1. Мне в руку лёг листок календаря

                ***

Мне в руку лёг листок календаря –
безмолвно, ничего не говоря.
И время, что вращает круг земной,
берёт сегодня странный выходной.
               
                ***

День, словно умер…
В мягких листьях крон остался шёпот лёгкого испуга,
слова и мысли мчатся под уклон,
а ветер, ветер снова дует с юга.

Я слышу вздохи мировой души
и ощущаю приступ тихой лени.
Вот и попробуй, как-то опиши
ничтожность дней и глубину мгновений …

Парящих чаек медленный эскорт
прочертит круг крылом неторопливым.
И неба свод изменчив и нетвёрд,
и шуба туч мохната, но пуглива.

Забудь про всё – про осень, про дела,
про чуткость вод словесной переправы.
В душе еще не пепел, но зола –
зола от дел и пепел вящей славы.

Полнеба осени, полнеба серебра,
в садах и парках время хризантемы,
природа, выдохшись, печальна и добра,
исчерпаны события и темы.

Гружёный думой, словно старый бот,
так что прогнулся контур ватерлиний,
я возвращаюсь в свой приписки порт
и к ежедневно заданной рутине.

Нет больше дня, и ночи больше нет.
Осталось только время ожиданий.
Остановился плавный ход планет
и бег периодических изданий.

Одышка в прошлом. Воздуха глоток,
вчера начавшись, длится бесконечно,
и только в рёбра сердца молоток
вгоняет гвозди зло и бессердечно.

На паперти у Думы городской
не видно нищих, нищим здесь не место.
Три румба влево – горизонт морской,
три румба вправо – суетно и тесно.

Обрубок Пушкина на каменном столбе –
по курсу прямо. По углам – корчаги
водой наполнены. И Пушкин не в себе,
и вместо публики какие-то бродяги.

Бумаги клок –  и росчерком пера
здесь под орех разделают героя.
А время года – странная пора.
В природе наступает час отбоя.

Всему свой срок – зажинкам и косьбе,
громадам туч и бархату приливов,
тому, что в строчку вписано тебе
твоей судьбы рукой неторопливой.

Пора полу запахивать плотней
и ёжиться от утренней прохлады,
и вместо песен слушать скрип дверей,
и в небе чистом созерцать Плеяды.

На палубе не видно ни души.
Да и откуда было бы ей взяться!
В такой годами сотканной глуши
душе пристало только затеряться.

Плыви, плыви! По борту вьётся вязь
волны морской, седой и кучерявой,
и за кормой, причудливо струясь,
шипит и пенится зелёная отрава.


                ***