Заря
был он мой товарищ боевой.
Жизнь его изрядно помотала;
да и я уж был не молодой.
Нервно портсигар я открываю,
наспех весь сжигаю арсенал-
друг, тебе его не предлагаю.
Ты уже своё отвоевал.
Помню, это май был, 41- ый,
мы в окопах. Линия в анфас.
Этот день он был для нас- не первый;
страшно было всё ж, как в первый раз.
Я кричал когда летели бомбы,
чтобы перепонку не порвать-
друг же мой, как Цезарь катакомбы,
мне сказал: судьбы не миновать.
«Вот заря»- сказал в затишьи Коля-
«всё ж наступит: хочешь или нет.
Это не твоя, мой братец, воля.»
Что я мог сказать ему в ответ?
Он же продолжал. Заря- царица,
друг мой так рассветы все любил-
что за красоту родной зарницы
всех фашистов напрочь бы убил.
Он мне рассказал её шептанье,
словно представал пред мною день...
«Мальчиком, я помню, как мечтанья
мне она дарила: хоть и лень,
нежился, смотрел в окно- и вот же,
этот первый отблеск новизны:
ведь заря нам каждый день похоже
вносит в серость будней- белизны.»
«Рос я, и мечтанья, вот он, молод,
девушку свою жду в дом кино:
вновь смотрю: заря, и дивный холод,
мне подскажет, это суждено.
И заря встречала нежной лаской,
как бы я не шёл, когда, и с кем-
мир он был похож порой на сказку;
место, где мы б жили без проблем».
Мы молчали долго, так бывает,
если ты всю душу распахнул:
я мечтал. И видел, как летает
ястреб, словно чей-то караул.
Ночью был обстрел. Потом- атака.
Им, коль честно, был утерян счёт:
на войне не главное- отвага.
Нам бы продержаться день ещё.
Нам бы доползти, дойти, добраться,
только бы пять метров, семь, чуть-чуть!
Может там мы сможем отдышаться.
Но одно не сможем мы- заснуть.
Друг тогда был ранен. Пулемётом.
Я тащил его, кричал «держись!»
Ночь тонула над далёким дзотом;
Коля вдруг взглянул глазами ввысь-
мне сказал: «не надо, Саша»- тихо.
«Дай мне руку. И не спорь, всё зря».
.... а над нами сникла вдруг шумиха,
и взошла, агонией-
заря.
Свидетельство о публикации №117061804957