Кафка

     Кафка говорит: тот, кто начал путь - уже плох. Если нет любви сразу - нет совершенства. Тот, кто однажды вступил на путь - никогда с него уже не сойдёт, его путь будет повторяться и повторяться, он по бесконечной кривой будет приближаться к своей цели, но никогда на самом деле не приблизится к ней.
     Наш путь - словно экспонента, иллюзион, где мы не здесь и не там, вечно обнаруживающие себя путники - обнаруживаем себя в пути - откуда вышли не помним и куда мы придём нам неведомо.
Это великое восстание против пути, требование мгновенного попадания из точки в точку, мгновенного перенесения, соединения, превращения.
Попадание в точку исключает всякий путь, но промахиваясь, мы начинаем витки кружения. Пути, как порочные круги Паскаля плетут вокруг нас невидимый, но плотный клубок суеты материи. Пробиться к центру нельзя, невозможно, немыслимо.
     Что рождается в голове у шагающего в пути? Следующие повороты, тупики, развилки? Они всегда будут под другим углом и в ином ракурсе и потому места, где мы уже были, мы не узнаём, ну а если узнаём, случайно и не предвидено вдруг, то воскликнем "о, дежавю!" и ощущаем лишь странность, беспомощность. Вы здесь уже ходили, господин хороший! - Да я, да неужели, да не может быть...???
     Дежавю приходит не часто, с ним можно смириться, сколь не было бы оно чудным, в таком редком количестве его тоже можно к чему-нибудь присоединить, прилепить, отобъяснить, как говорил Мераб, на худой конец - элементарно забыть, вытеснить из своей памяти - равно жизни.
     Дежавю - характеристика нашего кружения, показатель спутанности кругов, замкнутости путей, безвыходности существований. В этом плане оно не приятное событие, но только если его понимать, что оно есть. Но переживающий его непосредственно не испытывает этих неприятных веяний - дежавю - перескок, пусть и в малом, но скачок, который соединяет собой различно слепленные миры, вращающиеся однако вокруг общего центра тяготения.
     Когда ваша жизнь и дороги, которыми вы идёте - лабиринт, дежавю - это скаковая лошадь, могущая домчать вас моментально, но одномоментно в иную точку запутанных коридоров или же и вовсе перепрыгнуть через все барьеры прямо у вас на глазах. Это впечатляет... Но не помогает... по-настоящему...
Значит на долю всего свершающегося никогда не выпадает никакого пути?!
Единственный путь - это тот, что обозреваешь назад, прибыв из одного пункта в другой пункт назначения мгновенно? Прилетев и обернувшись? И если очень быстро обернуться - то можно увидеть себя бегущего и ещё спешащего сюда к себе?
      Разве не тянет сразу же наброситься на Кафку и швырнуть ему в лицо супротив его мысли - Христа, Данте, Пруста, проходивших явственный путь, зовущих на него, как на свои собственные пути и иных? Но почему-то не тянет, уличить Кафку такими славными именами почему-то желания нет.
Как так? Почему я Кафку слышу, даже на фоне всех этих великих мистерий пути, почему я внутренне соглашаюсь с ним?
      Ну что как человек действительно призван мгновенно перемещаться и вперёд и назад, и в будущее, и в прошлое, что как - если так и происходит? Сначала мы мгновенно попадаем в иное, но не удерживаемся в нём и падаем - куда? - вниз, назад - куда-то падаем, отпадаем и вот с этого момента и начинается путь - чтобы возвратиться. Путь - это не движение из одного пункта в другой новый, от одного себя к другому себе, а возвращение туда, где ты уже был - да, всё говорит об этом. Об этом сложена песня не у одного только Кафки, Платон говорит о знании как о припоминании - мы идём к знанию, которое уже в нас есть. Сначала мгновенное соединение и перемещение, затем разъединение и отпадение, и только после этих событий - путь - как восстановление утраченного. А разве Пруст также не восстанавливал своё утраченное время? Он возрождал то, что у него уже было. И показывал людям как это делается.
       Значит есть собственно два пути: один божественный и мгновенный, которым переносимся и восхищаемся моментально и в точку и который потому почти и не путь, кажется не таковым ввиду своей ни на что непохожести; и есть второй путь - наш земной, человеческий, длинный и он представляет из себя второе путешествие по следам первого. Всё остальное - не пути, а миражи и тщетные гордыни человеческие - безотносительные отрезки абстрактных пространств, не питающие нас ни смыслом, ни свершением.
       Божественный путь, путь восхищения - самый прекрасный для человека, когда ты несёшься на божественных колесницах с небывалой скоростью, но точнее скорости тогда вообще нет, так как нет времени. Но и этот путь многие "блаженные" смогли описать - я боюсь, что вся Божественная комедия Данте - одно подобное восхищение, описанное подетально и мастерески великим художником-творцом, недаром и божественной её назвали позже, исходя из чувств, что она рождала. Парменид также был восхищен богами и описывал то, что дало ему это восхищение, то есть Парменид проделал сначала божественный путь в истине и к истине, а затем прошёл его человечески, когда записал его в виде поэмы. Аналогично Данте. У этих людей, человеческие пути шли в связке и плотной согласованности с божественными и потому были столь совершенны и стали столь известны. У большинства же смертных, их человеческие пути настолько далеко отстоят от божественных, что представляют из себя один огромный комок блужданий и страданий.
       Человеческое движется вослед божественному и по его образу. Человеческое правит свой путь по божественной колее.