Пионерский лагерь

Мише


***


Не среди плачущих встречавших,
а там, где пищу (не богам,
а им, всегда изголодавшим,)
готовят, я увидел сам

его с порезанной рукою,
шутя картошку теребящим
с задорной лёгкостью ребячьей,
среди дежурных по столовой.

И бодрый дух очарованья
дарил нам радость и любовь.
И строгость тяжкая оков
снята. И краткие признанья

о том отчаянном житье,
о несказанных приключеньях,
о снах, о былях, о волненьях
и о волшебной красоте

всего, что только окружает.
Но только бог, пожалуй, знает,
как тянет сердце сердце греть,
когда не хочешь в мир смотреть,

а только чувствовать, что рядом
есть плоть твоя, с твоим же взглядом,
твоих надежд упрямый ком,
твои несбыточные мифы,
твой непрожитый жизнью сон –
всё в нём, всё в нём едино слито,

твоя печаль, один в один,
когда журя'т за похожденья.
Ребячество – святое время.
Вот уж поистине мой сын!

Но время жмёт. И горн зовёт.
И в чём-то хочется признаться,
Но… время! Надо расставаться
на перекрестии дорог.

«Идём, сынок!» – И он, мужаясь,
отрёк мальчишеский запал.
Исчез и пыл, когда скакал
через перила, разбегаясь.

«Всех благ!» – «До встречи!» –
«Ты иди. Там ждут тебя твои заботы».
И сердце дрогнуло в груди,
и в горле защемило что-то.

И он пошёл – на цель, вперёд,
лишь взмах руки как дар оставив.
И тут я понял: весь наш род
он устремлённостью прославит.


1983