Дед Кужба

Старый Кужба кормил пшённой кашей,
мы дразнили его, пацанва,
без обиды, заботою нашей
жил, хоть сам поживал то едва.

Подымит у землянки махоркой,
наскребёт  мелочишко в кулак:
перебьюсь, мол, и чёрною коркой,
угощу детвору просто так.

Угощал. Заходили с опаской,
может, уши решил нам надрать
и приманивал нас побаской,
по заслугам желая воздать.

Усмехаясь в густую бороду,
он сопел, сдвинув брови свои,
словно крылья седого ворона,
молвил:
-- Кушайте воробьи.

Мы клевали в молчании тяжком
и корили себя, что зашли,
а над печкой висела рубашка
на верёвке штандартом любви.

И, быть может, с заплатой рубаха,
да затёртый её воротник
и развеяли чувство страха,
изначально что в души проник.

Он и в кружки плескал кипяточку,
заварив некрутого чайку,
но стучало в мозгу молоточком,
как унять то на сердце тоску?

Проводив,  укрывался овчиной,
обнимал её, словно жену...
А во сне тоска беспричинная
видно, что-то вменяла в вину.