Ни на Думской ни в Сохо

Сегодняшний день и мы мертвы заживо.
Я мог бы пытаться приличнее петь,
а на  х*у*й*  с другой стороны так стараться,
и напрягаться, на  х*у*й*  потеть.
Кому оно надо?
Ты молодая и депрессивная.
Свобода похожа для многих на смерть,
нет смысла просить у среды понедельника, сердце в пакете не будет стареть.
На дне моего холодильника.
Но как я устал быть дико уставшим,
всё заебло, ебись оно в рот,
как покойник за свет хватаясь и лаясь, встречаю с шалавами я Новый год.
Игрушки побили и выпили красного.

Но почему у нас вены из стали,
милая frau  мы себя наебали,
по мертвому радио вечный хит-тишина,
как и в доме напротив,
кто-то за окнами кривляется-корчится,
я изучаю своё одиночество,
нет в этом мире кого-либо хуже, чем мы,
а нам лучше быть и не хочется.

На улицах толпы, как это привычно,
они дико кричат и бегут за вином,
или за водкой, или за чем-то, черт его знает, не знаю, мне всё ровно.
Незнакомый район,  ни вырубить здесь ни единого грамма.
О, мама!
Наверное, кто-то сегодня откинется,
отправиться в отпуск  в кислотный дом,
по путевке тур-фирмы по разведению лохов, не встретит следующий год,
ни в Петербурге на Думской, ни в Сохо.
Я верчу ручку, на всех волнах тишина нервно глючит.
Мёртвое радио сегодня мертвей себя,
и как там у Роттена Джони  из Лондона всё «No Future!»
И «No Future for you!» господа.




2014 год.