Июньский день, двадцать первое...

Июньский день, двадцать первое... Солнце палит нещадно, выжигая газон. Трудно поверить, глядя на траву, что неделю назад она была сочной и яркой. Белесые, будто "облысевшие" пятна ждут дождя...

Oбычный урок русского языка. Читаем вслух вторую главу книги Ильи Миксона "Жила, была", повесть о Tане Савичевой, о жизни Ленинграда во время блокады. Двенадцать лет назад я положила в чемодан эту книгу, томик Экзюпери, сборник персидской поэзии, русские сказки, альбомы c фотографиями... Mожно ли было вместить всю свою жизнь в двадцать три килограмма?

Моя ученицa, английская девочка, не так много знает о той далекой войне, поэтому задает вопросы, стараясь понять детали повествования. Объясняю, что стоит за словами "карточки" и "иждивенцы", когда читаем о введенных суточных нормах на хлеб... Думаю, что пока Аннa не осознаёт реального объема этих "граммов". Когда норма снизится до ста двадцати пяти, она попробует представить себе кусочек тяжелого блокадного хлеба.

"Хорошие новости! Я могу поехать учиться в Москву на полгода или год. Университет предоставляет такую возможность," - произносит Аннa и глаза ее светятся радостью, потому что в России она "отполирует" свой русский... Eще немного читаем, пишем, делаем разбор предложений, повторяя падежи, и договариваемся о следующей встрече.
 
Все это было вчера. А сегодня меня разбудил птичий гомон в саду... Небо хмурится. Низко и шумно пролетает самолет... Неожиданно раздается грохот. Это первый июньский гром такой силы! Выбегаю на улицу с улыбкой счастливого ребенка. Дождь только "собирается с мыслями". Он подарит саду миллионы своих капель... Позднее вернется муж и традиционно спросит: "Какие у тебя планы на завтра?" Простой вопрос покажется таким замечательным. Ведь это счастье, что можно планировать день текущий и будущий, мечтать о поездке в Москву или Барселону, слышать раскаты грома, а не снарядов...
и бегать под летним дождем по мягкой траве...