Дуновение в пламя печали

      

                Глава первая.

Неба плач в неустроенность пылких суде’б.
Дуновение ветра в пламя печали. –
Дар волхвам от дитя был немножко нелеп?!
Забавный фонтанчик ответно встречали:
уныние тоски – ростки озарений;
издержки здоровья – неизменность поры
умения класть думы в строки творений. –
Так мне представлялись роковые дары!

…Вращением спирали означился крик –
медсёстры кусочки роняли на кафель.
Врач, по-сути, логично нетрезвый мужик,
невнятно бурчал: «Завершил старый график!»

...Разостлалась позёмка под улиц огни.
Гирлянды накал им мерцанием вторил.
Года нового гулко отметились дни –
память звонко о них вела разговоры.
Кто-то вспомнил опять дней былых чудеса?!
Неверием в мистику робко продолжил:
- Оставалось ему подождать полчаса –
он бы в новом году явился, как должен?!
Знать, звезда в небесах указала здесь путь:
то ль меркою счастья, то ль долей печали?!
- Невезухой такого никак не согнуть!
Небеса в Новый год его привечали!
- Он молчанием своим так крепко силён!
Лишь титьку сосёт и моргает очами,
словно знает, что надо уйти в сладкий сон,
чтоб не знаться теперь с любыми врачами.

…Не сказать, чтобы всегда гудел коридор?!
Неотложные роды рвут нити бесед.
Но в палатах шмелями звенел разговор –
хмарь скуки - уныний не могла там висеть.
- Вот младенец пришёл – голова, что арбуз!
Аппетит не вредит! – Голодного волка?!
- Да молчит всё! Себе на уме карапуз.
Взор глазёнок остёр, что жало иголки!
…Медсестра пожилая ввернула словцо:
- Дуры бабы! Умело сквозь срок завопит!
Восстановит от бремени к свету лицо –
станет слышно, как мачта от шторма скрипит!
…Как сказалось, так сталось: нотой протеста
прочь гнал от себя тиранию опеки! –
Докторишко в испуге срывался с места!
Бежал из палат незадачливый лекарь.
Подружки шумели: «О, Господи, снова!
Горячка предчувствий - неуёмный вулкан!
Нас всех умиляет улыбкой здоровой! –
Брезгует лекарем, словно тот - таракан?!»

…Денёчки мои обратились в неделю.
Наступил наш черёд: «Вместе с мамой домой!
Поскорей убежать, отбросить неволю!» –
Больничка тревожно представлялась тюрьмой!
Проводы стыли в срок прощанья, лобзанья:
жгла лихость мороза и метельная прыть.
Желалось вопить: «Не скажу, до свиданья,
ибо хочется – миг невозврата забыть!»

                ***