Люли, люли, люленьки

  Люли, люли, люленьки
  Прилетели гуленьки,
  Сели гули на кровать,
  Стали гули ворковать,
  Стали гули ворковать,
  Нашу деточку качать...
   (детская песенка)

   
  - Укачивать пробовали?
  - Пробовали. На руках по очереди носили. Холили. Лелеяли. Теплом укутывали. Не помогает.
  - Кормили?
  - Пустышку выплёвывает, но из бутылки вроде бы сосёт.
  - Может, колыбельную спеть?
  - Ой, чего только не пели!
  Словно по дирижерскому взмаху неизвестно откуда взявшийся хор затянул слащавыми голосами:
  - Спи, моя радость, усни...В доме погасли огни...
  Затем хор перешёл на "Спят усталые игрушки", разложив "глазки закрывай" на два голоса в терцию.
  - С этим надо определенно что-то делать, - слышалось отовсюду. - Но сначала нужно разобраться, кто разбудил, и наказать виновных.
  Посыпались разнообразные предложения, одно креативней другого:
  - Колесовать! Четвертовать! Казнить нельзя помиловать! Назначить комиссию! Привлечь к ответственности! Эмбаргировать! Санкционировать!
  - Да замолчите уже! Уснешь тут при таком шуме.
  - Тишина-а и поко-ой, крепко гла-азки закрой... - подхватил хор.
  - Нет, надо разобраться...
  - Вам надо, вы и разбирайтесь.
  - Нельзя так оставлять.
  - Вот и не оставляйте.
  Тем временем хор затянул "Спят курганы тёмные" задушевным тенором Марка Бернеса, но под неодобрительный свист присутствующих быстро опомнился и переключился на традиционное "Баю-баюшки-баю, не ложися на краю".
   
  Лихо ощерилось, огляделось и придвинулось к самому краю. Почесало кривыми пальцами грязный бок, сплюнуло сквозь гнилые зубы и тяжело вздохнуло.
  - Не спится мне. Бессонница.
  Где-то вдалеке раскатисто загрохотало, засвистело. На секунду всё смолкло, словно перед грозой. Ветер забился под половицы и стих. Затем ухнуло совсем рядом - глухо, надрывно, зловеще. Земля качнулась и зашлась мелкой дрожью.
  - Ах да, Серому скажите, чтоб курева захватил, бухла побольше и пару девок. Чтоб веселее бодрствовалось.
  "Придёт серенький волчок..." - тихо всхлипывал хор.