Купчая
Легендами пугая жизнь окраин,
Где город, скрученный в бараний рог,
В халате пестром с головы до ног,
Еще с крестьянами стоит, как барин.
И представляет, поседевший, как
Под грохот фур и посвист электричек,
Как некогда из центра катафалк,
Повесив на извозчика тюфяк,
В усадьбу к нему едет Беатриче.
Но проступает в летнюю пыльцу
Через асфальт дыхание болота,
С которого сбежав, уж по лицу,
В пейзаже корча божию овцу,
В себе самом он узнает кого-то...
Кто жил давно здесь до его витрин...
И растекаясь на версту и вещи,
В какую суть их как не посмотри,
Сам город понимает, что внутри
Былых усадеб он - простой помещик.
Не то, чтобы охота, самовар,
Но то, увы, что даже за полслова
Он девку отведет на сеновал,
Отправится с оружием на бал,
И до смерти замучит крепостного.
Куда бы не пошла его нога,
Исколотые вкривь и вкось столбами,
Из города сбегут в Сибирь луга,
Осядут, расползаясь на стога,
С наполовину выбритыми лбами.
Сбежит кухарка синей лентой рек.
Глухая чаща броситься в погоню,
Угрюмым сторожем пронюхав вред.
Скотина ужаснется от карет.
Коней сведут. Потом уйдет и конюх.
Подворье замолчит и зарастет.
Куда бежать? Навеки дряхлый флигель,
Вполне осознавая, что он грот,
Останется смотреть за поворот
На городское кладбище на глине.
Россия велика для мертвых душ.
И город, что на тротуарной плитке
Слагает купчую одну и ту ж,
Не самодуром прозябает уж,
А вроде мил, как Чичиков в кибитке.
Свидетельство о публикации №117062100269