Слова, слова, слова...

             ***

Всю жизнь прожил в неведомой стране.
В ней нет ослов, и не живёт издёвка.
А, может быть, страна жила во мне.
Вот потому мне чуточку неловко.
Ведь иногда я просто глупо вру,
пренебрегая светскими делами.
Я, так прожив, наверняка умру,
чтоб после не остаться с вами.
В словах не больше правды, чем во мне.
Их бес попутал, или жизнь-плутовка.
Я здесь живу от жизни в стороне.
Аз червь земной, не говорящий громко

             ***
Эй, прохожий
с сердцем гулким как барабан!
Из каких же ты дальних стран
к нам добрался в такое время,
когда бремя забот, огорчений бремя
нам свободно вздохнуть не дает?
У тебя и в глазах нет сомнений,
боли нет,  как и нет мучений,
только жажда одних приключений
по дорогам тебя ведёт.
Кто  тебе одолжил эту жажду,
эту блажь, эту детскость однажды,
что покоя тебе не даёт,
что волнует,
что вдохновляет,
и куда твой путь пролегает  – 
кто ответит, и кто это знает?
Вряд ли где-то тебя кто-то ждёт.
Только что-то  –  ничуть ни боле!
То ли счастье, а может горе!
Ну, а, может, в далеком море
белый парус, иль пароход,
на который ты сядешь однажды,
ведь ни что не бывает дважды –
так, как будто, случалось пока что
из того, что нам жизнь дает!
Кто здесь  прав?
Потомки ли? Предки ли?
Видишь, каплю дождя на ветке?
Как бы ветки не были  крепки,
эта капелька упадёт.
Потому ты не знаешь покоя –
ведь хорошее и плохое –
одним словом, и то, и другое,
обязательно всё  пройдёт.

               ***
Я не зову, не жду.
Они меня не любят, слова мои.
Слова меня погубят.
И постоянно кругом голова,
и в голове слова, слова, слова.
Слова пустые, шустрые, как мыши.
Они шуршат, шуршат,
в них жизнь не дышит.
И постоянно кругом голова:
слова, слова, слова, слова, слова!
Я обращен лицом в другое время,
в другие дни, в другие письмена.
На кончике пера другие имена,
иная песнь, гармония иная.
Я  в это время только вымираю,
но эта смерть пленительно длинна –
длиною в жизнь, которая скудна,
смешна. О ней не знаю точно.
Я в ней всегда присутствую заочно,
не лично я, но только часть меня.
Пожалуй, не проходит даже дня,
чтоб я не говорил, не сожалел об этом.
Я не поэт и не люблю поэтов,
поэтому пишу слова, слова …
И только кругом, кругом голова!
А за окном струится не Нева –
лишь дерева – акации и клёны,
и  плеши из асфальта и бетона,
и над всем этим неба синева.
              ***
Мне впору бы ретивого коня
с надежной золоченою подковой,
чтоб перед ним дракон змееголовый,
на ножках шестипалых семеня,
от униженья сжался и поник,
и прикусил змеиный свой язык.
Однако …

             ***
Голос мой не для всех.
В дебрях слов мой ночлег.
В желтых пустошах шаг и дорога.
В жизни много помех –
то невыпавший снег,
то огрех, то успех, то тревога.
Мне бы спать, престать говорить, повторять,
мне б покойнее быть, хоть немного,
дабы просто верстать, будто книге под стать,
свою речь, свою мысль-недотрогу.
Речь полога, как проза, как шелковый путь,
словно муть, окропляет бумагу.
Ей не пасть в переплёт,
только время не ждет
заплутавшего в ритмах бродягу.

             ***

В чём радость всех трудов моих и дней?
В несовершенствах азбуки моей,
в упрямых недостатках словаря,
что кочевряжит, прозой говоря,
в заботах памяти, в работах грамматиста,
в фонетике без слов и в суете стилиста –
такая вот мышиная возня, когда тебя,
как дудочкой дразня,
ведёт и соблазняет странный гений
упрямством беззаконных намерений.
Пройдут века. Мой шаркающий стих
сотрёт подошвы о страницы книг,
и может даже раньше кануть в Лету,
сакраментально угодив в газету,
счастливый укорачивая миг.
Глядишь … , и  он затих,
и выцвел в чахлых строчках.
Ату, его!
Клади его на бочку,
как глупую, пустую заморочку
для развлечения утробных мудрецов,
помешанных на запятых и точках.

             ***

Не в римский год и не в античный век,
отнюдь, не римлянин и не древнейший грек,
я вышел со двора, и был таков.
За пазухой краюха черствых слов,
в карманах – шелуха, и крошки запятых –
я в мир вошел. Со мной вошел мой стих.
Куда мне путь держать? В какие времена?
А книжный лес шумит, и в книгах та страна,
где так не больно  жить, и просто умирать,
где можно всё любить и по миру шагать.
Как много в мире том высокой красоты!
И я глядел в него с огромной высоты.
Я мог бы там, как царь, или король,
почти наверняка, сыграть любую роль.
Сыграть её, да так, что перехватит дух,
 и там к словам моим никто не будет глух,
никто не будет слеп, никто не будет груб
не будет ни за что к словам слетевшим  с губ

             ***

Открой глаза!
Увидишь свет.
Оденься,
если не одет.
И, не тревожа пыль веков,
чеши … за парой пустяков!
Туда!
Где на краю земли
они покоятся в пыли.
Иди туда,
взгляни за край!
Быть может там за краем рай,
и где по истеченьи лет
тебе никто не скажет «нет»,
тебе никто не скажет «да»,
и только плещется вода.
Закрой глаза!
Да будет свет,
во свете дня,
во мраке лет!
Спеши, спеши за край земли!
Туда уходят корабли.
Туда – где моря синева.
Куда тебя влекут слова.

             ***

Мой странный бог, со мной поговори
и подари, ну, хоть какую странность,
чтоб одолеть мирскую окаянность,
обыденность и холодок внутри.

Скажи, мой бог, что в мире есть свобода,
и что теперь сулит начало года,
и что на свете тысячи дорог,
которыми никто пройти не смог.

Вот океан тревог, и ворохи печали.
Что за слова тогда в тебе звучали,
когда ты вдруг все это сотворил,
и в темноте архангел  Гавриил
держал тебе свечу в твоем начале?
                ***

Взалкавший истин не взыскует хлеба,
он даже в лужах ищет купол неба,
и ловит отражение зари –
зари снаружи, отблеска внутри.

             ***

Пускаю в ход последнее зерно,
чтоб в почве скудной проросло оно.
А там, его потомок многотрудный
когда-нибудь придет на рынок людный,
где всё в достатке, пища и вино.

Вращается судьбы веретено,
и нить сучит, плетет старуха КлОто,
и жизнь моя – в её руках забота –
годами длится, как заведено.

Нет, не закрыто в этот мир окно!
Окно на запад, старый подоконник,
и я, как удивленный глупый школьник,
смотрю на купол неба, как в кино.

Зачем оно. Я этого не знаю.
Я просто постоянно повторяю:
крутись, крутись моё веретено!

             ***

Пока-что подо мной земная твердь,
а купол неба испещрён звездАми,
я сам с собою говорю стихами,
и, если кто услышал, дай ответ!

А, может, я давно уже отпет,
приговорен, и, словно старый остов,
волной бегущей выброшен на остров,
как одинокий, гибнущий корвет.


Так много лет, назойливо и просто,
отходит с языка и губ короста.
а в облаках небесная река
всё так же широка и глубока.

Пока, пока …
Всё только лишь пока.
Ничто не вечно, даже это небо.
Но человеку мало только хлеба,
хотя, порой, хватает медяка.

             ***

Перевернуть страницу, завершая день,
мне лень.
Оставлю дверь открытой.
А за порогом, словно пес побитый,
легла и беспокойно дремлет тень.
Уходит день.
Никто не виноват.
Мы не поссорились.
Пришло такое время,
весь груз забот и беспокойства бремя,
стряхнув с плеча, сказать, ужо, «прощай».

Не обещай, что завтра будет утро,
и мы увидимся.
Ведь всё совсем не так!
Здесь всё не так!
И жизнь неповторима,
и в прошлое давно ушло величье Рима,
и прошлогодний снег,
и стоптанный башмак.
Прощай, прощай, прожитый понедельник.
Всё перемелется.
И беспощадный мельник
пускает в ход крутые жернова!
Слова, слова, слова … текут, как слёзы.
И запятых шершавые занозы
тифозной сыпью портят гладь листа.

А где-то гром гремит.
И землю моют грозы …
К чертям «овидиев» и все «метаморфозы»!
Я знаю, жизнь проста.
Она достойна прозы,
которая, как брань, ложится на уста

             ***

Я много не пишу.
Я многого не слышу.
Ко мне не прилетает ласточка под крышу,
и не унизится отчаянный летяга стриж,
случайно завернув под тяжесть моих крыш.
Забуду я, меня забудут
и никогда уже не будут
звучать на лестнице моей чужие башмаки.
Мне даже не с руки писать и говорить об этом,
усвоив разницу меж тем и этим светом,
мне хочется сказать беспечно о другом,
об основательном, совсем не быстротечном,
приятном всем, душевном и сердечном,
увенчанном изящным пустяком.
Так нет же!
Всё туда же!
Душа моя блудливая в свиную лужу ляжет
и даже наплюёт туда.
Беда со мной!
Такая, вот, беда!

             ***

Холодный день.
Из дальних стран
злой ураган ворвался в лето.
И вот, оно, во рвань одето,
оплачет это проливным дождем.
Я жду тепла, я жду на то ответа,
что будет после.
После ни о чем не попрошу я никого на свете,
доверившись сияющей примете,
прорвавшейся из туч сверкающим лучом.

             ***

Прогноз накаркал.
Словно невтерпёж.
А может быть так хочется кому-то,
чтоб третий день на нас мочился дождь,
и тем дождем на нас плевалось утро.
Дырявое небесное нутро
опорожнило вновь свою утробу.
А где-то вновь и ярко, и светло,
и ни на ком не вымещают злобу,
и исподлобья не кидает взгляд
на город остывающее небо,
и не влачит промокший, тощий зад
прохожий в лавку за горбушкой хлеба.
Бывает всяко. Но зачем же дождь!
Зачем, зачем журчат ручьи дворами?
Бывало всяко, и от мерзких рож
кидало в дрожь, и кожа пупырями.
Но почему, и, главное, зачем
сегодня дождь, бегут ручьи дворами,
и с тем дождем на мир сочится ложь,
и некого послать к ядрёной маме!

             ***

Грохотунья грохочет грохОтская
Град пырячит по окнам горохами.
Что за жизнь,  за судьба моя скотская,
исказненная вздохом с подвохами.
Мне бы вечно блуждать подворотнями,
но на них не хватило бы вечности.
Мне бы песню окончить жалОбную,
да хлебнуть бы полкварты беспечности.
Опростать бы конечности верхние,
распрямить бы конечности нижние,
произнесть бы чевой-нибудь нежное,
а не грубое слово некнижное.
Ну, так нет же, бесстыжими зенками
я в окно одноглазо уставился.
Не якшаться же мне с недомерками!
Смысл в том, чтоб всегда себе нравиться.

             ***

«Снешные вержины спять во тме начной,
тигие  далины полны свешей мхлой».
Ни пилит дарога, ни драшад листвы.
в мири фсё убога, мала естествы.
На виршинаг мыра халубей памёт.
Мне ни нада пыва, мне бы пулимёт.
Али чашку чайю, али чиколат.
Вот сидю скучайю, на мине халат.
Вроди как Абломоф, али пигимот.
Ех бы, пляшку рому прапустить в жывот.
Век бы нивидать мне етих Палестин,
хряпнуть тинамиду, я жы нигрузин.
Зависти ба кошку, али хучь ба вошь.
Вошь-сараканожку! Хдеш иё вазмёш?
Хдеш вазмёш такуйю.
Фсё типер нитак.
Вот сидю кукуйю, каки Ван-дурак.