O sole mio...

— Лен, к тебе новенькую подселили. Закончилась твоя халява! Вроде бы, она палки не сеет, – засмеялась моя бывшая соседка по палате Наташа. В отделении часто тасовали пациентов, в зависимости от анализов.

   ...На кровати, уставившись в одну точку, сидела хорошо одетая женщина. Пальцами с длинными ногтями, покрытыми ярко-красным лаком, теребила носовой платок.
— Как вас зовут? Меня Елена...

     Она никак не реагировала на меня.

  ...Я постучалась в ординаторскую и попросила выйти заведующую отделением.

— Светлана Владимировна, моя соседка, по-моему, не в себе, бурчит что-то.
— Есть такое. Вызовем психиатра на консультацию. Но она не буйная, не бойтесь. Колющее и режущее припрячьте на всякий случай, антибиотики могут добавить... усугубить её состояние.
— Что мне делать? Как вести себя?
— Ну, что вы хотите? Куда её девать? Я не могу вам отдельную палату предоставить. Туберкулёз – главенствующий диагноз, мы обязаны лечить всех. Она, по-моему, из Италии только что приехала. Депортировали. Долго там жила. Разговори её, Лена. Давно ты тут лежишь. Помоги ей. Верой её зовут. – Заведующая вдруг перешла на «ты».

— Вера... Вер, – вернувшись в палату, я застала её в той же сгорбленной позе, – Вер, ты как тут оказалась?.. – она впервые посмотрела на меня и сказала:
— У меня было всё – муж, сын, машина, дом... я всё потеряла.
— Ты где жила?
— В Перудже.
— Сколько лет?
— Десять.
— Почему в Италии не лечилась?
— У меня украли документы.
— А муж и ребёнок? Можно же восстановить!
— Мы не были женаты. Он забрал сына. Я жила в приюте. Я всё потеряла. Я всё потеряла!..– она опять впала в транс и повторяла одно и то же.
— Вера, пойдём в столовую обедать. Пойдём.
— Я не хочу есть, отстань.
— Ты должна есть, чтобы вылечиться. Ты хочешь вылечиться и вернуться в Италию?
Услышав про Италию, она вдруг вскочила, суетясь, лихорадочно порылась в вещах, достала чашку с ложкой:
— Хочу в Италию, хочу вернуться. Всё сделаю.

    Я поняла, что из транса её могут вывести только разговоры об Италии.
С тех пор Вера стала моим хвостиком, слушалась только меня.

— Лена, там страшные какие-то стоят около туалета, все в наколках. Проводи меня.
— Сколько тебе лет?
— Сорок пять.
— Чего боишься? Не тронут. Такие же больные.
— Пойдём со мной... пойдём со мной... – она опять впала в пограничное состояние.
— Ну, хорошо. Я поговорю с ними. Не бойся. Пойдём.

— Лена, скажи своей итальянке, может, тебя послушает, – в палату зашла постовая медсестра,  – через каждые пятнадцать минут просит градусник температуру померить. Надоела хуже редьки. Скажи, что тридцать семь и пять — нормальная температура для туберкулёзных. Забери её с поста, пожалуйста. У меня и так голова кругом идёт!..
— Вер, пойдём, пойдём! Это очень хорошо, что у тебя температура есть. Не надо её сбивать. Твой организм борется. Всё будет хорошо.

— Лена, пойдём покурить!
— Я не курю!
— Пойдём со мной... пойдём со мной...
— Ну, хорошо.

— Лена! Через две палаты двое умерли! Я видела, как больные в одеялах выносили. – Вера влетела в палату и затряслась. — Я тоже умру? Я умру? Я умру!..

     Умирающих пациентов обычно помещали в отдельную палату. Все это знали. Молодой парень умер в семь утра, мужчина лет пятидесяти – через пару часов. До этого была долгая  ночь агонии. Медсестра и санитарка бегали туда-сюда, оставляя дверь приоткрытой. Стоны пронизывали коридор и просто разрывали сердце... Я почему-то запомнила точное время первой смерти. Выходя из палаты, столкнулась с санитаркой:
— Всё, Игоря больше нет... только что. Я посмотрела на часы...

— Я тоже умру! Я не увижу Италию. Я не увижу сына. – Вера бегала от окна к кровати и обратно.
— Вер, ты не умрёшь, не умрёшь. Пей только лекарства. Всё будет хорошо.   

     Но она не слушала меня и продолжала лихорадочно ходить по палате.

— Вера, спой мне на итальянском. Ты же говоришь по-итальянски? Где находится Верона? В Тоскане? У меня стих родился сейчас, – я пыталась отвлечь её. – Спой что-нибудь.
— Спеть?.. – она остановилась, села на кровать и вдруг запела: — O sole mio...
Голос оказался очень красивым, глубоким.  Я стала подпевать. Мы пели и плакали... каждая о своём. Дверь в прошлое закрывалась...

...‘O sole,
‘o sole mio,
sta ‘nfronte a te,
sta ‘nfronte a te!

(...солнце,
моё солнце,
светит на твоём лице,
светит на твоём лице!)

.......................................