Звериная колыбельная

Я укладываю дочь.
Медленно вытягиваю на простыни
две длинные слабые ручки, как тёплые виноградные плети,
чьи голубые виноградины, ещё не явленные свету,
перекатываются внутри обессиленных веток –
мир, решивший взглянуть на себя,
с лёгкостью вывернулся наизнанку –
и две ноги, по-звериному поджатые вбок,
и круглый живот раздувается и пульсирует тёплым шаром –
словно удерживаю крольчонка –
ран, рэббит, ран, рэббит,
ран, рэббит, ран –
мимо у_гольных треугольных полян –
чтобы тебя не съели – обгорелых плетней –
беги – и чужих виноградников чёрных плетей –
беги – заржавелых цепей из разбитых капканов –
ибо звенья, звеня, собираются в цепь виноградин
под бледною кожей сорочки, растянутой куполом
над изнанкой сырых простыней.
Я сижу в темноте и со страхом жду, когда она закричит.
И она кричит –
в животном, прозревшем, не умолкающем, обречённом крике
поднимается крошечное скорченное живое тело –
на меня открываются круглые еврейские глаза её отца –
не узнаю_т, не помнят, не понимают,
и я исповедуюсь им в своей бессловесной тоске,
и дрожи отчаянья, и ужасе одиночества,
и бессильной любви –
ран, реббе, ран, реббе,
ран, реббе, ран –
перескочи капкан,
ибо готов пирог, они ждут начинку –
перескочи темноту, ибо край темноты напичкан
тошнотворной кашей из клевера, ревеня, ливера –
перемахни,
ибо они запалили огни,
раскалённых полян, закипевших долин
раздувается огненный ад –
перескочи назад,
перескочи назад,
в багровеющем крике виноградников длинные руки трясутся,
сгорая,
сворачиваясь,
как мир,
перескочи назад,
перескочи назад
перескочи
перескочи
перескочи
что ты что ты
любовь моя
это лампочка в коридоре
это