Возвращение

«И будет час: вернусь я в этот город
безвестным странником в одну из тех окраин
где переходит дальняя дорога
всего лишь в улицу. Войду неузнаваем,
как сотни заходили, чтобы мимо
пройти и позабыть, не задержавшись,
но знаю, все, что было - не уплыло,
но что ему скажу, едва оставшись?

Да и кому скажу? Все позабыли,
а те кто не забыл - те постарели,
а те, кто постарел - они успели
разъехаться, остыть к тебе, и еле
узнают при случайной, странной встрече,
остался город, полный незнакомых,
и вот, заходишь - в тёплый, летний вечер,
с надеждою, что сердце он затронет...»

... он дописал (и тронул сигарету)
поэму о неведомом герое,
что ошибался, странствовал там где-то,
и вот - вернулся словно посторонним.
А сам поэт? Не дома и не где-то.
На трассе, у обочины, в мотеле,
не может он решится сделать этот
последний шаг, зависнув возле цели.
Там, за окном, в огнях плыла М8,
машинами забита вся парковка,
а на часах в то время было восемь,
он чувствовал себя не очень ловко...

... Конечно, возвращаться в наше время,
совсем не то, что раньше, может статься,
садимся в кресло, раз - и прилетели,
и оттого приходится признаться:
что не идти, подобно Одиссею,
нам сквозь года - по морю-океану,
и возвращенье наше - в самом деле -
не выглядит классическим романом.

вот почему затеял он за месяц -
поэму о своём легионере,
что возвращался- молчалив, невесел...
Её писал он так же - еле-еле.
Как тот шагал по каменной дороги,
сандалии мозоли натирали,
как мысли - невеселые - о многом
весь этот путь ему надоедали

Что впереди?
Вот площадь у колодца.
Вот бычье стадо, что заходит следом,
освещено закатным мягким солнцем...
А я считал, что больше не приеду.
А что здесь делать мне, легионеру?
Скучать, болтать, тихонечко спиваться?
Есть вещи пострашнее, чем «уеду»,
одной из них считается «остаться»...

А завтра - семинар в библиотеке,
Там соберутся юные пииты,
и разве я таким когда-то не был?
Ах, время, время, мы с тобою квиты.
А дальше - погуляем по району,
узнаем, что такое слово «память».
Она подобна мутному затону,
но коё-что, бывает, выплывает.

Ну, посмотри, до трещинки, до жути,
до формы края той же самой лужи -
не изменилось ничего, по-сути,
всё узнаю, хоть битый час мы кружим.
Но неужели - и такое - помним?
И безразмерна эта наша память?
Какою дребеденью не наполним,
всё в тайных закоулках сохраняет.

Но что мне делать с ним - таким богатством?
Как с той рубашкой старого покроя.
Когда-то мне к лицу была,  признаться,
Но вряд ли я её возьму с собою.
Чуть-чуть мала, а может, мешковата,
А главное, совсем-совсем не в моде,
Я не такой, каким я был когда-то,
Мне эта память больше не подходит.

Но и район, признаться, изменился.
И в этом память не подводит тоже.
Он жил своею жизнью, торопился,
его разлука явно не тревожит.
Он - как подросток, что уйти собрался,
сказав, что к другу, сам - на дискотеку,
«До завтра, пап». Расспрашивать - опасно:
Он стал таким, каким я тоже не был.

Досадные и мелкие приметы
Цепляет глаз и память протестует.
Она считает, всё сохранно где-то,
и образы свои во тьме рисует.
Там где дома - там раньше шла аллея,
там, где забор - там мусорная свалка,
а там - где парк, а ну, пошли скорее...
Пока «не парк» не сделали из парка.

Ах, память, память... А точнее, время.
И вот чего никак не ожидаешь,
что уезжая - ногу сунув в стремя -
не только ты пространство покидаешь.
Но и пространство, шустро, с разворота,
вдаль потрусит и скроется из виду,
И ты почуешь, выйдя за ворота,
не ясную, но явную обиду.

Ну, ведь и правда, все мы так считали,
что люди не стареют - так бывает,
и что все дети те же, раз не с нами,
и всё осталось, как в воспоминаньях.
А после, осознав едва при встрече,
что изменилось все, что вспоминалось,
ты понимаешь, крыть на это - нечем,
и это принимать пора как данность.

И некуда вернуться Одиссею,
Пусть всюду - и оно, да не такое,
пожалуй, я отсюда не уеду,
и буду вместе стариться с тобою.
Вы - выдумки мои, поэт и воин,
простите, тени, больше не тревожу,
я не уехал, то есть - стал собою,
не вытащив клинок из узких ножен.

Не возвращаться, лучше, в самом деле.
Ты избегаешь мыслей беспокойных,
не бередишь и сердце. Нету цели?
Да мало ли занятий есть достойных.
Так почему, как к месту преступленья,
нас неизменно тянет возвращаться?
И лучше анонимом, Одиссеем,
безликим, никому не открываться.

Быть может, потому, что слово «время»
постигнуть мы на деле - постарались.
И возвратились всё же, в самом деле,
куда вернулись, там потом остались.
Сюда вернулись мы с большим сомненьем,
кто там живет, кто нас таких встречает.
и город нас поймёт и пожалеет,
вполне суров, вполне необычаен.

Так завершится каждая из сотен
историй из классических сюжетов,
все возвратятся, все, гештальд закроют,
и будут вполне счастливы при этом.
преодолеют чувство ностальгии,
к воспоминаньям новые прибавят,
о нас расскажут внуки «жили-были»,
и ничего, представьте, не добавят...