Чебурашкина песенка

                Я не мартышка, не медведь,
                Я не могу как лев реветь,
                Как выдра не ныряю,
                Я не пою среди ветвей,
                Значит, я не соловей,
                А кто я — сам не знаю,
                А кто я — сам не знаю...

Дом всеобщего счастья — мечта чебурашек,
Чебурашки наивны, как полк эмбрионов.
И глаза их чисты, словно листик бумажки —
Чужеродным на нём стало б каждое слово.

Гуманист раздавил каблуком таракана —
Дескать, разума нет у него: насекомый!
И никто не заметил, мол, так и надо,
И никто не увидел, что в том такого.

А потом распинали на дереве кошек
И безумцев стреляли, катали по склонам.
В маске доброго дяди брёл мимо прохожий,
Подошел, пожурил ненавязчивым словом:

Мол, насилие — грех, мы Любовь должны славить,
Соблюдая приличье и прочие позы...
Ничего, это зло мы потише удавим —
Так сказали — и всё, не осталось вопросов.

А один старичок у подножия гор
Всё лелеет травинку, а выстрелы слыша
Всепрощающий с Богом ведёт разговор
И питается плотью, ниспосланной свыше.

Я боюсь, что безумные вдруг поумнеют,
И возьмут злую пушку, и станут строчить
По прохожим, по всем старичкам и старушкам,
По всем тем, кто хоть как-то пытается жить.

Человек человеку — волк, брат и прохожий,
Никаких тебе «или» — всё вместе, и точка.
А под кожей моей кто-то славно хохочет
И стремится сыграть с атмосферой в крючочки.

Заглушу свою боль то ль вином, то ли смехом,
А улыбки чеширским оставлю я кошкам,
Но опять в вышине звучат аплодисменты:
Это хлопает князь вивисекций в ладоши.

Теребить свою совесть — спортивная честность
И пустая забава, в которой нет смысла.
Честно лишь лезть под пули иль, плюнув на речи,
Сойти с ума сразу, навечно и быстро

И поверить, что прав как раз тот, кто стреляет:
Он здоров и разумен, как истинный чёрт,
Всех по полкам расставил и в своём этом знаньи
Раздаёт — плевки пуль и пули плевков.

А Святой — тот, кто лезет с креста прямо в Ад
И не просит у Бога подачек и снов,
Никого не убил, не презрел, не предал,
Но и душу за плотью оставить готов.

Потому что здесь нету такого добра
(это свойство любимого нашего мира),
Что бы было Добром и для всех, и всегда,
И в крови насквозь золото сей середины

Между доброго дяди принципом здравым:
«После нас — хоть потоп, а сегодня — возлюбим!»
И утопией: «Строим великое Завтра,
А сейчас постреляем — авось не убудет!»

Если б было возможно выбрать только Добро,
Когда встанет вопрос из двух зол выбирать!
Но ведь даже Святой — тот, кому повезло,
Кто успел не убить, не презреть, не предать.

Дом всеобщего счастья — мечта чебурашек,
Чебурашки наивны, как полк эмбрионов.
И глаза их чисты, словно листик бумажки —
Чужеродным на нём стало б каждое слово.

А КТО Я — САМ НЕ ЗНАЮ, А КТО Я — САМ НЕ ЗНАЮ...