В мой стих, как в дом, случайно вхожий

В мой стих, как в дом,
случайно вхожий,
очков стекляшечки протри,
перед тобою
непохожий
поэт,
сработанный, как дрин.
Не Маяковский,
тот горластый,
весь мир надолго рассмешил,
когда играл трибуна власти
и в революцию спешил.
Наодолжился он хвалебных
у Музы
ритмов, рифм и слов!
Как на церковные молебны
его в политику несло.
Ну, дьявол с ним!
Поэт огромен,
простят и славу и грехи…
А мне б –
моих сто граммов кроме,
лимон к ста граммам
и стихи.
Да ты –
по случаю зашедший –
стиха печатного полпред.
Хоть для тебя
я – сумасшедший,
и сочиняю «вредный бред»…

Со мной за здравие не выпьешь?..
Начнём тогда за упокой.
Стихами
дурь с башки не выбьешь,
душе –
не вымолишь покой…

И не трудись меня заверить,
что мог полезным быть
и я:
мир – властоманы
или звери
в прогнившем брюхе бытия.
Одним –
в том брюхе –
власть
во спеси,
другим –
их право бык слизал.
Все стонут, плачут, врут
и месят
тот мир на крОви и слезах.
И каждый держится у флага,
хвалу которому поёт:
не за идею,
а за блага,
и не поёт,
а продаёт…

И все они
любовь душили,
чтоб властвовать в твоей душе.
Христа опять
к кресту пришили,
без воскресения уже.

А мы –
Хоть выверни карманы! –
почти без денег и грехов,
не наркоманы,
а гурманы
вина, беседы и стихов…

Ну что – налить?..
За Фета, Блока…
За дрин,
что хочешь обтесать…
Писать неплохо –
тоже плохо,
заслуга –
искренне писать…

Теперь – увы! – другому рады:
не вглубь нацелены,
а вверх,
и стиховарят
вместо правды –
из слов
цветастый фейерверк…

Садись, не стой,
как наважденье,
ведь ты…
единственный, кто был
на дне забытого рожденья,
на жизни дне,
на дне судьбы.