в петропавловске полночь

в петропавловске полночь. а здесь весна. льют, как прежде, водою, времен дожди.
ты давно в полнолунья не жаждешь сна, обреченно пьешь кофе со вкусом лжи.
обезбашенно смотришь сквозь зеркала, невидимкой для тех, кто давно в стекле.
в петропавловске полночь. в тебе зима. и ведь дело не только в одном вине.
а ведь ты же хотела любви. как все. чтобы омутом в душу, слезой в глаза,
звезды в небе сошлись в туч больных шоссе. а вокруг непроглядная пустота.
а вокруг только ты. и кромешный дождь. льет на стекла огни фонарей. и сплин.
сквозь обои торчит не забитый гвоздь. фотокарточка в клочья. а гвоздь.../блин/
все торчит над душой. идиотский дождь. и фонарный проспект достает огнем.
где там бродит луна /?/, неземной вождь. ты за нею готова сейчас идти.
ты готова. вот так же, как он. тогда. ледяною каемкой бессонных снов.
полночь гасит сознанье. зима. весна.
утро солнцем излечит болезнь. любовь.


безболезненно вены расчерчивал неба скальпель,
линчевал до рассвета, питая надежды чаем.
ну, еще хоть немного, последние тучи-капли,
и увидишь край света. такой себе призрак рая.
и шептали гардины всю ночь, сквозняков порывом,
что к утру ты уснешь, заблудившись в мечтах и звездах,
что порезы от неба считаются в жизнь обрывом.
и что можно лететь. к не своим. берегам и гнездам.
а на пол опадала труха от сгоревших мошек.
или это следы воскрешения тела в феникс.
ты хотела б уйти, без балды. и без хлебных крошек.
и метлу превратила в тряпье, и в обычный веник.
маргарита из снов. в рваной солнцем ночной рубахе,
ты смогла не простить. и не стать изваяньем мести.
ты сегодня ветрами прижата к оконной плахе.
небо, словно палач. и луна, как нательный крестик...

***
пляшут черти-огни на стекле, отражаясь в утро.
и стихи застывают кровавой зарей рассвета.
ты его не вини. он всегда поступает мудро,
уходя уходи.
тишиной, уводящей в лето.