Пал белый снег на улицы Москвы

Пал белый снег на улицы Москвы
И сей - же миг он грязью обратился.
Великое не терпит суеты,
А человек куда - то торопился.

Московский вечер в окнах свет зажёг.
На «Пушкинской» толкучка в переходе.
Здесь пьяный «бомж» передохнуть прилёг.
Здесь девочки одетые по моде.

Переплетенье вкусов и страстей.
Москва, наш «Вавилон», забытый Богом.
Раз Бога нет, раздолье для чертей.
И больше к храму не ведёт дорога.

Пал белый снег на улицы Москвы.
Снежинки танец смерти танцевали.
В людском потоке, в море суеты
Подошвами их грубо попирали.

И голову никто не поднимал.
Носы уткнули в спины и ботинки.
Один чудак среди толпы стоял.
Он в верх смотрел, как падают снежинки.

Он «Вавилона» суету призрел,
Желая единения с природой.
А белый снег, кружась, с небес летел,
Не осквернённый, чревом перехода.

Куда ведёт, сей дивный переход?
Дорога в ад. Благие намерения.
Здесь блудница из темноты зовёт.
На выбор все людские прегрешенья.

Вот блудница у зверя на спине
И чаша с мерзостью её рукой объята.
А люди – черви копошатся в суете.
Москва у зверя меж рогов зажата.

Армагедон. Зачем? Забудь о нём.
Крутись, вертись и думай о долларах.
Жизнь коротка, живи лишь данным днём.
Душа!!! Забудь, не думай о кошмарах.

Чудак, очнись и кинься в суету.
К чему тебе застывшая вода.
А хочешь, блудницу тебе я приведу.
И зверь на страже пусть стоит тогда.

«Ролс – Ройсы», «Мерседесы» и «Вольво»
Московский вечер грязью облепили.
Не волновало это всё его.
С небес снежинки, падая, кружили.

Кристаллы льда, узор сплетая свой,
С высот небесных под подошву лягут.
Мгновения полёта и покой.
Жизнь, смерть идут всегда и всюду рядом.

Чудак, очнись, ты должен быть как все.
К подошвам опусти свой взор от неба.
Давай, крутись в бездумной суете.
Какой там снег, давай - ка лучше хлеба.

Что есть порок? Издержки бытия.
Мы все порочно в этот мир явились.
А есть ли Бог? Бессмертна ли душа?
Над этим до тебя столетья бились.

Бог или чёрт, тебе не всё равно?
Вот угол твой, твоя краюха хлеба.
Не каплет сверху, сухо и тепло.
В оконце тусклом видно даже небо.

Всё суета. Всё тлен. Всё корм червям.
Снежинки падали и грязью становились.
Но как – же так, а что – же будет там,
Где жизнь и смерть, как два луча скрестились.

О, Человек, уйди из суеты.
Прах отряхни и стань чуть - чуть повыше.
Смрад источают зверевы главы,
А зверевы глаза добычу ищут.

Иуда в лавке деньги посчитал.
«Продешевил», себе он так подумал.
Распятый город весь в грязи лежал.
По улице позёмка мелко дула.

Не видно звёзд и ветер, волк голодный
Клыки оскалил. Светит жёлтый глаз.
Вонзает в жертву острый клык холодный.
Захер  Мазоха б охватил экстаз.

Копьём холодным вьюга бьёт в лицо.
Опустошая улицы и скверы.
И хочется туда, где свет, тепло.
Туда, откуда не ушли надежда, вера.

Пробиться трудно сквозь колючий строй.
Туда пробиться, где поймут, услышат.
Пусть предстоит идти нетореной тропой.
Идти туда всё выше, выше, выше.

Эдем? Увы. Голгофа. Крест тяжёлый.
А иудеям радостно вокруг.
Не им нести сей крест. Народ весёлый.
И отречётся даже камень – друг.

Уснувший город в судорогах бьётся.
В почёте нынче одержимый стал.
Где плачет человек, там бес смеётся
Он возвышает тех, кто низко пал.

Что жизнь – мгновение, а смерти нет числа.
Гуляй, греши свой недалёкий век.
В Содоме и Гоморре кабака
В салат упал, уставший человек.

Визжала скрипка где – то в кабаке,
А семиструнка где то тосковала.
Давно оплыли свечи на столе.
Настороженная Москва в ночи лежала.

Москву ночную фарами порвав,
Несётся «БМВ», снег уминая.
Чей толще кошелёк, тот здесь и прав.
Здесь деньги скрипку первую играют.

Душа здесь не волнует никого.
Когда с неё никак не навариться.
Поэт с душой, без имени – ничто.
Ему сквозь эти льдины не пробиться.

Носки Поэта льдом сковал мороз.
И снег хлестал по обнажённой шее.
А он  в душе носил букет роз.
Кому дарил, тем делалось теплее.

Букеты роз, их цвету нет числа.
В разнообразье красок мир прекрасен.
У каждого из нас своя судьба.
И каждый шаг и вздох, он не напрасен.

Но мясорубка жизни мелет всех.
И первыми страдают наши души.
Когда деньгами меряют успех.
И только похвале открыты уши.

Покрыты крыши снежным покрывалом.
А снег внизу солёной грязью стал.
Москва, придавленная тяжело дышала,
Вся в мыле, сумки, суета, вокзал.

Следы от ног босых снежком заносит.
Кто это, Сумасшедший или Бог?
Он дарит или милостыню просит.
Кто – б мне его в толпе найти помог.

Как большинство – объятый суетой.
Как большинство – раздавленный Москвой.
Я не иду за данной мне звездой.
Иду, со всех сторон, зажат толпой.