6. У церкви стояла карета

 Предыдущее:  http://www.stihi.ru/2017/05/31/8102      

        Лето запаздывало. Нет, оно, конечно, заглядывало, перелистывало календарь, но дни были прохладны, ветрены, периодически принимался нудный мелкий дождь, и настроение у известного уже нашему читателю поэта Шиншилова... э-э... соответствовало моменту.
        Лёжа с ногами в ботинках на кожаном диване в курындинских номерах на Смоленской, он поджидал поэта Авеля Сидоровича Перепряхина и молодого, подающего большие надежды, прозаика Диомида Стогорского. До прибытия оных Шиншилов вспоминал, как намедни, сидя на берегу Десны в районе Егорова Рога, зябко кутался в новенький полихлорвиниловый плащ и, наблюдая за тонким чутким кончиком японского фидера, по привычке искал к этому заморскому слову неожиданную рифму.
        Рифма желала соответствовать мерзкой погоде, как и клёв. «Проклятые электроудочники, — злился Шиншилов, — выбили всю рыбу. Уряднику, да что уряднику, – городовому пожаловаться!»
        Скрипнула дверь. В ея проёме показалась высокая, чуть сутуловатая от умудрённости опытом письма фигура Авеля Перепряхина. На его лице расплывалась улыбка.
        — Модест, — с порога начал он, — наш молодой коллега Диомид приглашает нас на заседание революционного Клуба Красных писателей!
        Тут в комнату стремительно вошёл и сам Стогорский.
        — Пойдёмте, братцы, будет интересно!
        Щёки его были румяны, как модный в нынешнем сезоне (с лёгкой руки модельера Славы Белкина) кумач, пуговицы на мягкой вельветовой курточке были расстёгнуты.
        Шиншилов нехотя поднялся, выключил смартфон, предварительно выйдя из Интернета и, зевая, произнёс:
        — Ну, чем таким могут удивить нас наши красные коллеги?
        Несколько минут спустя троица пересекла Смоленскую у сухобоковского дома с балконом в стиле купеческого модерна и направилась пешком мимо апартаментов Сахарова (там ныне снимал угол военный комиссар), миновала Россельхозбанк и доходный дом с подземным ходом на повороте к детсаду «Алёнка» и очутилась перед входом в городской сад у Преображенской церкви.
        — Нам сюда! — воскликнул молодой Стогорский и схватился за бронзовую ручку массивной кованой двери.
        — Какого чёрта? — пронеслось в голове у Шиншилова и он, по обыкновению перекрестившись, пересёк порог храма.
        К удивлению Шиншилова, который был здесь третьего дня на архиерейской службе, интерьер храма был совершенно иной. Высокое вытянутое прямоугольное пространство, казалось, не имело конца. Сквозь почему-то готические узкие окна с трудом пробивался дневной свет, обнажая огромные клоки свисавшей паутины и поднятой пыли. Вдоль стен на полу лежали обрезки газовых труб. На деревянных стульях, сбитых рядами, кучно сидели какие-то люди, создавая неразборчивый гул. Мрачные обшарпанные стены были увешены красными плакатами «Даёшь новое слово!» и «Долой буржуазную рифму!»
        Глаза постепенно привыкали к полумраку и стали разбирать в глубине небольшую сцену, освещённую тускловатыми прожекторами, на которой девушки в синих блузах составляли групповые гимнастические фигуры под выкрикиваемые невысоким рыжим юношей лозунги.
        Вдруг на сцену взошли известные Шиншилову и его спутникам поэт-эсер Никита Армяков и революционный поэт-трибун Бронислав Ивов. Ивов был в красных шароварах и неизвестного цвета плаще, из которого выбивался длиннющий хлястик, будто бы собиравшийся запускать воздушного змея.
        — Товарищи! — закричал он. — Дрррузья! Сегодня нас ожидает увлекательнейшее действо – показательный поэтический суд над представителями будущего пост-социалистического буржуазного общества, так называемыми поэтами Шиншиловым и Перепряхиным, а также прикидывавшимся рабочим писателем Стогорским! Подумайте только: Перепряхин, этот поповский апологет, суёт в каждый свой стих библейские фразы; Шиншилов, развратник, так и норовит накарябать про мещанскую плотскую любовь; а последний, с позволения сказать, писатель вместо того, чтобы посещать  наш литкружок «Красная вертикаль», примкнул к этим…
        — Долой! Передать дело в ревтрибунал! — закричал внезапно подскочивший в первом ряду высокий седовласый старик, представлявший филиал «Красной вертикали» на хуторе Черная осинка, Гавриил Ленский. — Грамофоны! Доколе терпеть нам их буржуазные формы и содержания?!
        Шиншилов ущипнул себя за мочку уха. Нет, это был не сон. Первые ряды по-прежнему шумели «Долой!», «Изъять все тиражи их книг!», «Позор мелкобуржуазной тематике», в последних рядах всё слышнее становилось пение «Интернационала».
        Схватив за руки своих спутников, Шиншилов стал пятиться к двери. Странно, но им никто не мешал. Выйдя на улицу, наша троица увидела стоявшего на паперти калеку с протянутой фуражкой, бабулек с узелками, дьячка, семенившего на службу. На искусственном газоне новенького стадиона, расположившегося напротив храма, молодёжь гоняла футбольный мяч.
        Уставившись на табличку, Шиншилов прочитал: «Московская патриархия… Трубчевское благочиние. Свято-Преображенский храм. Построен в … веке. Разорён в богоборческие времена. Восстановлен стараниями прихожан по благословению Епископа Трубчевского и Клинцовского Марка в 2020 г.»
        У церкви стояла карета.
        Свежий воздух был по-особенному вкусен. От кондитерской «Нерусса» несло выпечкой и ванилью. Эти запахи переплетались с ароматами трав и цветов, обильно усыпавших клумбы городского сада, примыкавшего к Преображенской церкви. Наконец выглянуло закатное солнце, и в последних лучах его загорелись ажурные золотые кресты.
        Перепряхин и Стогорский, как жившие на окраине города, за Прогрессом, вызвали  такси «Виктория». Распрощавшись с ними, Модест Шиншилов достал мобильный телефон, затем передумал и крикнул: «Извозчик!»
        Карета, стоявшая у церкви, тронулась и, развернувшись, остановилась возле поэта.
        — Куда прикажете, барин? — осведомился возница.
        Шиншилов не спеша влез, покряхтел для порядка и произнёс:
        — Куда-куда? Домой!

Продолжение: http://www.stihi.ru/2017/06/04/4126