одуванчик в кармане

порой сунешь руку в карман, вроде как нащупал что-то: хлебные крошки, забытый изюм, просыпанный табак, -  нет, ничего там нет, разве что – распиханная по карманам нежность: беззвучная, нераспознанная, непрощупываемая нежность, робкая, улыбчивая, поднакопившаяся легкоранимость: её не научили ожиданию, она не помнит рождения и не ведает о смерти, не умеет здороваться, потому как никогда не знала о прощании, у неё скверная память и совершенно атрофированы надежды; невиданная, тихая зверушка, съёжившаяся в моём кармане, обожающая рассвет, птиц, небо и чистую воду; и сейчас, когда я пишу о ней, из кармана медленно показывается  голова одуванчика, вот она облокотилась подбородком о костяшки маленьких, вцепившихся в верхнюю кромку кармана ручек, и внимательно следит за ретушью в моём огороде - профанацией о себе; и как только я начинаю писать головой, разумом, интеллектом,- она хмурится и неторопливо оседает в карман - «подожди, подожди – сейчас!» - я делаю глубокий вдох и продолжаю, несколько в ином русле:
- пойдём, пожарим яичницу с луком, что может быть уютнее запаха жареного лука утром? за окном бранятся воробьи, какой сочный звук, словно надкусываешь неспелое яблоко, ярко-кислые всполохи утра, другое дело – четыре часа пополудни – грушевая приглушённость; взгляд повёл тело прикрыть окно, слишком громко там – во внешнем измерении, застываю в дверном проёме, уперев локоть о косяк – цифра «семь», как пить дать; зачем тебе это? не знаю, но раз ты живёшь в моём кармане, придётся дышать моим воздухом, бытовать сквозь веточки моих бронхов; продолжаем наш посапывающий монолог, странное оно – моноложье под носом, самое интересное, что с тобой может случиться – достаточно глубоко вдохнуть, чтобы понять, чем сейчас занят бог (с маленькой буквы? он – не местоимение «я», ему не нужно так много), философия? нет, жонглировать мыльными пузырями – слишком ветхая забава, умопомрачительная, но скучная; знаешь, есть такие детские надувные бассейны, - там и сидят филолог и лингвист, пытаясь собрать конструктор из воды, писатель же из неё состоит, голос разума в нём притушен, это безлюдный остров в открытом океане, где улитки кормят с рук китов и дельфинов, - куда более реальное занятие, нежели бесконечно выслушивать искажённую автобиографию человеческого голоса – в трубке или напротив; и вот я выхожу из хижины, на крыльце и крыше которой нежатся на солнце здоровенные улитки, конгломерат медленно поднимает головы, расплывается в улыбке, и мы неторопливо направляемся к океану кормить плеяду водной цитадели – симуляция реальности, изысканное удовольствие, мои интроспективные берега, там, за спиной у слов;
иногда хочется быть с людьми, а не с их представлениями о себе, но - остаётся слушать музыку; распиханную по карманам музыку; о чём она сего дня? «интуиция – мановение бога во мне, его жестикуляции, замедленная съёмка разумных разговоров, кома смыслов в голове; и когда молчание берёт за руку вздох, недоумение закрывает глаза, рассыпались в прах города и планеты, обратившись  в песок под ногами, просыпанная из карманов нежность»
привыкаешь, ко всему привыкаешь, не привыкнуть только к нежности в кармане – поднакопившаяся легкоранимость;
порой встанешь в проёме двери, задерёшь голову, сунешь руку в карман…а там так тихо.