Нэйкед Диннер

                Бог умер. Мы все убили Бога.

Ешь этот хлеб. Мы все убили хлеб.
И нет уже земли, есть только панорама.
И нет войны, чтоб землю ту спалить,
Чтобы она хоть в будущем воскресла.
Она залита маслянистой чёрной пленкой
Невидимой, и сколь её не трогай,
Нам не прощупать эти колоски.

Ешь этот борщ. Мы все убили борщ,
Капусты нет до самой кочерыжки,
Есть лишь навар, навар на наших душах.
Бежать. В деревню, гремлинов кормить,
Доить Чужих, питаться супом с глазами.
Иль в монастырь, монашек развращать,
Чтоб хоть они стыдились без притворства.

Ешь это мясо. Хоть мы все убили мясо,
Война идёт. Но люди гибнут
Не за металл, и не за славу — за зрелище,
За страх как за приправу. И бабы
Пока рожают от мужчин, но уж стыдятся
Рожать. Пусть лучше лесбиянки
Родят бесполое совсем уродство,
Чтоб хоть оно посмело воевать
За суть, за жуть, за соль земли и неба.

Пей этот чай. Мы все убили чай.
В словах нет больше вкуса, помимо кислого,
Помимо потери и измены. И ни за что
Нам не вернуть ни хлеб, ни борщ, ни мясо.
Они — лишь достоянье кулинаров,
Вопрос в кроссворде, слово в словаре.

А живо то, что я тебе вовек не приготовлю.