в том городе пол-города зима

в том городе пол-города зима,
во пламя преходящая, за май -
на жизнь и нет семейно разломай
низы полей кручинными холмами

поехал я, и в списки занесён,
развеяться на перепад высот,
на чернозём и одинок-песок,
в один простор сомкнувшиеся лбами

всегда, покуда ехал я туда,
горят поля, мерещится страда -
толстовку подарившая беда
просила сжечь, но нет пока ей смены

и тлеет с беззащитностью свечи
натуга наваждения, почти
что истина, попробуй не зачти,
когда об гибель загибает цену

мотающий длину и ширину,
как душу, озирающий весну,
решившийся взглянуть свою страну -
жива ли, нет, побыть на свете рядом

и едет детство, беспробудно бдя,
по улицам глубин и площадям
под мранчоватым лаунжем дождя
в глухом такси с Череповца в Саратов

травой собачьей шевелит река,
в уклон ползёт судьба грузовика
красивые дома свои века
стоят, и некрасивые поменьше

порода у пространства неплоха,
как лошадь воронёная, ага,
той правды, что всегда гудёж в ногах,
прости, что я про это, как про женщин

окраин девяностые домой
две тыщи пятый центр, ну седьмой
прохожих щёк шершавой окаймой -
щетина, как черкаш, ещё гораздый

и на ветру каком-то, где любим,
я сам себе и мир - неотвратим
и Бог на дне меня неотвратим
от пыльной моей совести и жажды

и мутит карты то, чего там нет,
нехватка, обгоняющая свет,
и кажется, что я готов на треть,
изъятую, всё самое отдать ей -

лица и рук региональный гул,
империя-не видел-но продул,
пока нехватный не захвачен дух
случившимся её всевероятьем

так рано я проснулся на земле,
что небо помню в круговом стекле
над миром, а пониже - голь ветвей
у детского предутреннего сада

я маялся и снова засыпал
и ехал от вокзала на вокзал
и дом свой видел, не в своих глазах,
и должен был тому, чего мне надо

спусти подготовительный наш крах
и прах по ветру, не тяни в руках
прошедших и лице, зачем и как
я столько лет, толкни меня не думать -

раз в паузах меж голодом слюна
на что ещё мне, как не плюнуть на
всё, да не всё, и разум мой сполна
внимание и выдержка безумья

и мы наеты местным кабаком,
где влажноглазый сброд под вечерком
с поэзий знакомствует хапком,
судействует непринуждённо стыдно -

отстреляна молитва в никуда,
достойно есть, справляется беда,
горят поля, мерещится страда,
и беглое касание застыло:

здесь кто-то был, похожий на меня,
но умер сам, и в камуфляже дня,
живую хмурь, как облако, храня,
самостоит покой его и ужас -

в конце всех улиц Волга и гора,
разлив аорты, вечная пора,
а я-то жить, не выжить, не дурак,
с тобой собрался, муза