Жаркое из времени

Тома уже ничем нельзя было удивить. Отражение ярого скептика можно было отыскать в его незатейливых фразах и философских выбросах. Даже имя Том он выбрал себе сам, когда подрос, считая его окончательным и созревшим для своей личности.
На выходных Тома родители оставляли у своей дальней родственницы. «Для охлаждения», - как объяснял отец. Чтобы он мог отдохнуть от них, а они от его желания ничему не верить. И эти поездки у тетушки Мандарины Аскольдовны нельзя было назвать отвратительными. Их можно было наречь только ужасами этих наступивших суббот и воскресений. Тома приходилось вытаскивать из машины, когда он железной хваткой держался за салон, оставляя все новые вмятины и царапины. А на крыльце дожидалась цветущая когда – то в позапрошлом веке тетка, которая спокойно заявляла, что знает, как обращаться с детьми. Хотя последним ребенком, которого она помнила, по мнению Тома, в здравой памяти был допотопотное чадо, которое не знало всей прелести цивилизации.
Окончание этой пятницы начиналось точно так же, как и все прошлые черные пятницы. Отец посадил Тома в пассажирское кресло машины, пристегнув его ремнем больше, чтобы он не сбежал, чем для безопасности, и тронулся в путь, помахав на прощание жене. За окном пролегал чахлый кустарник, который требовал дождя. Пыль поднималась столбом, так что Том тоскливо сопел, оглядывая знакомую картину. Пытаясь незаметно сглотнуть непрошенные слезы унижения и слабости. Уже  на подъезде к крыльцу, он увидел все также сморщенное лицо тетушки, и стал выглядеть, как хорек, готовый к неприличному делу, покусать всех, кто к нему сунется. Но на удивление отца Том биться и кусаться не стал. Самостоятельно выбравшись из машины, он посмотрел на своего родителя, как хотел только одним взглядом превратить его в ледовую фигуру, которая сначала потрескается, а потом растает. Пожелав на прощанье: «Гадких выходных и облачного настроения», Том опять удивил отца и взял тетушку за руку, не проявляя чувства брезглительности и тошнотворной мимики на лице.
В доме Мандарины Аскольдовны пахло нафталином, убитой молью, замученной пылью и чем – то непонятным для Тома, но явно незнакомым и диковинным. Но за столько посещений он привык и даже научился немного расслабляться. Всё время он старался проводить в отведенной ему комнате, но в этот раз Мандарины Аскольдовна окликнула Тома, что он даже не успел скрыть свое удивление, хотя его закоренелого скептика это было практически невозможно.
- Ты знаешь Том, я сама от себя не в восторге, - она попыталась улыбнуться, чем стала походить еще больше на фрукт на солнцепеке, - Я могу тебя понять, я тоже была молодой, - Том многозначительно хмыкнул, ибо в его голове это информация не могла ожить, он не мог представить тетушку девочкой,- Но я хочу тебе что-то показать, - она достала из фартука очки, перевязанные скотчем в месте полома, и напялила их на нос, чем стала напоминать сухофрукт, но только в очках. Ее больше глаза направили свой взгляд на Тома.
- Ну, что? Ты идешь? Или опять спрячешься в комнате?
Тома пожал плечами, но детское любопытство взяло вверх над страхом. Он поплелся за тетушкой, которая не оглядывалось на него. А в коридоре было так темно и сухо, за проходящими дверьми было ощущение, что кто – то скребся, и, причем этот кто-то был огромен, издавал рычащие звуки, или звуки горловой хрипоты, бил то ли копытами, то ли рогами. Том поежился, и увеличил шаг. «Конечно, это разыгравшееся воображение», - подумалось Тому, но он решил не отставать от спутницы. Через пару минут они дошли до кухни, которая оказалась жаркой, влажной, как в тропиках климатом, залитой апельсиновым светом из окна солнцем, с пальмами с листьями, как уши слона, крепкими лианами, вьющимися по стенам. Том с открытом ртом был втолкнут в комнату, и дверь сама собой закрылась, сделав мягкий щелчок.
- Знаешь, Том, я решила, что пришло время тебе показать, пока ты окончательно не повзрослел, и не разучился верить, без требований к объяснениям. Ты обещаешь хранить тайну?
Мальчик слегка кивнул, еще не отойдя от сегодняшней перемены в отношениях.
Тетушка зажгла газ, так что на стене отразилась тень пламени, а в комнате стало еще жарче. Она достала потрепанный чугунок. Местами его покрывала вековая сажа, местами проступала ярко – зеленая нефритовая краска. Налив немного воды из кружки, Мандарина Аскольдовна взяла за руку Тома и приблизила его к огню. Затем вытащила небольшой будильник из стола и кинула его в чугунок. Том вскрикнул от неожиданности, но тетушка тихо, добродушно рассмеялась.
- Загляни в него, Том, - он покачал отрицательно головой, но она повторила еще раз, - Не бойся, загляни в него, Том, - что ему ничего не оставалось, как выполнить просьбу.
На поверхности воды плавал брошенный будильник, который начинал постепенно приобретать неопределенные формы и растекаться, словно яйцо по сковородке. Стрелки растягивались, краски блекли. Получалась часовая яичница, которая еще бурлила, шипела, квакала, как на масле. Брови Тома удивленно поднялись вверх, но тетушка, будто, не замечала изумления. Из фартука она достала какого – то порошка и бросила в чугунок, затем повернула стрелки часов несколько раз.
- Думаю, что пару оборотов хватит, - тетушка говорила, как будто только с собой.
От брошенного порошка пошел аромат, пряный и сладкий. Том зевнул, и ему неопределенно захотелось улыбнуться, так что уголки губ сами поползли вверх. Тетушка еще раз добродушно рассмеялась.
- Ну, вот и хорошо. А теперь смотри.
От поверхности часов стали подниматься разноцветные пары. В них стали проступать таинственные картины: единорог в дремучем лесу, куда даже не проходили лучи солнца; петух, который снес яйцо, в котором не мог дождаться своего появления василиск, шкура которого уже могла переливаться цветами радуги; феникс на закате, расправляющим свои крылья и сгорающим на пороге ночи. Том смотрел зачарованно на происходящее, в его глазах зажигались озорные огоньки. Он перевел взгляд на тетушку, очки которой запотели от влажной духоты, а лицо стало совсем молодым и красивым, что Том рассмеялся.
- Думаю, на сегодня достаточно. Но, если ты поспешишь, то может, кто – то из обитателей уходящего времени ожидает тебя за закрытыми дверями комнат дома…