Васькины дети

Обрубок рыжего хвоста, поднятого вверх наподобие древка знамени победно и бескомпромиссно, делал кота опознаваемым с первых секунд. Никто, кроме него самого, не ведал, как и где потерял завершающую свою часть — самый кончик, закорючку, должную трубить о настроении его обладателя в любую секунду времени. Лишившись этой «закорючки», он лишился права на плохое расположение духа и потому был всегда храбр и весел, если судить по хвосту, торчащему нагло и самоуверенно.
Когда он появился у нас, мама сначала называла его Рыжим. По своей давней привычке кормить всё живое вокруг мама приманила этого странного субъекта, тогда еще «субъектыша», наравне с другими «ничейными», не обласканными вниманием котами, кошками, собаками. Я думаю, если бы по улицам ходили бродячие коровы или лошади, ну, или слоны — если б мама, например, жила в Индии, то и их бы она кормила, поддерживала и скрашивала их жизнь участием и разговорами. По какому-то природой заложенному канону заботиться о малых, слабых и обиженных мама и этого Рыжего приметила, привлекла своей добротой и заботой, и он стал крутиться рядом с местом, где ему иногда давали поесть. По одной из версий, именно тогда он и лишился кончика своего флюгера-хвоста. Мама запомнила, что группа собак, тоже рыскающих в поисках еды, напала на этого кота-подростка. Был он в возрасте юном, но не беспомощном, и, крутясь на спине в круге из собак, всеми лапами, когтями, зубами отчаянно отбивался от атакующих. Мама увидела это в окно и поспешила было на помощь, но в это время с другой стороны на подмогу несчастному с метлой наперевес неслась дворник Рита — она тоже подкармливала этого приблудыша, когда он отирался в комнатке, где хранился инвентарь и переодевались дворники и сантехники. Рита и прогнала свору собак. Но ни Рита, ни мама тогда не заметили, какие именно раны нанесли ему собаки. Возможно, как раз в той битве Рыжий, сохранив голову, потерял лишь кусочек хвоста. А может, коту прищемили его дверью раньше, или было еще какое-то, неизвестное нам, событие, сопряженное с болью и жизненными испытаниями этого поистине эпического кота.
Еще с тех самых отроческих времен в его кошачьей памяти закрепилось понимание, что, наверное, некоторых людей и стоит иногда избегать, но они — все равно друзья и не принесут такого вреда, как четвероногие. В иерархии личных врагов маленького рыжего кота собаки прочно заняли место противников, с которыми надо биться до смерти, если нет возможности улизнуть, так как ему их победить невозможно ввиду численного, физического и всяческих других преимуществ.
У нас в семье всегда жили кошки. И когда я была маленькой, и когда не стало папы, в доме у нас всегда были кошки, вернее, коты. Кошек мама не держала из-за случившейся с ней в юности трагедии. Тогда она жила в Алма-Ате, снимала комнату в частном доме, и к ней прибилась кошечка, которая вскоре принесла котят. Хозяйка жилья посоветовала бросить их в ведро с водой, а потом вылить это «ведро казни» в уличный туалет. Я, зная маму, ее любовь ко всему живому, представляю, чего ей это стоило. У нее не было полной инструкции от «палача», и она от боли и страха, не понимая, что делает, опорожнила ведро с еще живыми котятами. Те не захлебнулись сразу, а ползали в сливной яме пища, а мама в ужасе носила туда ведро за ведром, пока они все-таки не утонули. Это был просто ад, который мама испытала благодаря «добросердечной советчице». Вспоминая это даже на закате своей жизни, мама не забывала того ужаса, который ее охватил, несмотря на то, что происходило это более полувека назад. Так вот та кошка была последней, которую мама приютила. Все остальные представители семейства кошачьих были парнями, исключительно парнями.
И наш рыжий парень стал проникать в жизнь и в сердце мамы потихонечку, ни на что поначалу не претендуя, просто приходя к подъезду на кормежку как по часам. Но маму просто так не возьмешь, ведь прикармливала она многих, к тому же у нее была своя история. Уже вдовствуя, еще на старой квартире, она держала и потеряла двух котов, к которым была привязана, и клялась, что больше никого не возьмет. Для нее, вынужденной жить десятилетиями одной и видеть нас — своих детей и внуков — всего по несколько раз в месяц или в год, коты становились ее собеседниками, компаньонами, объектами заботы и негодования. Все то, что она хотела бы отдавать нам с братом, уехавшим еще в юности покорять большие города, получать образование, она отдавала этим ставшим родными созданиям. Да и как иначе? Когда надо, они молчали, когда надо — отмуркивались, а главное — не собирались никуда уезжать. Коты ведь по определению довольны местом, в котором живут, и едой, которой их кормят, даже если та и не самая лучшая. Мама потеряла двух таких компаньонов — Тимошку и Ваську, и нарушение клятвы не заводить больше животины, даже ради рыжего беспризорника, не входило в ее планы. Но котейка с упорством и уверенностью, что люди — лучшие существа, продолжал околачиваться около мамы. Когда мы приезжали, мама напрочь отрицала, что кот ее, утверждая, что запускает его, только чтобы покормить. Поначалу он так и оставался Рыжим, потом стал незаметно Васькой. У нас в семье традиционно почти все коты были Васьками, только некоторые исторически или из-за причуд судьбы оказывались с другими именами. Для мамы это было святотатством — назвать кота Васькой и не признавать своим. Наверное, когда назвала, тогда и признала, но перед нами держала марку. Она же даже соседям в многоквартирном доме с апломбом отвечала на претензии: «Не нравится — задавите». Нужно знать мою маму, чтобы понимать: после этих слов говорившие больше не заикались насчет кота, а, напротив, начали проявлять к нему участие — впускали в подъезд и не пугали его. 
Игра «Это не мой кот» продолжалась два или три года. В какой-то момент, когда, видимо, все окружающие признали за Васькой законное право сидеть на лавочке, входить в подъезд, когда захочется, гонять всех окрестных котов, да и просто убедились, что он не пакостит в подъезде, мама официально стала называть кота своим.
Немного остановлюсь на том, как выглядел этот «паразит» — так просторечно называла его мама. Среднего для кота роста, достаточно коренастый, светло-рыжего цвета, переходящего в золотистый. Живот у него был белый, и немного белого заходило на корпус, шею и морду. Половина оставшегося хвоста была рыжей, возможно, на нем когда-то красовалась белая кисточка. Отдельного разговора достойна его рыжая «наглая морда». Это был на редкость некрасивый кот: непропорционально большой нос, широко посаженные золотистые глаза, морда — местами рыжая, местами белая, а под розовым носом — два рыжих пятнышка, как родинки. Сочетание всех этих параметров делало его морду несимпатичной и даже отталкивающей. Если бы среди котов были грузины, то, наверное, этот был бы именно им — с огромным носом, характером воина, важной походкой и желанием, чтоб все кошечки в округе были только его. В общем, вот такой, казалось бы, внешне ничем особым не выделяющийся среднестатистический рыжий кот с хвостом-обрубышем. Замечательным же Ваську делала мамина любовь и его золотой характер.
Непримиримость, с которой он лупцевал всех, кто волей или неволей оказывался в зоне обзора отобедавшего, вышедшего на променад и обход своей территории кота, достойна легенд. Сначала были желающие оспорить его доминантное положение, особенно среди новеньких. Котят он не трогал, знал правила. Зато новенькие, молодые да ретивые, появлявшиеся во дворе, пытались заявлять свои претензии на первенство, но король во дворе был один. О непрерывных боях за отстаивание титула говорили раны, с которыми Василий ходил почти круглый год.
Где-то в октябре-ноябре он начинал трескать всё, имея неслабый аппетит от природы, и с осени до начала зимы, готовясь к новому самцовому сезону, удваивал своей вес — вместо четырех килограммов начинал весить примерно восемь. В моменты, когда он так резко поправлялся, разжиревшие щеки добавляли его морде недостающих пропорций, и та становилась даже симпатичной. Но недолго — закрепить «симпатичность» не удавалось. Иногда бои начинались еще по зиме, порой даже в январе, а обычно в феврале, и он резко худел. Невероятно толстыми и даже косолапыми оставались только лапы, так накачанные в боях, что было видно: кот точно «качается» и у него тут мышцы.
Мама, имея передышку, три месяца не лечила его, не мазала — отдыхала вместе с ним. Но, как только начинались бои, у мамы дома открывался травмопункт — у Васьки постоянно были где раны, где болячки, где нарывы, которые мама лечила чем могла. После того как у нее был перелом ноги и под гипсом образовалась трофическая язва, которую мы никакими средствами, ни с врачами, ни без них, не могли вылечить в течение полугода, внучка привезла ей купленную в Европе мазь — целых две упаковки. Лекарство помогло маме сразу же, даже половины тюбика не потратила. Оставшаяся «валютная» мазь пошла на излечение кота. Но, только подлечившись, он героически приносил маме свою очередную победу с новой раной — как настоящий рыцарь. Нужно сказать, что нежность, доверие и ласка, с которыми Василий относился к людям, были потрясающими. Знаком особого доверия было то, как он, только что спокойно восседавший или возлежавший на ковре, вдруг несся и, как рассказывала мама, со всего маху запрыгивал на колени гостю, после сворачивался в клубок и затевал свои котофейские сказки, впуская-выпуская в такт мурчания когти в ошарашенного гостя.
На его бело-золотистой шерстке сразу же была видна любая грязь. Из-за этого я его, бывая у мамы, регулярно мыла, что он стоически переносил, стоя на задних лапах в ванной и тонко жалуясь на издевательства над его королевской персоной. Голос у него вообще-то был слишком высокий, слабенький и в этих своих мольбах звучал вовсе не по-королевски. Возможно, он просил не рассказывать об унижении, которое переносило его важное высочество во время помывки.
Мы с мамой наивно думали, что он находит грязь, где-то шастая по подвалам, потому что «чумазым» он был круглогодично, даже зимой, на чистой и скользкой улице. Тайну происхождения этой грязи я открыла, когда он переехал жить ко мне после смерти мамы.
Учитывая, что кот считал себя хозяином всего двора, то, нужно полагать, присутствие людей с их скарбом он великодушно терпел на своей территории. К тому же у него остался странный трепет перед людьми, источника которого он, вероятно, и не помнил, потому высочайше разрешал ставить во дворе автомобили, но только после «регистрации». Если автомобиль уже прошел регистрацию, то ему было не миновать обряда проверки «пропуска». А процедура заключалась в том, что Васька подходил к машине, нюхал его номерной знак, потом переднее колесо, причем не просто шину или сверху — он совал нос в глубину диска, к самой тормозной колодке, где скапливалась отработка. И, нате пожалуйста, вся его морда была в грязи. После этого он подходил к номеру и ставил «печать» — метил своим секретом. Метил он не все автомобили, а только те, у которых «пропуск» уже был просрочен и пыль дальних дорог говорила больше, чем метка родного двора. Кроме того, по праву хозяина, он по своему выбору запрыгивал сначала на капот, а потом на крышу понравившегося «на сегодня» автомобиля, и в таком положении имел максимальный обзор всего двора. Он наблюдал за своим государством — не посягает ли кто на его королевское высочество и на его фавориток-кошечек. Василий к своим обязанностям относился ответственно, и только тяжелая болезнь, высокая температура или то, что мама после купания не выпускала его на улицу, могли заставить отложить парадный обход владений. Но, поскольку такое случалось редко, то морда Васьки была грязной практически всегда, сколько ее не мой.
Как я говорила, драчун он был заправский. Только его появление из подъезда заставляло соседских котов прыскать в разные стороны. Как-то мама стала свидетелем такой сцены. Направляясь по своим делам, она вышла вместе со своим любимцем на улицу, а тот узрел кота-сиамца из соседнего подъезда, который в свою очередь заметил Ваську. Кот опрометью бросился к оконцу подвала, чтоб укрыться там, но Василий в три прыжка настиг сиамца и ухватил его за хвост. Сиамец не желал биться и пытался нырнуть в спасительную прохладу подвала, а Василий со всей своей силы тянул кота наружу. Ему было мало того, что его боятся. Он доказывал и себе и всем соплеменникам, что его боятся по-настоящему, действующему и подтверждаемому ежедневно праву сильнейшего. И это право он отчаянно отстаивал всем своим существом до последней капли крови. Васька вытащил кота, почти удравшего от него, и стал с ним драться — как всегда не на жизнь, а насмерть. Мама, понимая, что ее кот — забияка, разнимая, понужала палкой вовсе не своего питомца, а того беднягу-сиамца. Потому что, когда ты на стороне своих, тебе все равно, правы они или нет, — они свои.
Нужно сказать, что любовь Василия к кошечкам как-то нашла свое доказанное выражение: он привел домой невесту, ну, или жену, кто ж их разберет, что он ей наобещал. Представляете, мама открывает двери, а там Вася и его дама сердца. Не помню, что сделала мама, но ведь у нее правило не заводить кошек. Поэтому, я думаю, у этих отношений не было будущего. Но как судить Василия, он же не знал о давней маминой трагедии, связанной с кошкой. Кроме того, всегда стоит попытаться, чем рассуждать об этом. Это наш кот знал без всяких мотиваций и тренингов. Действовать — вот что было в его крови.
Таких историй о драках, безобразиях, болезнях, чудесных исцелениях нашего эпического кота было великое множество. Мама, смеясь, рассказывала своим подругам о том, что у Васеньки ослаблен иммунитет и я ему ставила специальные прививки, и что теперь, когда иммунитет у него поднялся, он враз перестанет болеть. Как возили его к ветеринару, как моя подруга ставила ему каждый день по четыре укола. И как он потом бежал к входной двери только от одного вида флакона или шприца. Как признал Уму — нашу собаку частью своей стаи и понял, что она не принесет ему неприятностей.
Каждый раз, когда мы с братом звонили маме, Васька становился частью нашего разговора, нашего общего настоящего. Наши дети выросли, у них так или иначе была своя жизнь, а Васька как будто стал нашим общим ребенком, история жизни которого заменила маме отсутствие какой-то бурлящей жизни, когда она уже почти тридцать лет жила одна, только с котами, выезжая к нам, если нужно было водиться с внуками. Я даже думаю, что несчастье, которое привело к смерти мамы, косвенно случилось из-за маминой заботы о Ваське. На улице были морозы, больше 35–36 градусов, а у мамы на балконе лежала рыба для него. Вот мама и вышла за ней в ночной рубашке рано утром, и у нее случился спазм — инсульт, который потом через десять дней привел ее к смерти.
Мама говорила, как говорила ее мама: «Помирать собирайся, а рожь сей». Это значит, помни о смерти, но живи до последнего насущными заботами. Так и тут сложно сказать, что кто-то был прав.
Где был Васька, когда случилось это с мамой, не знаю. Нашли мы ее, вероятно, через 12–16 часов после инсульта. И, наверное, выпустили из квартиры его тогда, когда вызывали скорую. Когда мы приезжали и уезжали в хлопотах в те тяжелые дни, но все-таки наполненные надеждой, что мама выкарабкается, Васька приходил домой и ел. Мы привезли тогда Уму, и она бегала по квартире и искала маму, то ждала у двери, то выглядывала на балкон в надежде, что она вот-вот зайдет. Что было у них с Васькой на уме, мы не знаем. Мама и с Умой за короткой время сумела наладить контакт и научиться разговаривать с ней на ее языке, расстраиваясь, что она у нас плохо ест. У нее, моей мамы, со всеми была своя история, и с людьми, и с животными. Для каждого у нее был свой разговор, своя история, свое место в душе. Такой особенный человек она была. И кот ее был особенный.
Когда прошли поминки на девятый день, я забрала кота к себе. Дома у меня жила кошка Муся — черная беспризорница, которую мы подобрали за год до того в Васином дворе 8–10-месячным котенком с обмороженными ушами, и собака Ума, с которой Вася уже был знаком. Нужно ли говорить, что Вася стал главарем этой банды. Так жили две девчонки, иногда слегка показывали друг другу характер. Когда появился Вася, у них возник социальный контекст. Кошка, как самая молодая, смущаясь, стала прятаться, или, пробегая, невзначай ударяла лапой — пыталась вызвать у Васи хоть какую-то реакцию.  Ума первенство Василия приняла, но все-таки рычала, когда он пытался подойти к ее миске. Если раньше дома нас встречала только собака, то теперь они все втроем высыпали в коридор с вопросами, смысл которых, я думаю, не всегда верно расшифровывала. Может, «Мы рады тебе!», или «Еда пришла!», или «Ура, хозяйка пришла, гладить будет!».  Но мне кажется, они что-то хорошее думают.
На этом пастораль заканчивается.
Василий, живя на улице, был источником всякой заразы, и у меня появилась задача вылечить его до той поры, пока не заболели все мои животные, а вслед за ними и все домашние. И мы начали с Васей ходить по врачам. Я даже не хочу перечислять, как долго и от каких болезней я его лечила. Но с тем же упорством, с которым он всегда боролся за свою территорию, здесь, в квартире, без своего двора, с редкими прогулками на поводке, он напрочь отказывался выздоравливать. Вслед за одной болячкой выскакивала другая, только избавлялись от одной, как обнаруживалась следующая. В итоге у него после рентгена диагностировали рак кости правой щеки, и у него постоянно тек гной. Василий сильно похудел, осунулся и целыми днями сидел. От прежнего цветущего ласкового кота остались только глаза и скелет.
Мне было больно смотреть на него. Мы поехали на мамину квартиру разобраться с вещами. Я решила, что отвезем его в родной двор, и, если он уйдет умирать в рядом расположенный лесок, так будет лучше, как-то по закону его жизни. Я никогда никого не усыпляла из животных и не буду этому учиться. Но к моменту, как нам надо было возвращаться к себе, Вася вышел из-за дома и сел на скамеечку у подъезда — и у меня не поднялась рука его оставить.
Мы вернулись в город. К этому времени у нашей Муси начался гон — она жениха хотела, вот и «залетела». О том, что Васька не мог даже шевелиться, но все равно из последних сил, по праву умирающего короля своего двора, по закону жизни, он оставил нашей кошке и нам потомство. Мы с нетерпением ждали, как же разрешится этот спор между черными и рыжими. У кошки родилось два котенка окраски «панда» — черный низ, белые лапы, черные ушки, белые мордочки и розовые подушечки лап, как у Васьки. У одного на морде тоже есть пятнышко, как у Васьки, только черненькое.
Я выбрала более слабого, менее проворного и симпатичного, а для другого буду искать хозяина. Буду искать хозяина для котенка с историей. Для котенка, отец которого был на вершине эволюционного отбора, смелый, драчливый, ласковый, умный, прожорливый, жадный до власти, любящий кошечек до последнего стука сердца. В общем, настоящий кот, а не ГМО для красоты или комфорта, которое какает сердечками и не мыслит себя вне рук хозяина. Настоящий гладиатор, хозяин, оставивший бОльший след в наших сердцах, чем думалось. А мне в дар от жизни, от силы этой жизни в коробке лежат два месячных пушистых комочка окраски «панда» — Васькины дети.

Васька все-таки ушел в лес, так как умирают коты по закону жизни, по закону вечного обновления.