огонь

в плюс тридцать себя положить под каток,
чтобы почувствовать, что есть что-то внутри,
последний нервов моток, боже, наступи на меня, наступи...
твой небесный чертог для меня слишком высок.

я испытываю отчаяние, когда смотрю на потолок этого мира,
ведь у тебя хватило совести красить его кровью,
да, все мы оловянные, восковые или шарнирные,
под небом мои вопли из стеллажа - ничего нового.

пока люди мигрируют от зон комфорта к зонам экстримитетов,
пока каждый ищет свое ежедневное проклятие,
пока ублюдки друг другу передают эстафету,
моя любительская гомеопатия ведет меня к психопатии.

по извилинам вывожу себя первым на эшафот:
бутафория брызг, как в кино, на обломки идеализма.
мне почти 23, я разбит, это самый отчаянный год
мой бездарный полет над расщелиной жизни,

в которую судьба бросает без моего согласия лица, дома,
суповые наборы из моих субличностей и моих заебов.
мои крылья были перебиты столько раз, что им чужд размах,
но я все еще катаю вольный клекот по небу,

надеясь хотя бы перед смертью почувствовать как пьянит свобода,
увидеть такую ширь, что не уловить объективом,
расстегнуть молнию, цепочку, тугую щеколду,
не поддаться стадному и коллективному.

зачерпнуть одиночество полными горстями слез,
посмотреть на свою боль как на что-то цельное и оправданное.
не быть пойманным, подстреленным этим всем, не поймать психоз,
смотреть сверху на висячие сады семирамиды в падали,

сжечь белый плащ с кровавым подбоем под органные оргии,
не ломать и не строить, осознать глубокую вторичность цивилизации,
с гордостью исчезнуть еще не описанной патологией,
послужить поводом для очной, заказной ликвидации.

моя хата с краю, всегда на отшибе, в ней всегда ***во и мрачно,
даже если вам кажется, что я живу лучше и спокойней, чем вы.
плоть моя - хлеб плесневелый, волосы - дым табачный,
кровь - кислота, глаза - дыры сквозные, я уже ничто для живых

и когда на тело плевать, без мистики, кто-то свыше диктует тебе пророчества,
открывает твой рот, ты блюешь признаниями пополам с ругательствами.
я все пью горстями слезы, давлюсь своим одиночеством,
и хотя бы поэтому я не боюсь предательства,

осуждения, конвоиров, мучений, суда,
ведь я выстрадал себе право остаться собой, не товаром.
да, возможно я не научен спокойно и смирно держать удар,
но миры я глаголом сжигаю, лесным пожаром,

я несу вам огонь, но я не прометей и не данко,
я всего лишь хочу, чтобы вы научились гореть и сжигать без бензина,
я - монета с нездешней, троичной чеканкой.
я - взрывчатка без пороха или тротила.