в церкви лампада горит,
тихо в церкви Илья стоит,
тихо богатырюшка с Богом говорит:
- Ни отца, ни матушки, ни жены у меня.
Потерял я даже верного коня.
Осиротел, один как перст на земле.
Господи, позволь послужить тебе!?

И склонил головку лампадный огонёк,
и услышал богатырюшка тихий голосок:
- Не плачь, дяденька Илья!
Буду молиться за тебя каждый день!

И спустилась над седою головой
Божией руки сень.

Свой последний подвиг
Илья Муромец совершил,
когда иноком в монастыре
на Киеве служил.
В тот черный день
ворвалась в божий храм
нечестивых орда,

срывала, оскверняла святые образа,
песни охульные в храме орала.
Про богатырюшку ещё не ведала,
не знала ...
А он, во Славу Божию,
безоружным принял свой последний бой!
Звериный вой стены святые оглашал,
когда руками преподобный
шеи ворогам ломал.
Много их тогда полегло.
Да вражье копьё на исходе боя
безоружного воя достало,
сердце богатырское разорвало.

***
Тело святого преподобного
Ильи Муромца нетленно пролежало
в Киево-Печерском монастыре
много-много веков.
Золотой покров рану смертную прикрывал.
А нам богатырюшка завещал:
Родину любить, как он её любил!
Ворога бить, как он его бил!

Мы помним завет и тебя
Муромец Илья!
Могучий русский богатырь!


Примечание
Илья Муромец - святой преподобный Киево-Печерского монастыря причислен к лику святых в 1643г. Родился около 1063г., умер в возрасте 45-55 лет. Монашеский сан принял в 1116 году.
В 1988г. Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей святого Ильи Муромца. С современной точки зрения, росту богатырь был чуть выше среднего - 177 см, но в XII веке такой мужчина считался великаном. Телосложением Илья Муромец действительно отличался от обычных людей - он был "ладно скроен и крепко сбит".
Анатомы отметили в поясничном отделе тела Ильи искривление позвоночника вправо и явно выраженные дополнительные отростки на позвонках, затруднявшие движение богатыря в молодости вследствие ущемления нервов спинного мозга.

И былины повествуют, что "тридцать лет сиднем сидел Илья и не имел в ногах хождения". И только "калики перехожие" - народные целители - вправили Илье позвонки и отпоили целебным травяным
отваром.
Возраст былинного богатыря специалисты определили в 40-45 лет плюс 10 лет ввиду его специфического заболевания. По методу реконструкции мягких частей лица по черепу известного антрополога М. М. Герасимова воссоздан скульптурный портрет Ильи Муромца.
                По материалам Интернета.