Любовь

— Да что мне ваша чахотка?! Начхать на неё хотел! Тоня, собирайся домой! Баста! Ещё гриппа тут не хватало, – в палату зашёл бодрый дед.
 
Я лежала с тремя пожилыми женщинами. Вере Павловне было восемьдесят шесть лет, Юлии Сергеевне семьдесят восемь, а Антонине Петровне семьдесят пять. Накануне вечером нам всем стало очень плохо. Кто-то притащил в отделение грипп. Бабушки с горем пополам уснули ближе к полуночи, а я давилась кашлем и, чтобы их не разбудить, вышла в коридор. Тянуло куревом с лестничной клетки, слышались пьяные голоса. Видимо, опять раздобыли фунфырики и гужуют. В полутьме добралась до туалета и раскашлялась так, что пошла кровь. «Плохо дело», – не успела подумать я, как зашла заведующая отделением. Ночное дежурство. Маски на лице не было. Вход в служебный туалет был через туалет для больных. Увидев кровь в раковине, она сначала замешкалась, а затем быстро прошла мимо. Я дождалась её в коридоре и сказала, что бабушкам плохо то ли от химии, то ли от гриппа, но ответа так и не последовало. Она заглянула на лестничную клетку и молча прошмыгнула в ординаторскую. Завтра опять будет чистка, повыгоняют тех, кого поймали с фунфыриками, но всё равно вернутся через некоторое время. Вечная карусель. До смерти.

— Разнесу вашу больницу к чёртовой матери! Раздолбаю на хрен... да на х... эту шарашку! Сейчас увидел, прямо в коридоре курят, весь дым к вам тянет. Девчонки, простите, вырвалось!
— Вась, не шуми, не связывайся с ними. Там очень опасные больные есть. Маску надень, сто раз ведь говорила!
— Я тебе сказал, плевать я хотел на ваш туберкулёз! Пошли домой! Жили без него, поживём с ним, – рассмеялся вдруг он, – ну, ладно, ладно. Вот я тут тебе молока принёс, печенья, мандаринов. Что ещё?.. ладно... ладно, пойду. Вечером приду.

Позвали на обед. Из ходячих нас было только двое – я да Антонина Петровна. Вере Павловне и Юлии Сергеевне еду приносили в палату. Антонина Петровна взяла палку и пошла, переваливаясь с ноги на ногу, как утка. Каждый шаг давался ей с трудом, но она категорически отказывалась, чтобы ей тоже носили еду в палату: «Нет-нет. Я сама. Полежать ещё успеем!..»

— Вот ведь... раздобрела я к старости, отъела кардан! Лен, чего сидишь? Давай, обед стынет!..

— Ой, девочки! Можно к вам? – к нам подсел бомж из новеньких в очках, державшихся на резинке вместо дужек.
— Ой, мальчик! Счастье-то привалило, – ответила я и услышала хохот вокруг.

Он источал жуткую вонь. Аппетит пропал напрочь. Я кое-как впихнула в себя несколько ложек супа и встала из-за стола. Антонина Петровна поднялась за мной. Выходя из столовой, мы услышали, как кто-то сказал: «Ты бы, брат, помылся для начала!».

— Лена, давай тут у окна постоим, не хочу в палату.

На улице буранило. Двор больницы завалило снегом. Охранник начал чистить дорожку, но вскоре бросил лопату и зашёл внутрь.

— Я ведь родом из деревни на границе с Татарией. Голожопое же, голодное детство после войны было. Зимой не в чем на улицу выйти, а мы – бегом на горку. Бабка нас рОстила. Печку натопит и на неё закинет спать. И ведь не болели, Лен! Откуда эти палки взялись на старость лет, а? Скажи! – она никак не могла смириться с диагнозом. – После школы приехала в город. Так и не выучилась. Пошла на стройку каменщицей. Смотри, какие у меня руки! Сколько домов сложили!

Она протянула ко мне большие мозолистые ладони.

— Там со своим Гнатюком и познакомилась. Электриком работал. Он же с Украины, здесь служил и остался. Совсем молодыми поженились. Сын и дочь родились...
— А что дочка-то к вам не приходит?
— Боится...
— Так маску же можно надеть, хоть две. Или на улице встретиться.
— У меня правнучка недавно родилась, живут вместе, вот и боятся.

Каждый раз она находила оправдание для дочери и украдкой плакала после разговоров с ней по мобильному телефону. Сын приезжал пару раз, останавливая свой крутой внедорожник так далеко за воротами, что матери приходилось долго идти.

— Ничего, ничего... – она закашлялась, – Вася не бросает. Гляди, лёгок на помине, – зазвонил её мобильник. – Алло! Чего? Что не можешь найти?.. в буфете посмотри. Да-да. Не приходи вечером. Смотри, как снег валит. Сиди дома. Да не надо! Ну, ладно-ладно...
— Вот ведь, приду всё равно, говорит.

— Гнатюк, готовьтесь! Сейчас капельницу принесу. И вам тоже назначили. Кровохарканье было ночью? – к нам подошла дневная медсестра...

— Смотри, смотри, голубки-то наши воркуют, – Юлия Сергеевна сидела у окна и докладывала нам обо всём, что происходит снаружи. – Какой снег! Всё белым-бело. Вон школьники с пестерями пошли. Уроки закончились, поди. А наши уже час стоят. Снежная баба и снежный дед! Каждый день, гляди-ко, приходит. Каждый день да не по разу!

— Любовь... – добавила Вера Павловна.

Он приходил к ней каждый день в течение пяти месяцев. Дочь так и не появилась.