Сказ о жуткой кончине последней чар-девицы

Билась фея на земле,
крылья нежные сломавши.
Толстый сук лежал на ней,
с древа ближнего упавший.

Слёзы с глаз её текли,
боль терпеть не стало мочи.
С древа ж каркали круки,
к сценам гибели охочи.

Ночка близилась к концу,
Небо зорькой залилося.
А сердечко же Мию,
диким ужасом взялося.

Ночи ласковой дитя,
мотылька была нежнее.
Сжёг бы в прах её свет дня,
в прах, что ветер лишь развеет.

Мию рвалась, что есть сил,
из ловушки той злосчастной.
Злой озноб её всю бил,
страх пред гибелью ужасной.

Была крошкою она,
но прекрасной, что зарница.
Дух невинности цветка,
Не желала уж смириться.

Пусть и в ссадинах было,
её крошечное тельце.
Жаждой жизни аж цвело,
её хрупкое чар-сердце.

Солнце ж выше поднялось,
над созданьем тем чудесным.
Тени рядом не нашлось,
фею сблизив с часом смертным.

День входил в свои права,
с ночи стало чуть теплее.
И в кустах трель соловья,
зазвучала веселее.

Только жар уже несла,
Для Мию та блажь дневная.
И лежала чуть диша,
та о смерти близкой зная.

Слёзы высохли давно,
но душа рыдала ливнем.
Фею страшно обожгло,
каждый луч терзал полымям.

И слетел вдруг с ветки крук,
к умирающей спустившись.
Он стащил с неё тот сук,
снова к ветке своей взвившись.

Присмотрелись птицы вновь,
но было выдать уж поздно.
Перестала литься кровь,
испаряться ставши в воздух.

А спустя всего лишь миг,
тельце дивной воспылало.
И раздался жуткий крик,
чар дитя, что погибало.

Раскричались и круки,
хохоча с такой картины.
Но погасли угольки,
и насмешники затихли.

Лишь зола осталась там,
где расправился мир с феей.
И ни кто о том не знал,
что была она ПОСЛЕДНЕЙ.