Аравийская повесть

         1.

Как-то раз с работы нудной
Шёл я улочкой безлюдной,
Промышлял по сторонам:
Лужи вились тут и там,
Эх,балтийская погода, -
Не найти сухого брода,
Вечно дождь,и всюду грязь;
Ну на кой она далась
Жизнь в такой среде постылой,
Как душе не быть унылой.
Но однако,вот мой сказ,
Солнце хуже во сто раз,
Как в полуденную пору
Жарит сверху без разбору,
Дождик я ещё пойму
Уж не знаю почему.
Так плутал мой ум досужий,
Ноги хлюпали по лужам,
Сам я топал прямиком.
Вдруг заметил некий дом:
Ветром ставни покосило,
Вывеска на нём гласила,
Мол,под крышей той живёт
Мудрый старец - звездочёт.
И написано-то скрытно,
Стало чтой-то любопытно;
Оглядел я сей чертог
И шагнул через порог.
Очутился в тёмной зале,
Три свечи едва мерцали,
Полумрак царил вокруг,
Через ставни бренный звук
Доставал сюда едва ли,
А в углу сидел старик
Средь бумаг и толстых книг.
Он меня окинул взором
И спросил с прямым укором:
"Что за невидаль-беда
Привела тебя сюда?
Ты по виду хлопец бравый
И годами моложавый,
Не из бедных да сирот,
Молви,что тебя гнетёт,
Коль вошёл в чертоги эти?"
Тут раскрылся я в ответе :
"Говорят,что звездочёт
Видит время наперёд,
Верно ли такое диво,
И не можешь ли правдиво
Ты по звёздам и луне
Отгадать судьбину мне?"
"Да, - ответил старец честный, -
Мир грядущий мне известный,
Вижу скорые века,
И густые облака
Уж не скроют той печали,
Что доступна вам едва ли.
Оттого ль что вдаль гляжу,
Жизнь твою не расскажу.
Не тревожь напрасно время,
Ни к чему такое бремя
За собой весь век влачить.
Так что смею огорчить.
Но коль маешься ты скукой,
Я могу своей наукой
По сиянию светил
Сведать,кем ты прежде был".
И,давая делу ходу,
Мне велел исчислить годы,
Имя полное спросил,
Жестом подле усадил,
Отворил свои тетради,
Долго мыслил,в схемы глядя,
Вдруг мне впился в левый глаз
И повёл большой рассказ.

          2.

Говорил он,словно крался,
Я же в небыль погружался
И,летя сквозь дым веков,
Вспоминал,кто я таков.
Как я прежней жизнью длинной
Жил в Аравии пустынной,
Где гуляют лишь ветра
И весь век стоит жара.
Мой отец,хромой и вдовый,
Образ жизни вёл суровый,
Мало спал и скудно ел,
Дом его давно сгорел,
И пошёл он по барханам
За далёким караваном.
Был он от роду бербер,
Не имел иных манер,
Как держать в узде скотину
И давать ученье сыну :
Где,кого и как ловить,
И куда к воде ходить;
Вид имел частенько грустный,
Но погонщик был искусный,
Сам себе слуга и бог,
Мало пожил,рано слёг.
Схоронил его под кручей
Средь пустых песков зыбучих,
И остался я один,
Черноглазый бедуин.
Продолжал отцово дело,
Уж рука поднаторела
В той нехитрой суете,
Мог уж на любой версте,
Утомясь ретивым бегом,
Я раскинуться ночлегом
Меж верблюдов и мулов;
Здесь мне был и стол,и кров.
Так текли младые годы
На виду скупой природы,
В стороне от шумных битв,
От стенаний и молитв.
Но и здесь бывало лихо:
Вот полудень,всюду тихо,
Ветер мается в узде
И с чего ей быть,беде?
Вдруг с песков сорвётся злоба,
Будто демон встал из гроба,
Затуманится лазурь,
И беда от пыльных бурь.
Всё вокруг и рвёт,и мечет,
Губит скот,людей калечит,
И спасается лишь тот,
Кому с опытом везёт.
Так я жил на белом свете,
За себя один в ответе,
Лучшим другом был мне мул...
Век шестой к тому минул.
Но однако на безлюдье,
Там,где ветер вольной грудью
Колобродит по песку,
Наводя порой тоску,
В клочьях пыльного тумана
Появлялись караваны:
Здесь сходилися пути
Тех,кому ещё идти
Представлялось долгой мукой
С вечной солнечной порукой.
Был средь них один мужик,
Я приметный его лик
Узнавал всегда меж прочих,
На мои худые очи
Попадался часто он;
В том же деле искушён,
Он водил свою скотину
Через дикую равнину,
Отбирал с неё приплод,
Знал истоки местных вод,
Не таясь со мной делился,
Так я с ним и подружился.
Стал он мне в степях сосед,
Звали мужа Мухаммед.
Много лет мы с ним бродили
По камням да тощей пыли,
Был он хмур и нелюдим,
Мне,бездомцу,побратим.
Но одно необычайно:
Он светился некой тайной,
Уходя в отроги скал,
Часто в них приют искал,
Чем там жил он,с кем общался, -
Никогда не говорил,
Но обычно возвращался
Не таким,как прежде был.
Жил,на прочих не похожий,
Хоть и жизнь была проста,
Жил,покуда Ангел Божий
Не отверз его уста...
Так среди мирского хлама
Стал он вестником ислама.
Тропы наши разошлись
Так же тихо,как сплелись.
Он ушёл давать народам
Осиянную свободу
И спасать людей от тьмы
За персидские холмы,
И следы его деяний
Чтут доныне мусульмане.
Я же,бренная душа,
Жил как прежде,не спеша,
Знать ещё не венчан сроком,
Чтоб великим стать пророком.
Но искрой того огня
Опалило и меня:
Хоть и скрылся я от мира,
Но ко мне явилась лира
В грустных буднях помогать:
Стал куплеты я слагать...
Солнце,пыль,дорогой длинной
Еду я землёй пустынной,
Вспоминаю жизнь свою,
Всё,что вижу,то пою.
Слепнет глаз от расстояний,
Нет уже былых мечтаний,
Проседь волосы взяла,
Вот и старость подошла.
Но не всё же быть погоде,
Свет померк на небосводе,
Тихим дням пришёл конец, -
Умер наш пророк - мудрец.
На Аравии спокойной
Разразились злые войны:
Брат на брата,нож на нож,
Ох,на что же стал похож
Ты,мой край,простой и бедный,
Уголок мой заповедный.
Тщетно я желал понять:
Отчего пустыня-мать,
Что покоем вечно клялась,
Всюду кровью запятналась.
И велела совесть мне
Быть от козней в стороне.
Но уж не было покоя,
И судьба лихой рукою
Замахнулась в мой загон:
Я был пойман и пленён.
Дале грустны мои строки,
Мне за все мои "пороки"
Изготовили допрос
И поставили вопрос,
Угрожая лютой плахой:
Ведаю ли я Аллаха?
Ну а мне один был бог -
Сохлый камень да песок.
И подвергнут был суду я
И зарыт по прядь седую
Средь пустынных,диких мест,
Где не жил никто окрест.
День ли,два ли с той "купели"
Вдаль глаза мои глядели,
Засыхал немой язык,
Вянул прежде бодрый лик
И,томясь улыбкой странной,
Я внимал земле барханной...

И не с этого ль добра
Ненавистна мне жара,
И не с тех ли пор поныне
Мне печален вид пустыни.
Но впитался вольный дух,
Я душой всё тот пастух
И,под стать далёким летам,
Дружен с рифмой и куплетом.