Мой отец в фашистском плену

Мой отец в фашистском плену
Мой отец, Бобровицкий Иосиф Исаакович с началом войны добровольцем записался в Московское ополчение. Пройдя первичную подготовку, он был отправлен на передовую под Вязьму, где вместе с другими ополченцами попал в окружение под городом Холм – Жирковский Смоленской области.
Попав в окружение, он закопал все свои документы, в том числе и партбилет, сочинил себе «биографию», назвавшись Бобровниковым, уроженцем города Слюдянки Иркутской области, учителем истории. Не получив настоящего начального образования, он хорошо разбирался в российской истории по историческим романам. Не получил он и законченного высшего образования: по окончании 4-го курса института Востоковедения (монгольское отделение) партия послала моих родителей на организацию торговли с Монгольской Народной Республикой. Родители сначала жили в Слюдянке, где начинался Тункинский тракт, а затем на территории МНР в Турту на берегу озера Хубсугул- Далай у подножья горы Мунку-Сардык, где я и родился.
Отец был начитан, увлекался историческими романами, что и дало ему возможность выдавать себя за учителя истории.
Удивительно, что немцы, наступая на Москву, имели подробную карту Слюдянки и проверили отца на знание топографии города. Но это было несколько позже, уже в Минском лагере.
Под Вязьмой в плен попало всё  Московское ополчение, и фашисты не знали, что делать с таким количеством пленных. Северо-Западная часть Смоленской области была основательно распахана, поэтому, огородив колючей проволокой значительную территорию пашни, фашисты загнали пленных на неё, не давая ни еды, ни питья в течении нескольких недель. За это время вся трава была съедена, а лужи выпиты. Люди мёрли, как мухи, даже не от голода и жажды, а от чувства безысходности.  Отец выдержал эти недели, сказалось и то, что он был довольно упитанным (мама недаром звала его Юзенька-пузенька).
Выживших отогнали в город Смоленск, который был основательно разрушен. Пленных использовали на разборке завалов, им стали давать баланду. Кроме того, наиболее ушлые и молодые умудрялись добывать съестное, где оно плохо лежало. Отец познакомился с 17-летним парнем, балкарцем по национальности, Суфияном. Отец относился к нему как к сыну, наставляя его, чтобы он не зарывался, а Суфиян подкармливал отца.
Немцы говорили: «Русские такой народ, хоть 100 сторожей поставь – всё равно украдут».
Я мало знаю о лагерной жизни отца – он не любил вспоминать это время. Вернувшись в 45-ом с войны, он несколько ночей рассказывал о прошедшем маме, так что о некоторых эпизодах я знаю с её слов.
После Смоленска отец и Суфиян были отправлены в трудовой лагерь под Минском. Руками пленных немцы переоборудовали недостроенный авиазавод в танкоремонтный, на котором наши танки Т-34 восстанавливали и использовали на фронтах. Кроме Минска было ещё два танкоремонтных завода: в Риге и в Днепропетровске. Пленных использовали только при строительстве, танки ремонтировали немецкие рабочие.
Работая на ЗИЛ,е, я был на экскурсии в Минске, в том числе и на Минском тракторном. Нам вешали на уши лапшу по поводу строительства завода, но о том, что этот завод возник в годы войны как танкоремонтный, не было сказано ни слова.
Что-то изготовляли пленные и после постройки завода. С этим связана и самая страшная страница плена моего отца. В ящик с изделием, который отправлялся в другой трудовой лагерь, отец вложил письмо, которое подписал, Иосиф. В письме интересовались бытовыми условиями жизни пленных другого лагеря, не более. Но письмо попало не в те руки, его переслали в Минский лагерь, выявили всех Иосифов, отца в том числе.  Их выставили голенькими перед воротами лагеря. Кто-то решил проверить, нет ли среди них евреев. Лагерь был на самообслуживании: врачи и санитары были из пленных. Так санитаром был Александр Бычков из Орехова-Зуева под Москвой. Он прошёл с отцом все эти годы плена и не раз выручал «доходяг», забирая их в изолятор, заявляя немцам «krank». Немцы страшно боялись эпидемий и даже не решались заходить на территорию изолятора. Отца выручил врач, который так же рисковал при этом жизнью, так как его мог проверить немецкий врач, но врач из пленных заявил, что знает отца по ополчению как русского, а обрезание делают и мусульмане. Вообще, обычно выдавали свои же. Пользуясь тем, что еврейский разговорный язык «идиш» является диалектом немецкого, многие евреи лезли в переводчики ради лишнего куска хлеба – их из зависти и выдавали. Немцам же все пленные казались на одно лицо, как нам китайцы.
Отец прекрасно знал немецкий ещё по учёбе в институте. Я помню, как он помогал моей старшей сестре Маечке при изучении немецкого. Но он скрывал это знание от немцев, пленные же знали и приносили ему немецкие газеты. Отец черпал из газет информацию и даже вёл среди близких пропаганду. Он говорил: «Если немцы в десятый раз пишут, что взяли Сталинград, значит, они его до сих пор не взяли».
Уже будучи в Восточной Пруссии, куда перевели пленных в 44 году после наступления Красной Армии в Белоруссии, отец поступил в распоряжение немецкого специалиста, и тот поражался тому, как отец быстро осваивает немецкий язык. Кто-то донёс немцу, что у отца еврейский нос, на что немец заметил, что «seine Nase ist nicht besser».
В Минском лагере несколько раз приезжали власовцы вербовать в РОА. Выстраивали пленных, и власовец объявлял: «Кто готов бороться против жидов и коммунистов, два шага вперёд!» Находились желающие. Некоторые говорили, что им бы только получить оружие и они его повернут против немцев, но их так и не направили на фронт, используя только как карателей.
С наступлением Красной Армии лагерь переместили в окрестности Берлина, а затем на правый берег Эльбы.
2-го мая 1945 года охрана лагеря разбежалась, и пленные оказались на свободе. Некоторые устремились на левый берег в американскую зону, польстившись на жратву, выпивку, женщин. Там они попали в «перемещённые лица» и о  них впоследствии  ничего не было слышно.
А большая группа, в том числе и отец, направились на восток. «Нам надо держаться вместе», - сказал отец. Как рассказывали нам Суфиян и Александр Бычков, именно отец был инициатором движения на восток навстречу с передовыми частями Красной Армии. Вскоре они встретили наши наступающие части. Бывших пленных отправили в комендатуру. Все подтверждали, что предателей среди них не было, а поскольку в последних боях наши части несли большие потери, пленных записали бойцами Красной Армии.
Когда 8 мая Германия капитулировала, тех, кто постарше, демобилизовали, в том числе и отца (он был 1900 года рождения), а тех, кто помоложе, как Суфиян, отправили в Маньчжурию воевать с японцами, но все они избежали Сталинских лагерей, так как в их документах не было отметки о пребывании в плену.
Отец дожил до 80 лет, хотя в плену потерял все зубы и нажил кучу болезней, в том числе и сахарный диабет.
Он не любил вспоминать плен, но тот ему снился до последних дней, а месяца за два до смерти он вдруг запел песню на немецком языке, которую слышал в  исполнении охранника на губной гармошке, когда в 1916 году в оккупированном Белостоке его, как и других молодых парней, немцы согнали на рытьё окопов.