Пилигрим
В квартире царила тишина. Олег, недавно пришедший с работы, лениво потягивал ноги на диване. Мужчина настолько устал, что упал, не раздеваясь, на мягкую обивку, оставив на себе тяжелые строгие брюки и синюю рубашку с удушливым воротником.
Таня занималась своими повседневными делами, свойственными приличной домохозяйке: готовила ужин своему любимому мужу. На сковороде весело трещало что-то вкусное, манящее. Острый нож быстро стучал по доске, измельчая свежие овощи в салат.
Прошло около часа; тишина никак не нарушилась. С кухни повеяло горячей пастой (это было любимое блюдо Олега из итальянской кухни).
Ужин прошел в мирной тишине, люди были разморены дневной жарой и сейчас наслаждались тишиной и прохладой. Это происходило, кажется, почти всегда. Сколько Олег себя помнил, вечера проходили одинаково, за исключением разве что первых трех лет после пышной свадьбы и долгого медового месяца, который был просто незабываемым.
Но почему-то мужчину не радовала совместная жизнь со своей половинкой, ему наскучила рутина от ужина до ужина — единственного времени, когда он видел жену, так как очень рано уходил на работу. Олег был престижным работником одной крупной финансовой компании, в которой полностью отдавался своему труду. Выходные дни, что постоянно ему давали, копились и копились, образовывая довольно большой отпуск.
«Нужно пройти прогуляться, давно не ходил по улице просто так» — подумал Олег.
Мысль появилась из неоткуда, словно ливень осенью, и незамедлительно затребовала выполнения, ей было невозможно сопротивляться.
Надев новые удобные брюки и накинув полосатую рубашку, мужчина окунулся в вечерний воздух. Таня не пошла с ним, осталась дома, желая отдохнуть лежа на диване. При всем притом, лицо ее не выражало особой радости, наоборот, в глазах висела какая-то неизвестная грусть. Женщина включила телевизор, выбрала первую попавшуюся программу и усталым взглядом стала смотреть на экран. Кажется, Таня даже не понимала, что происходит на экране.
Дверь хлопнула, повернулся дверной замок, экран телевизора погас.
Олег долго бродил по разгруженным от дневной суеты улицам, постоял напротив городского музея, прошелся по аллее, посидел на бордюре, отделяющего город от морской стихии. Мужчина давно не гулял просто так, он, конечно, ходил по улице, но это были, в основном, деловые встречи на свежем воздухе, которые не приносили нужного наслаждения.
Интересно, много ли людей, таких как Олег, бродило сейчас по улицам ночных городов всего мира? Какие тревоги терзали их беспокойные души? Все ли они найдут свое спасение, свое лекарство? Или же может они так и будут слоняться без цели, теряя счет времени, оставаясь навсегда потерянными?
Городской парк, покрытый тенью вечера и прохладой ночи, как магнитом притянул Олега к себе. Мужчина мягко ступил на скошенную траву, неспешно проплыл от одного дерева к другому, дошел до одинокой скамейки, устало упал в нее и поднял свой взгляд на звездное небо.
Время текло неспешно, как полноводная река поздней весной. Стояла сладкая тишина, слух ласкали и шелест листьев от легкого дуновения ветра, и далекие, неизвестные звуки, порождаемые городом, которые жили своей собственной жизнью: рождались, жили и пропадали без следа. В темноте послышались едва слышные, легкие шаги. На дорожку медленно вышел мужчина.
— Извините, вы не против? — Спросил незнакомец, указав на скамейку.
Олег опустил взгляд на пришельца.
— Да, конечно, — ответил мужчина после некоторого раздумья.
Незнакомец сел, тяжело выдохнув.
Затянулось молчание. Мужчины целых две минуты рассматривали друг друга.
— Можно задать Вам вопрос? — спросил Олег, слегка поднявшись на спинке.
— Конечно, — коротко ответил собеседник, хриплым, наверное, от долгого молчания, голосом.
— В этом парке сотни скамеек, которые сейчас пусты и ждут своих новых друзей и знакомых, но вы выбрали именно эту.
— Да, выбрал, потому что из всех пустых и одиноких есть одна, которая занята человеком, гуляющим в столь позднее время, а значит, его что-то тревожит, и мой долг помочь! — тихо ответил незнакомец.
Олег удивился странному ответу пришельца.
— Не у всякого же ночного гуляки кошки на душе скребут.
— Верно, — мужчина замолчал — но я же пришел сюда, значит ты именно тот, кто гуляет не от балды, и не от того что любит это делать.
У Олега медленно нарастало недоверие в лице собеседника, говорившего невесть о чем.
— Кто вы такой? — резко спросил мужчина.
Собеседник расправил плечи.
— А разве не видно? — собеседник улыбнулся — посмотри на эту старую куртку, которая давным-давно вышла из моды, посмотри на эти рваные джинсы, на бороду и усы! Взвесь тот факт, что я давно не был дома, так как он давно затерялся в тех километрах пути, что я прошел! Я пилигрим! Я одинокий странник, который видел тысячи людей, видел сотни городов! Я лекарь, считающий долгом исцелить любую душевную муку!
Ветер зашевелил кроны деревьев, пытаясь подчеркнуть всю силу слов, сказанных странным мужчиной.
— Лекарь? Пилигрим? — Олег начал медленно занимать удобное положение для того, чтобы уйти.
— Верно, — и я могу помочь тебе, Олег.
Мужчина замер в неудобном положении, приподнявшись от сиденья. Мысль о том, что этот ночной пришелец был каким-то пилигримом и знал, кому требуется помощь, и более того понимал, где искать, никак не могла уложиться в голове. Олегу ничто не мешало выпрямиться, уйти, не оглядываться, но он, сам не зная почему, сел.
— Ты все не можешь забыть тот месяц, проведенный на море, — тихо начал незнакомец.
В глазах мужчины появилось еще большее удивление, наравне со страхом.
— Вовсе нет, — начал, было, Олег, но замолчал.
— Дни бегут, и ты все сильнее не узнаешь ее, — продолжал пилигрим.
— Она такая, как и всегда, — снова осечка.
Ветер мирно шелестел пожухлой листвой, разгоняя ее в разные стороны от скамейки.
— И совсем ничего не изменилось? — спросил пилигрим, слегка наклонив голову.
— Ничего, — твердо начал Олег — разве что…
Собеседник молчал, даже не шевелился.
— Она стала холоднее…
— Лжецам нужна хорошая память, 1 — заметил пилигрим, с интересом разглядывая лицо собеседника.
Олег замолчал, признав поражение и не желая сопротивляться дальше. Он действительно с каждым днем все сильнее не узнавал свою любимую, с каждым разом Таня становилась более серой, в отличие от той яркой красавицы, что была раньше. Он помнил каждый светлый день, проведенный со своей второй половинкой, помнил каждый поцелуй, каждое прикосновение ее нежных рук… Все медленно рушилось: жизнь становилась скучной, ленивой, не желающей менять свое привычное русло, самый дорогой человек на свете становится все более чужим, будто он и не знает ее вовсе.
— Что мне делать? — тихо спросил мужчина, опустив лицо в свои ладони.
— А разве это не очевидно? — удивился собеседник — дай ей почувствовать то время, дай ей понять, что твоя любовь не гаснет, и огонь страсти никогда не покидал твоего сердца! — ответил пилигрим, будто прочитал мысли, быстро промелькнувшие в голове Олега.
За занавешенным окном тонкой шторой медленно садилось жаркое солнце, освещая вечернее небо в драгоценное золото. Температура медленно опускалась, и от дневной удушливой жары не оставалось и следа. В траве громко стрекотали цикады, в воздухе летали мелкие мошки.
За окном виднелась комната, ярко освещенная солнцем. За столом сидела женщина, нет девушка с лучезарной улыбкой, ее голубые глаза светились радостью.
На столе лежали три квадратных листа бумаги: два билета на солнечный морской курорт из далеких воспоминаний, и какая-то бумага, исписанная ровным почерком.
Это было заявление на увольнение.
1 Квинтилиан. Institutions Oratoriae Глава 2,91
Свидетельство о публикации №117053106662