Ninety Days

ДЕВЯНОСТО ДНЕЙ                Samuel Krig



В уютной комнате жены – «Martha My Dear»,
White Album, Beatles,
Nineteen Sixty Eight…
Как будто в полдень где-то в Ланкашире
в лесу звучат семнадцать дивных флейт.

Займусь архивом нашим в кабинете в родных пенатах в мягкой тишине.
Трубу не надо красить в туалете – всё новое, всё как в волшебном сне.
Я буду девяносто дней свободен ото всего, что тягостно другим.
В голландских розах белый подоконник, а за окном Великий Третий Рим.

Здесь, в наших сталинских домах, всё по-другому. Плывут в лазури неба корабли.
Нет глупостей навязчивых знакомых, по вечерам в колонах Peggy Lee.
Безумны городские магистрали, там, в диких пробках, все чего-то ждут.
TV давно смотреть мы перестали, забота о здоровье нужный труд.

Достав из табакерки сигариллу, решу, что лень в четверг мне в банк идти.
Поздравлю добрую волшебницу Людмилу, сказав, что мы на правильном пути.
Вдруг спросят: А с питанием как?
Прекрасно!
За всё заплачено на сорок дней вперёд.
И никакая в городе опасность нам не грозит, у нас к ней свой подход.

Мы – цвет интеллигенции российской.
И кто бы, что о нас не говорил.
Самим себе мы составляем списки
Из тех, кто в нашем понимании мудро жил.
Капитализм? O’key! То – дело власти.
Закон – другое дело, он – закон!
Но я к тем переменам не причастен.
Я сам себе назначил пансион.

Июнь в разгаре, люди пьют текилу, сосут пивко, винишко тащат в дом…
Мы юбилей устроим очень мило и на Смоленке купим белый ром.
Единственно, о чём я сожалею, что госпожи Щировской больше нет.
Зачем искать мне прок с дворянских денег
в семье, где мать столкнули на тот свет.

Чуть не забыл – врагов теперь не стало, а если кто и появился, то не враг,
А так, марионетка с опахалом, а то и вовсе спиcанный дурак.
Бегут минуты жизни вдохновенной, в любой провинции теперь свои «князья».
Всё так не просто в нашем мире бренном, лежат в земле усопшие друзья.

Прогулки на природе благотворны, в них дождь смывает социума пыль.
Вздыхает ветер, и звучат валторны// грядущего, рождая новый стиль.   
Когда ты аккуратен и практичен, твой быт здесь как швейцарские часы.
Прибавь к нему талант и артистичность и вот он – рай с патетикой красы.

Мне не грозит час пик, ведь я свободен, бумажник толст – я снова на коне.
Мне видно и заботу о народе, и постер «Abbey Road» на стене.
С кем буду я? Вопрос отнюдь не праздный, судьба сама решит, пройдут года
И смысл иной в иную буржуазность как в ножны вложит Чистая среда.

Внизу опять для кошек варят рыбу, нельзя писать, чудовищная вонь!
Вот вздернуть бы хозяев тех на дыбу, и рассказать чем был Троянский Конь.
А в прочем и пора уж собираться, пойду пешком, сейчас не до авто.
На тихих улочках без фанов и оваций легко понять сегодня кто есть кто.

Начищены до блеска мои туфли, пиджак французский черный – just a chic!
Я помню женщину, глаза её припухли от глупых слёз в ночи чужих интриг…
Вновь цифры 333 коснусь рукою, перекрещусь, ключ поверну в замке.
Есть много неопознанных героев, и те же правила на шахматной доске.

Огромный город. Быстрые трамваи, собянинские добрые дела,
Сирены «Скорой» вперемешку с лаем, витрины, огражденья, зеркала…
Легко мечтается, всё не случайно в мире бренном,
с плеч снова сброшен груз чужой вины.
Москва меняется, и эти перемены теперь близки, понятны и нужны.
 
В два ночи встал, включил Joyce Colling сходу, на Ленинском немного подустал,
Там был много всякого народа, и каждый резво что-то покупал.
Сосисок «языковых» вкус приятен, с баварскою горчицей в самый раз.
Чай бергамотовый, грандбаверез так кстати, что можно и окончить сей рассказ.

В те годы давние, когда директор школы, похожая на Брежнева мадам,
Слегка нас напрягала комсомолом, я часто слушал, как не странно, «Ram».
Так было проще жить в среде обычных ничем не привлекательных людей
И приближать сегодняшние тысячи смотря на смену культовых вождей.
В подвале школьном, что под кабинетом, где эта женщина свой доживала век,
Мы пили wine, курили сигареты, и я втыкал в свой комбик модный jack.
Звук был кайфовым, девочки кричали и хлопали в ладоши что есть сил,
А мы как сумасшедшие играли и чувствовали кожей sexual thrill.
В детсадовской беседке собиралась
толпа, когда с гитарой к ним
Я выходил…
Так всё и начиналось, теперь я вижу – не напрасно жил.

Длинна дорога разочарований, от них спасенье лишь в себе самом.
И если кладезь ты волшебных знаний ты победишь, мой друг, в борьбе со злом.
По головам идти не так уж сложно, когда осознаёшь талант и цель.
Куда полезней знать какой путь ложный, чтоб не попасть в безвременья метель.
Держать людей всегда на расстоянии, не позволять им помыкать тобой -
Вот суть, оплот и радость начинаний и то, что я беру всегда с собой.

Меня спросили тут о молодежи, по теме «вапорайзер» был вопрос.
И я смотрел на них как из элитной ложи, где смысл другой в чередовании полос.
Мне можно всё, а им лишь то, что легче с моралью их отцов и матерей.
Ведь дети мучают подчас пичужек певчих и кошек тайно погружают в клей.
Так, избежав метаморфоз менталитета, творить приятно нам то, что творим.
И что другие думают об этом уже не важно, ведь том стоим.
Мы это часть, не общество всё в целом, стальной хребет, магический костяк.
И здесь поэзия подчас как парабеллум должна стрелять в амбициоз зевак.
Поэты, пончики, по-киевски котлеты, на завтрак, после кофе - easy stroll.
В крутой ночи на полном звуке лета звучит вновь «Close Enough for Rock-n-Roll».

А в комнате жены тревог не видно, в ней Дживс и Берти Вустер с Мэрилин.
Там не услышишь термина "ликвидность", но есть винил с хитами группы «Queen».
Там есть специальный столик для напитков, голландская подставка, чешский шкаф.
Там хорошо, когда душе чуть зыбко на дьявольских канатах злых забав.
Она вернула то, что невозможно, под кронами высоких тополей.
Теперь я прежний, и уже не сложно внимать иным словам среди полей.

День прожит, вновь налью себе «Bakardi», вдогон - two wheels чтоб не болела голова.
И завтра, став Наполеона Старой гвардией, продолжу путь сквозь тайны естества.


 
























                22 июня 2017

                23:07